гонца, дабы подошли они ближе. В правой руке католикос держал
хатишариф, [данный] католикосу Филиппосу, /
222б/ а в левой прошение. И, воздев руки, жалобно плакал и горько рыдал. И повелел царь взять у него бумагу. Склонил патриарх голову и сказал: “Дал я обет поцеловать ноги государя и своей рукою дать ему бумаги”.
Позвали католикоса к государю. Увидев, что плачет он, сказал царь: “Не плачь, старец” — и взял бумаги. Католикос же, обняв его ноги, прикасался к ним лицом. Наклонившись и взяв его за подбородок, царь поднял его и сказал: “Не плачь, отец, ибо исполню я твою просьбу”. И, развернув хатишариф, сказал: /223а/ “Я ее дал. Кто это противится ей?” И открыв и прочитав прошение, спросил: “В какой стране находится Учкилиса?” “В Персии”, — ответил гаймагхан. Спросил царь: “Почему же он не идет за правосудием к персидскому царю?” Ответил гаймагхан: “Враг его находится в нашей стране”. Говорит царь: “Что же он может сделать персидской стране, если находится в наших пределах?” Отвечает гаймагхан: “Послушай, о счастливый! Армяне имеют два главных места для молитв. Одно, что зовется Иерусалим, находится в твоем государстве, в Аравии. Каждый год приходит туда на паломничество неисчислимое множество [людей] из Персии, платит большие пошлины в пути /223б/ и дает бесчисленное количество денег Иерусалиму. И увеличиваются [богатства] царской казны. Посылают также в три года раз людей в страну Персидскую, собирают они [там] много золота, серебра и шелковых одежд и привозят их в Иерусалим. И это на пользу нашему народу. Из нашей страны немногие отправляются в Эчмиадзин, а если и идут, то дают столько, что это [даже] не оплачивает съеденного и выпитого ими. Раз в три года они также посылают в нашу страну нвирака, однако у нас дают ему не столько, сколько они дают, но мало. Наши десять домов не дают столько, сколько их один дом, и даже это не хочет давать им Егиазар. Если шаху сообщат об этом, он строго запретит /224а/ своим людям ходить в Иерусалим, запретит нвиракам приезжать. От этого будет великий ущерб нашему государству, и может начаться война между двумя государствами”.
Услышав это, ужаснулся хондкар Махмет и сказал гаймагхану: “Повелевается тебе позаботиться обо всех делах его, а голову врага его вскоре принести мне”. Сказав это, пошел он в молельню. И гаймагхан исполнил все, что повелел ему царь. Изъял из [дафтаров] дивана 200[186] марчилей муката, приказал приготовить хатишариф и дал его католикосу, приказав гнать /224б/ от дверей своих всех его врагов. Тогда прибыл к католикосу Егиазар, и помирились они. Отправился католикос в Иерусалим, а затем торжественно вернулся в Святой Эчмиадзин. И правил он католикосатом так, как следует.
/225а/ Глава XLI
О ВОЗВРАЩЕНИИ КАТОЛИКОСА В ЭЧМИАДЗИН И ПРЕБЫВАНИИ ЕГО В ЗАКЛЮЧЕНИИ
В то время когда католикос Акоп находился в Константинополе, умер Аббас, хан Еревана[187], и вместо него прибыл Сефи-хан, родом из лезгин. По прибытии своем представился он всем вначале хорошим, но потом стал злым.
Однажды отправился он на прогулку и дошел до пруда, устроенного [по приказанию] католикоса. Увидел он пруд, и сад, и красоту места и пожелал их себе.
И отправил он к блюстителю престола вардапету Матевосу [человека] и попросил то место. Однако блюститель престола ответил: “[…] не могу дать, ибо владетель их находится в стране греков[188]. Быть может, /225б/ вернувшись, станет он нас хулить и порицать, и даже превратимся [мы] в предмет насмешек”.
Услышав это, глубоко оскорбился хан, словно стрела вонзилась ему в сердце.
Вернувшись в свою резиденцию, в Святой Эчмиадзин, католикос Акоп отправился к хану, взяв с собой достойные дары, и долго говорили они о войне в стране османской и о многих других вещах.
И случилось хану опять прийти в Эчмиадзин. Придя и посмотрев на пруд, хан опять попросил его [для себя]. Говорит католикос: “Как можем дать мы /226а/ его тебе, если он является нашей жизнью, источником воды для посевов и местом отдыха наших монахов?” Говорит хан: “Обменяй его на сад или продай”. Отвечает католикос: “Мы сделали его вакфом Эчмиадзина, поэтому не может он выйти из-под его власти”. И на сей раз обиделся хан, ибо дважды презрели слова его. И задумал хитростью заманить престол в ловушку.
Спустя несколько дней пошел католикос к хану и говорит: “Я хочу отправиться к шаху и получить его повеление относительно меня”. Говорит хан: “Ты не езди, мы здесь позаботимся о твоем деле”. /226б/ Говорит католикос: “У нас много долгов, поеду туда, чтобы собрать деньги и уплатить долг”. Говорит хан: “Здесь возьмем у купцов и отдадим твой долг”. Говорит католикос: “Если возьмем у купцов, из каких [средств] возместим им? Есть у нас у врат царских и другие дела, ради них также должен я ехать”.
Сказав это, вышел он и спустя несколько дней отправился. И достиг он Астапада.
Меж тем хан стал раздумывать, говоря: “Я много оскорбительного сказал ему; быть может, поедет и пожалуется на меня шаху вместе с другими недовольными /227а/ и накликает на мою голову беду”. И послал он поспешно вслед за ним воинов, наказав: “Где бы он ни был, найдите его и доставьте ко мне”. Поехали воины в Астапад и, насильно приведя его в Ереван, сообщили об этом хану. Призвал он католикоса к себе и говорит: “Я же сказал тебе не ездить, ибо здесь позаботимся о деле твоем. А теперь отправляйся в Ереванскую пустынь, а я уплачу твои долги”. И так посадил он его под стражу и приставил к нему некоего мусульманина по имени Апаг, которому наказал хорошо его охранять, чтобы не убежал.
Меж тем католикос послал /227б/ ему резкое послание: “Я шел к ногам шаха, а ты заключил меня, как приговоренного к смерти. Если заслуживаю смерти, убей меня, если же нет, почему сижу в тюрьме?” Хан ответил ему: “Я не убью тебя и не освобожу. Живи там, пока умрешь”.
Сам же собрал всех видных и богатых людей и взял у них 130 туманов под предлогом, что, мол, “заплатим долги престола, а после вам все возместят люди Эчмиадзина”. И всех обманул, сам все сожрал, /228а/ а католикосу денег не дал. Так превратил он католикоса в заключенного, а сам тешился пустой надеждой.
Глава XLII
О БЕГСТВЕ КАТОЛИКОСА И ГИБЕЛИ ХАНА
Не знал он, что все, что сделал
