Фейт стиснула руки.
— Джейк.
Он резко повернулся к ней. Плечи его рубашки потемнели от дождя.
— Элеонора дала мне выпить. И накормила.
— Джейк. — Фейт неожиданно испугалась. — Что случилось?
— Ничего. — Его взгляд нельзя было бы назвать осмысленным, и в нем не было никаких эмоций. — Ничего не случилось, — повторил он. — Элеонора накормила меня вкусным ужином, и мы немного поговорили. А затем…
— Что тебе сказала Элеонора? — перебила его Фейт. — Что-то про Гая?
— С Гаем все в порядке. Я так думаю. Впрочем, я его не видел. Она заставила меня съесть его ужин. — Джейк поежился. — Это было забавно, но я все время вспоминал сказку про Ханса, Гретель и старую ведьму. Мне казалось, что она откармливает меня, чтобы посадить в печь. Но про Гая она почти не вспоминала. Нет, она рассказала мне про папу.
— Про папу?
Фейт была в изумлении.
— Элеонора сказала мне, что у папы связь с Линдой Форрестер.
В голове у Фейт стало холодно и пусто. Она смотрела на Джейка, а он на нее — широко раскрытыми глазами.
— Элеонора — сука. Я не понимал этого раньше. Бог знает, почему Гай женился на ней. В общем, я пошел к Линде. Она все отрицала, и я решил, что все в порядке и, конечно, папа так бы не поступил. Он ведь не пошел бы на это, правда? — Джейк нахмурился. — Но когда я ушел от Линды, я начал думать, а что еще она могла сказать? «Да, Джейк, я уже полгода сплю с твоим отцом», — произнес он фальцетом, пародируя женский голос.
— Это сплетни, Джейк, — прошептала Фейт. — Гнусные сплетни.
И вдруг ей стало плохо — она вспомнила разговор в парке. Джейк, видимо, заметил, как изменилось ее лицо.
— Что с тобой? — Он подошел к ней. — Что?
Фейт покачала головой.
— Ничего.
Он схватил ее за плечи и встряхнул.
— Рассказывай.
Слезы брызнули из ее глаз.
— Одна знакомая говорила мне, что у Линды роман, вот и все. Она не знала, с кем. Джейк, мне больно!
Он уронил руки. Лицо его было пепельно-серым.
— Все это ложь, Джейк, — причитала Фейт, глядя, как он торопливо застегивает пуговицы рубашки. — Чудовищная ложь. — По ее лицу текли слезы. — Папа не смог бы поступить так с мамой. Он любит ее!
Джейк сгреб со стола свои ключи и мелочь, сунул в карман и схватил куртку.
— Куда ты, Джейк? — крикнула Фейт ему вслед.
Но единственным ответом был звук хлопнувшей двери.
Он ждал в дверном проеме напротив дома Линды Форрестер. Если понадобится, он будет ждать вечно, решил Джейк.
Он вспоминал очевидное изумление Линды, обиду в ответ на его обвинения, внезапный порыв сочувствия. Вспоминал, как кончики ее пальцев гладили его лоб, отвлекая; как прижималось к нему ее податливое мягкое тело, вытесняя из головы все мысли. Слишком просто, с яростью думал он. Слишком просто.
Время от времени еще грохотал гром, и улицы то и дело освещались вспышками молний. Дождь стучал по тротуару и стекал в водосточные канавы. Гроза была подходящим аккомпанементом к событиям последних суток. Стоя в засаде, Джейк курил сигарету за сигаретой и ждал. Кто-то спешил домой с ночного дежурства, громыхала телега молочника, скользили на мокром асфальте шины велосипеда, на котором мальчишка развозил газеты.
Затем он увидел черное пальто и шляпу, на расстоянии услышал звук знакомых шагов. Джейк бросил окурок на тротуар, раздавил его каблуком и глубже вжался в тень. Сквозь сиреневый грозовой сумрак он увидел, как отец нажал кнопку звонка квартиры Линды Форрестер. Через некоторое время в темной щели открытой двери мелькнул водопад светло-лунных волос. Пряди этих волос Джейк пропускал сквозь пальцы прошедшей ночью, прижимался к ним губами. Воспоминание заставило его вздрогнуть.
Джейк увидел, как Линда бросила быстрый взгляд налево и направо вдоль улицы. Проверяет, не следит ли он за ней: он заставил ее нервничать. Из складок плаща Ральфа появился потрепанный букет цветов. Они поцеловались. Джейку стало не по себе. Затем отец ушел. «Не сегодня, милый» — значит, она держит его на поводке.
Он услышал щелчок закрывшейся двери и подождал, пока Ральф не скроется за углом. Затем перешел дорогу и нажал на звонок.
В этот раз Линда не сняла дверную цепочку перед тем, как открыть дверь. Увидев шок на ее лице, Джейк вставил в дверной проем ботинок и плечо, прежде чем она успела захлопнуть дверь.
— Джейк…
— Я хочу знать, зачем ты взяла в любовники моего отца? Назло мне?
