Заводилой был явно один из них — единственный, кстати, кто не использовал в своей речи «феню». Тем не менее, слушались его беспрекословно.
«Начальник трофимовской охраны», — сделал вывод Альберт.
Ему не понравилось, что в доме оказалась такая куча народу — ведь он не знал, как выглядит источник его неприятностей. Сейчас был очень подходящий момент, чтобы скрутить нужного ему человека, когда тот съедет вниз.
«Ещё бы узнать, как выглядит нужный мне человек, — невесело усмехнулся убийца. — И здесь ли он вообще».
Катания на санях продолжались около часа, потом они как-то сами собой закончились, и народ двинулся в обратную дорогу. Начинало смеркаться.
«Часиков до девяти ещё понаблюдаю, — решил для себя Ростоцкий, — и надо будет выдвигаться обратно. Два часа, как-никак, по сугробам тащиться».
В доме, похоже, что-то праздновали. С первого этажа неслись обрывки каких-то криков и громкая музыка. Стало совсем темно, и Альберт рискнул подойти поближе к дому. Похоже, его обитатели не собирались на ночь глядя выходить на улицу.
Ростоцкий совсем уже было приготовился возвращаться, когда дверь распахнулась, и на крыльце появился тот самый заводила с горки и Регина. Они не спеша стали прогуливаться вокруг дома. Разговаривали негромко, поэтому смысла их общения убийца не понял, но он явственно услышал, как Рига назвала своего спутника Фёдором!
«Неужели он? — молнией пронеслось в голове Итальянца. — Мне показалось, или я действительно нашёл его? Конечно, здесь может быть и другой Фёдор, но вероятность этого крайне мала — имя не слишком распространённое».
Обогнув один раз дом по кругу, загадочный Фёдор с Ригой снова скрылись внутри. С Альберта мигом слетела вся усталость, и он решил подождать ещё немного.
«Если он так запросто прогуливается едва ли не под ручку с Региной, да ещё и без свидетелей, — подумал Ростоцкий, — значит, Трофим ему крайне доверяет. А он, оказывается, не так уж и прост, этот Сивцов, надо будет учесть это при захвате. Тем более что он всё-таки грохнул папановского шефа безопасности Калгана. Но вот самого Папу я ему не дам записать в трофеи, здесь уж дудки! Это я его убил!»
От неожиданных выстрелов, ударивших в вечерней тишине один за другим, задумавшийся на время убийца вздрогнул. Оказалось, что это просто уже знакомая пьяная компания снова вышла на крыльцо и решила устроить салют. Фёдор был среди них. Он отобрал у стрелявшего ружьё и прицелился куда-то в сторону леса.
«Что он может видеть в такой темноте?» — удивился Итальянец.
Оказалось, главный охранник Трофима прекрасно видел в темноте, даже несмотря на то, что был заметно подшофе. От раздавшегося из леса вопля раненой птицы и треска веток передёрнуло даже видавшего виды убийцу. Крик показался ему почти человеческим. На крыльце тоже сначала притихли, но уже через пару минут вывели из гаража снегоход. Кататься стали вокруг дома, и Ростоцкий немного отодвинулся вглубь кустарника, чтобы не быть высвеченным мощной галогеновой фарой. Первый круг проехали двое, причём Альберт не успел рассмотреть, кто это были такие, из-за бившего в глаза света. Когда снегоход показался во второй раз, за рулём сидел Фёдор.
«Может взять его сейчас? — быстро подумал убийца. — Другого такого случая может и не представиться».
Именно в этот момент машина резко рванулась в сторону Итальянца. Он успел только осознать, что всё вокруг на мгновение осветилось ярчайшим светом, затем что-то ударило его по коленям, по голове, после чего он своим собственным лицом разбил этот ослепительно яркий источник света и отлетел в сугроб. Затем рычание снегохода стало быстро удаляться, а сознание Альберта Ростоцкого, наёмного убийцы по кличке Итальянец, столь же стремительно начало покидать его истерзанное тело.
Он пришёл в себя лишь через сорок минут. Голова гудела, словно колокол, изрезанное и разбитое лицо было покрыто толстой коркой замёрзшей крови, а ноги отказывались слушаться. Испытывая страшную боль во всём теле, Альберт всё-таки поднялся, ощупал голову и обнаружил, что он без шапки. Уши, похоже, были безнадёжно обморожены, а сотрясение мозга не вызывало ни малейших сомнений.
Ещё что-то с коленями, но это потом. Сейчас главное дойти. Ростоцкий с ненавистью подумал о предстоящих ему пяти километрах бездорожья. Вокруг было тихо, в злополучном доме горело всего лишь одно окно.
Шапка обнаружилась в трёх метрах левее, в колее, оставленной снегоходом, и из неё был выдран огромный кусок меха. Убийца натянул изувеченный головной убор на голову и, тяжело ступая на обе ноги и постанывая, пошёл через лес.
