жизни. Для сравнения — в царской России начала XX века пропорция была обратной: две трети крестьянства относились к категории бедняков и безземельных «пауперов» (нищих).
Как ни странно, положение «победившего класса», рабочих, изменилось меньше, чем следовало бы ожидать, и уж точно меньше, чем сулили большевики. Собственно говоря, обещание превратить жизнь людей, занимающихся тяжелым, грязным, изнурительным трудом, в земной рай являлось заведомой небылицей, но большевики долгое время не могли обеспечить рабочим и того уровня существования, который они имели до революции.
«Завоевания социализма», конечно, были, и о них будет рассказано, но в основном они имели декоративный и декларативный характер. Объявленные «хозяевами страны» рабочие мало получали и жили скудно.
Численный состав рабочего класса, очень сократившийся в годы Гражданской войны, с оживлением производства начал восстанавливаться, но на протяжении всего десятилетия все равно оставался незначительным. Если исключить мелкие, кустарные и частные предприятия, то занятых в крупной промышленности (то есть «настоящих» рабочих) в 1922 году насчитывался всего миллион человек, а в 1927 — два с половиной миллиона, тоже немного.
Безработица, которая согласно официальной идеологии, являлась бичом капитализма, оказалась проблемой и для социалистического общества, при этом она не сокращалась, а наоборот росла. На исходе НЭПа на биржах труда было зарегистрировано полтора миллиона человек. Рабочие руки требовались на «ударных стройках», но уезжать в глушь, на каторжный труд в совсем уж тяжелых бытовых условиях хотели немногие. Переизбыток рабочей силы в городах и дефицит на «передовом фронте индустриализации» стал одной из проблем, по которым политическое руководство страны решило свернуть НЭП.
Возникло в двадцатые годы и совсем новое сословие — в процентном отношении не столь многочисленное, но активное. Это были люди, поверившие в серьезность НЭПа и занявшиеся самостоятельной предпринимательской деятельностью: мелким производством, торговлей, предоставлением услуг. Поначалу, когда власть была заинтересована в развитии этого сектора экономики, бизнесменов романтически называли «красными купцами», потом вошел в употребление неприязненный термин «совбуры» («советские буржуи»), но со временем утвердилось несколько ироническое определение «нэпманы», подчеркивавшее инородность этого социального явления в условиях коммунистической действительности.
Подсчитать количество «нэпманов» довольно трудно, поскольку провести границу между ремесленником, работавшим на самого себя, но иногда использовавшим помощников, и хозяином, жившим за счет наемного труда, непросто. Местные власти часто решали произвольным образом, кто нэпман, а кто нет. Известно, что на пике НЭПа более или менее крупных частников насчитывалось около 200 тысяч. Всесоюзная перепись 1926 года причислила к «несельскохозяйственной буржуазии» 2 340 000 человек, еще несколько миллионов находились в «серой зоне». Если прибавить сюда «сельскохозяйственную буржуазию» — фермеров, которые для сезонных работ нанимали помощников, — цифра получается довольно внушительная.
Существование частного сектора было весьма небезоблачным. Государство и так называемая «общественность» относились к «совбурам» враждебно, коммунистическая пресса всячески разжигала у народных масс зависть и ненависть к нуворишам. Постоянно возрастало фискальное бремя — во второй половине десятилетия налог на нэпманов превышал 50 % дохода и взымался безжалостно, часто с нарушением правил. Через некоторое время частников начали подвергать и политическому остракизму. Торговцев, посредников, работодателей стали причислять к категории «лишенцев» — лиц с ограниченными гражданскими правами. Наименее чувствительной потерей было лишение избирательного права, которое при советской власти с самого начала являлось фикцией. Но имелись ограничения и более болезненные: запрет на получение высшего образования (в том числе для членов семей), запрет на занятие каких-либо должностей, лишение пенсии и так далее.
Неудивительно, что с 1928 года, когда стартовало «наступление на нэпмана», частники начали массово прекращать свою деятельность, так что всё это сословие за короткий срок в два-три года полностью исчезло.
Изменилась повседневная жизнь всех слоев населения
В стране произошла не только социальная, но и ментально-культурная революция — если трактовать понятие «культура» в широком смысле. Люди теперь по-другому жили, по-другому воспринимали действительность, обрели новые привычки и утратили прежние, верили в иные вещи, обзавелись новыми жизненными ориентирами. Изменились представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо». После чудовищной встряски Гражданской войны это было естественно и неизбежно.
Со столетней дистанции, зная всё, что мы теперь знаем, легко поддаться искушению видеть тогдашние метаморфозы в исключительно черном цвете, но это было бы такой же неправдой, как слащавое восхваление «завоеваний социализма» в сочинениях советских официальных историков.
Завоевания безусловно были, и немалые. Особенно ощущались они именно в двадцатые годы. Потом некоторые из них были отменены, обесценены или извращены.
Каковы же были основные достижения советской власти?
Самым впечатляющим из них, конечно, стала революция в системе образования.
Царское правительство много лет обсуждало проблему неграмотности — и очень мало что сделало. Перед мировой войной министерство народного просвещения осторожно предполагало, что создать школы для всех детей без исключения можно будет в 1928 году — раньше не появится бюджетных возможностей. По количеству взрослых людей, не умеющих читать (44 % мужчин и 74 % женщин), Россия находилась — с огромным отрывом — на последнем месте среди так называемых «держав».
У разоренного, нищего советского государства средства для создания программы всеобщего обучения — не только детей, но и взрослых — нашлись. Кампания «ликбеза», инициированная еще в 1920 году, со временем была развернута по всей стране, включая национальные окраины, где иногда не существовало и собственной письменности (ее пришлось изобретать). Искоренение неграмотности было объявлено «борьбой» и даже «фронтом» — в те времена в ходу была милитаризованная фразеология.
Плакат «Ликбеза»
Обязательное начальное образование начало вводиться в союзных республиках с 1924 года. Для этого понадобилось вдвое увеличить число педагогов, резко понизив требования к их профессиональной подготовке. Учителем можно было стать по окончании семилетки и коротких педагогических курсов — считалось, что для преподавания в начальной школе этого достаточно.
Успехи образования, пускай элементарного, выглядели впечатляюще. Уже к 1926 году грамотных впервые стало столько же, сколько неграмотных; к 1930 году соотношение стало 2:1. Десять миллионов взрослых научились читать, писать и считать в «ликпунктах»