Она попыталась овладеть собой и коротко усмехнулась.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Джейк.
— Это достаточно простой вопрос. Ты решила завести любовную связь с моим отцом, чтобы наказать меня за то, что я отвернулся от тебя? Видишь ли, мне трудно поверить, что ты не смогла устоять перед его стареющим телом. Или у тебя склонность к пожилым мужчинам? В конце концов, бедняге Гарольду тоже около пятидесяти. Хотя считается, что ты вышла за него из-за денег.
Позади Линды открылась дверь квартиры на первом этаже и оттуда высунулась чья-то голова.
— Извините за беспокойство, миссис Локвуд, — защебетала Линда, — это не надолго. — Потом прошипела: — Убирайся, Джейк.
Он не двинулся с места.
— Я не уйду, пока ты не скажешь мне правду.
Веки Линды дрогнули, она улыбнулась.
— Боюсь, ты все неправильно понял, Джейк. Если ты сейчас видел меня и Ральфа, это еще ничего не значит…
— Не надо. Черт побери, Линда. Возможно, я глуп, но не настолько.
Выражение ее лица изменилось.
— Вообще-то, это не твое дело, Джейк. Мы с Ральфом взрослые люди. Наши отношения тебя не касаются.
— Может быть, они не касаются и моей матери?
Линда пожала плечами.
— Ральф ведет себя как свободный мужчина. Я уверена, что я у него не первая.
Гнев буквально душил Джейка, ему трудно было говорить.
— Тебе не понравилось, что я пренебрег тобой, так? Поэтому, когда появился мой отец, ты нашла легкий способ свести со мной счеты. Вряд ли он интересует тебя по-настоящему. Еще один трофей — и только.
В ее спокойных чертах промелькнул ответный гнев.
— Я думаю, прошедшая ночь кое-что для тебя значила, Джейк. — Ее глаза, бледные мерцающие осколки кристалла, смотрели прямо на него. — Ты хочешь знать правду, Джейк? Тогда я скажу ее тебе. Правда в том, что я взяла Ральфа в любовники от скуки. Я скучала — от этой унылой войны, унылой еды, унылой одежды, от того, что нас всех заперли в этой унылой стране. В Ральфе есть что-то освежающее и забавное. Знаешь, Джейк, это приятно возбуждает — то, что я смогла получить вас обоих. Щекочет нервы. Отец и сын — такого у меня, кажется, еще не было. — Увидев выражение его лица, она рассмеялась. — Перестань, дорогой, неужели тебя так смущает мысль о том, что ты пошел по стопам своего отца?
Перед Джейком внезапно вспыхнуло живое и яркое видение — Линда, нагая, верхом на нем. Он прошептал:
— Если ты еще хоть раз встретишься с моим отцом, я убью тебя. Запомни это.
И, не в силах больше выносить ее близость, зашагал прочь.
В бледном свете раннего утра Джейк бесцельно бродил по умытым грозой улицам. У него не было ненависти к Линде. Он ненавидел двоих. Отца и себя.
Фейт верила в то, что она права. Невозможно, чтобы отец был любовником Линды Форрестер. Ральф не мог изменить Поппи. Он ссорился, дулся, сбегал в компанию обожавших его друзей, но не изменял. И все же сомнения оставались. В течение всей ночи воспоминания тоскливо раскручивались в ее голове, как старая затертая кинохроника. Ральф за ужином у Линды, окруженный лебезящими друзьями Бруно. Ральф в Херонсмиде, скучающий, замкнутый, недовольный. Выражение в глазах Поппи, когда она сказала: «Я думала, он живет у тебя».
В восемь часов она провела расческой по волосам, плеснула на лицо холодной воды и направилась на Куин-сквер. После ночного дождя улицы блестели лужами. В небе плыл сорванный грозой аэростат воздушного заграждения, весь в серебристых заплатках. Фейт позвонила в квартиру Линды Форрестер, но ответа не было. Подождав немного, она пошла в сторону Блумсбери и увидела телефон-автомат.
Войдя в будку, Фейт в задумчивости уставилась на телефон. Если она позвонит Бруно Гейджу или его друзьям и сумеет отыскать отца, что она ему скажет? «Па, это Фейт. Это правда, что ты спишь с Линдой Форрестер?» Так и не набрав ни одного номера, она вышла из телефонной будки.
Сквозь облака пробилось солнце, утешая ее. Наверное, Джейк неправильно понял Элеонору, сказала она себе, либо Элеонора неправильно интерпретировала то, что увидела. Вероятно, Элеонора, с ее традиционными взглядами, стала свидетельницей дружеского поцелуя и ошибочно приняла его за нечто большее. Фейт решила отправиться на Холланд-сквер.
Элеонора налила ей чаю и взбила диванные подушки перед тем, как предложить сесть. Фейт подыскивала слова для того, чтобы начать разговор, когда Элеонора, стоя к ней спиной и убирая с пианино листы с нотами, сказала:
