– У меня претензий еще больше: вы изгнали из страны Магнетизма весь клир!
– Ну, этому легко помочь, – дружелюбно сказал Иван. – Когда они познакомятся с текстом наших vesperae, быть может, они тоже войдут во вкус.
Этой репликой Иван разом всех покорил. История с vesperae была уже всем известна, ибо графиня Теуделинда справедливо решила, что будет лучше, если она сама расскажет о ней знакомым, чем если они услышат ее от посторонних. Однако шутить над этим в присутствии священника никто не осмеливался. Все считали это весьма серьезным делом. И теперь, увидев, что сам святой отец смеется над шуткой Ивана, да так, что у него слезы из глаз катятся, господа признали, что Беренд Kreuzfidel {веселый малый (нем.)}, с которым можно хорошо провести время.
Ведь он «adeptus» {«посвященный» (лат.)}. Ему знаком наш жаргон, он знает, над чем мы смеемся и как, а люди не нашего круга в это не посвящены.
Этому можно сказать «ciau!» {«привет!» (лат.)}.
«Славный малый этот ученый! Надо ему устроить хороший денек!»
– Правда, что ты никогда не пьешь вина? – спросил капитан Ивана.
– Раз в году пью.
– А в этом году еще не было anniversaries {ежегодного праздника (лат.)}?
– Нет.
– Ну, тогда выпьем сегодня сразу за целый год! Кто с нами?
Часть мужского общества – несколько юных ловеласов и, как водится, танцоры – вернулась в зал. Дамы после чая обычно танцевали под рояль кадриль, а если настроение поднималось, то и чардаш; граф Иштван не покидал зала, пока не уходил последний ученый и поэт, и шел домой лишь тогда, когда видел, что общество собирается расходиться. Но расходились не все, кое-кто из гостей вместе с графом уединялись в его апартаментах, занимавших во дворце графини Теуделинды весь третий этаж, и там развлекались на свой лад.
В боковых комнатах, откуда шум вниз не доносился, шло веселое застолье, поднимались бокалы с шампанским, произносились тосты.
Тут Иван показал себя еще с одной стороны: он умел пить. Тосты его были осмысленными, шутки остроумными, анекдоты новыми и забавными. И потом, сколько бы он ни пил, настроение его ни на йоту не менялось. Он оставался спокойным и веселым.
– Brader! {брат! (нем.)} – заплетающимся языком обратился к нему часов около двух граф Геза. – Мы договорились с капитаном, если ты напьешься, отвезти тебя домой и уложить как полагается. Но, прости, дорогой друг, магнетический рыцарь, я и сам не знаю, как скатиться по лестнице, совсем раскис. Так вы уж продолжайте с капитаном без меня фантазировать.
Он лег на кушетку и уснул.
Над его откровенным признанием посмеялись. Иван смеялся со всеми вместе.
Прозвище «магнетический рыцарь» так и прилипло к нему.
– Noraen est omen {Здесь: имя выдает характер его владельца (лат.)}, – заявил Иван. – Мое имя «Иван» означает «getrunken»! {«выпивший» (нем.)} – Но признайся, – сказал капитан, – с моей фигурой, наверное, и в стране Магнетизма не полетаешь.
– Не знаю, как ты себя оцениваешь, – произнес Иван, – но, насколько мне известно, единственный, кто не «волат», это «шкиз». (Для непосвященных, а вероятно, таких много, объясняем, что «шкиз» – это лицо, облеченное высшей властью, обладающее некой infalibilitas {непогрешимостью (лат.)}, портреты его обычно рисуют в расшитом облачении, лицо это превыше всех королей и пользуется всеобщим почетом. А «волат» {термин при игре в тарок. Означает «бито». Одновременно игра слов: «волат» означает еще и «летит»} – пароль вольных каменщиков, означающий такое положение, когда попранное право вынуждено в течение некоторого времени покоряться фактической власти.) – А! – проговорил капитан. – Так ты и в этом разбираешься? А в карты ты играешь, ученый муж?
– Раз в три года.
– Маловато.
Почему маловато, он не успел сказать, так как снизу пришел граф Иштван и сообщил, что общество уже разошлось, графиня отправляется на покой, поэтому следует положить конец шумным развлечениям. Все нашли это вполне естественным.
Но о возвращении домой не может быть и речи, – сказал маркграф Салиста. – Сыграем в тарок! Нечего попусту терять время, отведенное для дела.
– Кто будет играть?
Прежде всего, разумеется, господин аббат – для него это научное занятие. Затем граф Оскар – у него это страсть. Третий – капитан, для него это metier {ремесло (франц.)}. A кто же четвертый?
– Ну-с, мой ученый друг?
Граф Иштван счел не лишним заметить гостю, что господа играют всегда крупно.
– Ах, что вы! – воскликнул маркграф Салиста. – По крейцеру за point {очко (франц.)}.
– Это верно, но, играя на крейцеры, за одну партию можно проиграть семьсот – восемьсот форинтов. Они тут тарок в азартную игру превращают.