«Зачем он это сделал? — с трудом размышлял Альберт. — Неужели заметил меня? Тогда почему оставил лежать, не разобравшись, кто я такой? А, чёрт, даже думать больно!»
Снег скрипел под ногами позднего путешественника.
В кармане его телогрейки лежали четыре раздавленных всмятку картофелины в полиэтиленовом мешочке, аккуратно завёрнутом в чистую тряпочку.
Мазь Вишневского
Утром следующего дня Фёдор почувствовал некоторую разбитость организма. Болело, в основном, в области крестца и поясницы.
«Перекатался вчера», — решил Сивцов.
Перекатавшийся кое-как умылся, причесался и решил сходить позавтракать. Когда он спустился вниз, в холле уже сидели Турист, Кислый и Чибис.
— О, Быня проснулся! — обрадовался Турист. — Садись, Кислый суп сварил.
Фёдор благодарно придвинул к себе наполненную до краёв тарелку. Съев пару ложек, он отставил суп в сторону и недоумённо осмотрел собравшихся.
— Ну чё? — с интересом спросил Турист. — Говно?
Сивцов неуверенно кивнул и потянулся налить себе чаю.
— Оп-па! — радостно хлопнул в ладоши Чибис, глядя на поникшего Кислого. — Уговор дороже денег! Гони сто баксов.
Проигравший неохотно пошёл за деньгами.
— Чего это вы? — удивился Фёдор. — Поспорили, что ли?
— Ага, — подтвердил Турист. — Кислый сегодня с самого утра хвалился, что он умотаться какой кулинар. Суп вот сварил, мы попробовали с Чибисом и чуть не гикнулись оба. А этот подумал, что мы специально, ему назло выделываемся. Сейчас, говорит, первый, кто выйдет, целую тарелку съест, да ещё и добавки попросит! Ну, мы и поспорили на сто баксов. А тут ты вышел.
— Предупреждать надо, — буркнул Сивцов. — Что это было?
— Французская кухня, — торжественно признался Чибис. — Луковая похлёбка. Ведро лука на головку воды. Ой, то есть наоборот, — захохотал он.
— А чем тогда завтракать? — растерялся Фёдор. — Есть-то охота.
— Мы бутерброды с маслом жрали, — показал на стол Турист. — Больше всё равно ничего нет.
Пока Сивцов готовил себе бутерброды, к столу вышел заспанный Гиббон.
— Кто мою палку видел? — спросил он, дохромав до стула. — Чего-то я её всё утро найти не могу.
— Последний раз я её видел, когда ты танцевал вчера, — вспомнил, наморщив лоб, Чибис. — Крутил ей над башкой, как сумасшедший. Чуть меня не пришиб. А потом, вроде бы, без палки уже ходил, и не хромал даже. Раскрутил, наверное, да и закинул куда-нибудь.
— Зачем она тебе? — удивился, в свою очередь, Турист. — Пойдёшь сегодня санки искать, там и вырежешь себе новый костыль.
— Чего это я санки искать должен? — возмутился Гиббон.
— А я откуда знаю, зачем ты вчера вызвался? — пожал плечами Турист. — Найду, говоришь, санки с утра, да и прокачусь, как человек, проигравший квалификацию. Не знаю, кто тебя за язык тянул, но слышали все присутствовавшие на вечеринке. Так что завтракай, одевайся и — вперёд!
— Чё, правда? — поразился Гиббон. — Я так говорил?
Жестокосердные сотрапезники дружно покивали головами. В этот момент вернулся Кислый и мрачно отдал Чибису стодолларовую купюру.
— О! — обрадовался Турист. — Один уже за свои слова ответил.
— Да вы чего, братва? — побледнел Гиббон. — Я же сейчас даже по лестнице кое-как спустился. Какие мне катания?
— Ладно, — смилостивился Чибис. — На первый раз прощаем. При условии, что съешь тарелку супа. Кислый готовил.
Гиббон с готовностью пододвинул к себе отставленную Фёдором тарелку и принялся рьяно поглощать «луковую похлёбку», изредка бросая на Кислого полные ненависти взгляды.
— Классно вчера повеселились, — удовлетворённо вздохнул Сивцов, доедая последний бутерброд с маслом. — От души.
— Особенно Грабля, — расстроился Кислый.
— А что с ним? — заинтересовался Фёдор.
— Да у него вся рука опухла, — объяснил Турист. — Помнишь, он обжёгся вчера? Ну вот, сейчас ещё сильней болеет, чем раньше. Чего-то не везёт ему с ожогами.
— Надо его лечить, — подал идею Сивцов. — А то помрёт ещё. Тогда хоронить надо, — добавил он, подумав.
— Их лечить-то уже нечем, — вздохнул Турист. — Кончается всё.
— А я сейчас всё равно за продуктами поеду, — сказал Чибис. — Заодно и в аптеку могу заскочить, по пути. Я только не знаю, чего им купить.
