чтобы он, не дай Боже, не почувствовал себя никому не нужным. Как было после потери единственного родного ему человека несколько лет назад.
Недавно он спросил, изменяю ли я ему, и мне показалось, что мой ответ ему безразличен, просто хотелось услышать правду, чтобы знать. Олег больше не показывает свои дневники, всё меньше интересуется внешним миром, замыкается в себе.
Каждый день я мысленно занимаюсь поиском виновного в возникновении его заболевания, снова и снова прокручиваю в голове известную информацию о событиях, повлёкших за собой первый рецидив. Катя сказала, что мне необходимо кого-то обвинить, чтобы избавиться от угрызений собственной совести. Пусть так, но враги были определены с математической точностью.
Очагом зарождения его «бесов» стала Алина, вернее, случившееся с этой несчастной девушкой. Изрядно подлили масла в огонь родители, которые вычеркнули своего ребёнка из жизни в момент, когда он облажался. В тот сложный для Олега период никто не задался вопросом, каково ему было хоронить жену? Всех беспокоило лишь то, что он дал ей слишком много лекарства, отчего хрупкое сердце дало сбой, а ослабленный после аварии организм не выдержал.
Подобно тому, как кошки убивают своих слабых и больных детёнышей, родители Олега перестали считать его человеком после определения диагноза. Он прекратил быть для них личностью, претендующей на собственную жизнь, личностью, способной обходиться без снисхождения.
Объединившись против всего остального мира «нормальных людей», мы строим свой собственный. По крайней мере, я стараюсь мастерить каркас, ежедневно придумывая ему причину вставать с кровати.
– Как продвигается ремонт? – Заполняю холодильник купленными в супермаркете продуктами.
– Нормально, – пожимает Олег плечами. – Мне не понравилось, как покрасили стены, завтра будут переделывать.
– Неровно? – Высыпаю из пачки в вазочку перед ним обжаренное кешью.
– Если освещение дневное, создается иллюзия, что стены идеальные, но, когда включаешь лампы, появляются светлые пятна. В общем, я не доволен.
Он берёт горсть орехов и отправляет в рот, а я, быстро переодевшись в удобную одежду, принимаюсь за ужин. Готовлю я достаточно быстро, потому что заранее налепила и заморозила котлет.
– Как на работе? – спрашивает Олег, высыпая из пакета оставшиеся орехи.
Глава 20. Олег
– Потерпи, милый, скоро будет горячий ужин. Не порть аппетит.
Аля отодвигает от меня лакомство. Она хочет, чтобы я как можно больше съел за ужином. Изучаю её исподлобья. Уже несколько дней я стараюсь не есть то, что она готовит и, кажется, чувствую улучшение.
– Так что на работе? – повторяю вопрос.
– Ничего интересного. А, чуть не забыла. Представляешь, Вера Анатольевна уволилась.
– Не может быть.
– Сама не могу поверить. Ей предложили место на госпредприятии, и она воспользовалась возможностью смотаться от меня как можно скорее. Всё-таки я научилась давать этой ведьме отпор. Благодаря тебе, кстати.
Аля целует меня в щёку и возвращается к плите. Меня окружают аппетитные запахи свежеприготовленного ужина, я заедаю слюну орехами, которых украдкой заграбастал целую горсть, пока она не видит.
– Теперь, как я понимаю, ты работаешь напрямую с Дмитрием?
Она поворачивается, грозит мне пальцем:
– Прекрати таскать орехи, я же слышу, как ты хрустишь. – Смеётся, когда я прячу руки за спиной. – Да, с Дмитрием, но, надеюсь, ненадолго. Скоро они подыщут кого-нибудь на должность Веры Анатольевны.
– Вы теперь каждый день будете общаться?
– Вероятно, – пожимает она плечами. – А ты ревнуешь, что ли? – Ставит передо мной тарелку с ужином.
Я чувствую горечь во рту, и чем вкуснее пахнет еда на тарелке, тем сильнее ощущается привкус одиночества.
– А у меня есть повод? – Беру вилку и мешаю картофель, искривляющая губы улыбка выходит, должно быть, слишком вымученной.
– Конечно нет, Олег, не выдумывай. – Аля садится рядом со мной, наливает себе чай. – Мы с тобой уже обсуждали, что ты у меня единственный.
– Просто жду, когда тебе надоест возиться с шизофреником.
Если ещё не надоело. Я продолжаю мешать еду, представляя себе подтянутую фигуру блестящего бизнесмена, который сейчас каждый день общается с моей Алей, соблазняя её перспективами «нормальной» жизни.
– Ты опять несёшь чушь. – Она отпивает из чашки. – Ешь, а то остынет.
Я машинально подношу вилку с порцией мяса ко рту, и тут меня осеняет.
– А ты почему не ешь? – спрашиваю, прищурившись.
Она пожимает плечами.
– Что-то не хочется. Я завтра доем что останется.
«Вернее, выброшу отравленную нейролептиками еду в унитаз, чтобы ты ничего не заподозрил о нашем воссоединении с Дмитрием», – мысленно заканчиваю за неё.
– Олег, что опять случилось? Я что-то не так сказала? – Аля подносит руку к моей щеке.
Я её грубо отталкиваю.
– Олег, перестань, пожалуйста. Я боюсь, когда ты такой.
– Какой?
– Как будто ненавидишь меня.
– Опыт убийства жён у меня имеется, от тебя этот факт никогда не скрывали.
Я поднимаюсь и ухожу в ванную комнату, а потом, после часа отдыха в горячей воде, иду в зал и несколько часов смотрю телевизор, пока она читает в спальне. Засыпаю на диване, скорчившись от холода и беззвучно ругаясь со своими бесами, гадая, сколько мне нужно не есть, чтобы галлюцинации прошли. Бесы болтают, что около двух недель, но я же умный человек, понимаю, что Аля может подмешать отраву в воду. Например, испортить фильтр или как-то засунуть в кран. Я не смогу просчитать все варианты – психиатры сговорились с Дмитрием и надоумили её. Они очень коварные, давно уже составили миллион планов, как затащить меня обратно в больницу. Но я тоже не дурак, буду бороться до последнего.
Ночью Аля укрывает меня одеялом и ложится рядом, потеснив и заставив её обнять, так как иначе мы бы не поместились на недостаточно широком диване. «Всё-таки, хорошо, что Аля на моей стороне, она мне обязательно поможет справиться», – думаю я, засыпая.
Глава 21. Аля
Первое, что я вижу, проснувшись, – это выпученные глаза Олега на расстоянии десяти сантиметров от моего лица. Дёрнувшись и ударив его лоб своим, я резко сажусь, потирая ушиб, он занимается тем же.
– И тебе доброго утра, – шипит. – Ты что дерёшься?
– Не делай так больше.
– Не смотреть на тебя?
– Ты понял, о чём я.
Я направляюсь в ванную, где, закрывшись, несколько минут тру лицо, периодически ополаскивая прохладной водой. Медленно оборачиваюсь и смотрю на дверной замок, который закрыла, потому что не хотела, чтобы он шёл за мной.
Ко всему можно привыкнуть, подстроиться, принять недостатки мужчины, с которым живёшь, когда есть надежда на улучшение, пока в памяти живы воспоминания о том, каким он может быть в период ремиссии, но прятать дрожь, возникающую от его пристальных, наполненных недоверием взглядов, невозможно. Иногда