Иван улыбнулся.
– Я ежедневно играю в азартную игру с крупнейшим вельможей, имя которому – природа. Каждый день ради ничтожной прибыли я ставлю на карту все мое состояние.
И он придвинул стул к зеленому карточному столику.
Хорошая это игра, которой заняты сейчас господа. Ее и в селах любят, только там еще не сообразили, как ее можно сделать азартной. Обыкновенно азартные игры не требуют ничего, кроме везенья и отваги. Даже мертвецки пьяный человек может выиграть. Но в тароке слепая удача, везенье, глупая случайность соединяются с расчетом, предусмотрительностью, осторожностью и риском. При игре в тарок приходится следить не только за картами, но и за лицами партнеров. Нужно быть Лаватером и уметь читать по лицам партнеров и Тартюфом, который не позволяет прочесть что-либо по своему лицу. Великим артистом, который выражает отчаяние, когда рад, и хорохорится, когда испытывает страх. Полководцем, составляющим при каждом повороте игры новый план сражения, Боско, еще при сдаче угадывающим, у кого какие карты на руках. Великодушным партнером, способным, если «надо», на жертву ради «будущего», ради «общего дела».
Поэтому господа очень жалели Ивана, когда он сел к карточному столу с тремя столь маститыми игроками. Эта игра не для человека, берущего в руки карты раз в три года и притрагивающегося к бутылке с вином раз в год. В особенности если тот и другой случай приходятся на один день.
В семь утра партнеры встали из-за стола.
Отставив стул, маркграф Салиста сказал Ивану:
– Ну, приятель, великое счастье для общества, что ты только раз в год пьешь и раз в три года играешь. Занимайся ты этим ежедневно, в подвале ялича не осталось бы вина, а в кассе Ротшильда – денег.
Иван очистил всех троих ad perament saccum {Здесь: до последнего гроша (лат.)}.
– Н-да, он все умеет! – вздохнул господин аббат.
– Ну, выпьем еще на прощанье! – сказал маркграф. – Где абсент?
И он наполнил два бокала для шампанского ядовитым, крепким зельем, отсвечивающим зеленью, которое умные люди, стесняющиеся своего ума, потягивают из рюмок величиной с наперсток.
– Ну, а это напоследок.
Граф Иштван только головой покачал, услышав шутку, но Иван поднял бокал, чокнулся с капитаном и залпом выпил крепчайший абсент.
И, как человек, сделавший все, что от него требовалось, вежливо попрощался с графом Иштваном, который просил его и впредь считать себя желанным гостем в его доме. Иван подождал господина аббата, и они вместе удалились.
А вот маркграф Салиста с трудом добрался даже до передней. Доза абсента была все же чересчур велика! В передней он удивил друзей тем, что схватил каракулевую шапку Ивана и не отдавал ее, утверждая, что она принадлежит ему. В конце концов пришлось Ивану ехать домой в военной с золотыми пуговицами фуражке маркграфа.
А когда все вышли на лестницу, капитан решил доказать, что он из страны Магнетизма, что у него есть крылья и он умеет летать. Ивану и аббату с трудом удалось свести его с лестницы на второй этаж. Но здесь Салисте взбрело в голову зайти к графине Теуделинде и поблагодарить ее за то, что она до конца выслушала его жалкое выступление, ибо он и есть тот самый ученый, который сегодня читал здесь доклад, и он проломит череп каждому, кто посмеет в этом усомниться. Его нельзя было сдвинуть с места до тех пор, пока какая-то служанка не протянула ему из-за двери руку, которую он поцеловал. После этого его с трудом втолкнули в наемный экипаж, а в отеле Ивану пришлось тащить его на себе в номер, потому что к тому времени он уже вообще ничего не соображал.
В полдень господин аббат доложил графу Иштвану о времяпрепровождении вчерашних гостей. Маркграф Салиста лежит в постели, как гнет в бочонке с кислой капустой, и спит, а Иван сидит за письменным столом и пишет письма.
– Да, крепкая у него голова! – сказал граф Иштван.
– Нерастраченные силы… – заметил аббат, оглянувшись, не слышит ли его кто-либо из sequioris sexus {иного пола (лат.)}.
В обществе за Иваном так и осталось прозвище «магнетический рыцарь».
С того вечера магнетического рыцаря видели повсюду: он наносил визиты, его избрали постоянным членом клуба, куда он захаживал и раньше после того, как его привел в клуб господин аббат. Но ведь в клубе, как и на земле, пять частей света, и обитатели его, как Lepidoptera {бабочки (лат.)}, принадлежат к трем классам: дневные бабочки, вечерние и ночные. Днем ученые члены клуба занимались в здешней библиотеке, располагавшей богатейшим и интереснейшим собранием книг, вечером с шести до восьми там играли в вист и вели беседы о политике судебные заседатели и стряпчий, от восьми и за полночь залы заполняло высшее общество. Поэтому не раз случалось, что люди, ежедневно посещавшие клуб, никогда не встречались друг с другом.
