он смотрит как на врага, с которым нужно бороться, словно оценивает способности противника, продумывая тактику и отмечая слабые места. И мне становится по-настоящему страшно. Против воли всплывают в памяти предупреждения друзей и родственников о том, что Олег может ненамеренно навредить мне, но я упорно отказываюсь верить в возможность подобного. А как иначе мне с ним жить?
Вечером я обнаруживаю его на балконе в футболке и домашних шортах. Он, скорчившись, трясётся от холода, посиневшие губы плотно сжаты в попытке сдержать стук колотящихся друг о друга зубов. Быстро завожу его в комнату, укутываю одеялом и обнимаю.
– Мой хороший, на улице же так холодно, зачем ты сидел в лоджии?
– Мозг нагрелся, я подумал, что смогу его остудить таким образом. Аля, мне так жаль, что я больше никогда не смогу лечить людей. В последнее время я часто об этом думаю, вспоминаю годы учёбы в мединституте, ординатуру и общение с пациентами. Когда я об этом думаю, мозг начинает плавиться, а если я ничего не сделаю, он окончательно растает, и тогда я сойду с ума.
– О Боже мой, что же нам теперь делать, – шепчу я, растирая замёрзшие широкие плечи, поле чего приношу воды, и он выпивает снотворное.
Когда Олег засыпает, я звоню его маме и договариваюсь о встрече завтрашним утром. Так больше не может продолжаться. Прописанные доктором лекарства ему не помогают, и Олег не в состоянии себя вылечить самостоятельно. Мне придётся принять меры, я не могу больше верить ему.
Следующим утром Олег ведёт себя как ни в чём не бывало. Извиняется за вчерашний инцидент, сославшись на новые таблетки, заверяет, что больше такого не повторится. Он весел, но от кофе, который я сварила, отказывается, сказав, что теперь предпочитает не завтракать. Целует меня в губы и отправляется в квартиру – контролировать очередной этап ремонта, а я, подбросив его до остановки, направляю автомобиль в сторону дома его родителей. Не скрою, мне намного удобнее встретиться с Инной Викторовной в городе, но именно сегодня она не работает, а может, специально ради меня взяла отгул. Что поделать, через полчаса я преодолеваю черту города и прибываю в небольшой посёлок, дом в котором стоит как несколько моих квартир.
Николая Николаевича в то утро дома не оказывается, – он как раз должен проводить срочную операцию в «Больнице скорой медицинской помощи» – поэтому двухэтажный особняк в нашем с Инной Викторовной распоряжении.
– Привет, проходи, – приглашает она в гостиную.
Не спрашивая, хочу ли я что-нибудь, приносит из кухни поднос, на котором расположились две фарфоровые чашечки, наполненные чёрным кофе без сливок и сахара.
– Это очень хороший настоящий кофе, выращенный на Ямайке. В России его не так просто достать. Нам каждые полгода привозит некоторый запас мой двоюродный брат, он большой любитель путешествовать. Ты пробуй, потом скажешь своё мнение. А я принесу альбом с фотографиями.
И пока я дегустирую крепкий, горьковатый, но действительно невероятно бодрящий и проясняющий мысли напиток, мама Олега успевает подняться на второй этаж и вернуться с большим альбомом. Усаживается рядом со мной, открывает на первой странице.
– Вот смотри, здесь его только принесли из роддома.
Невозможно не улыбаться, глядя на то, как тепло отец Олега прижимает к себе небольшой свёрток. Николай Николаевич, казалось, за тридцать лет совсем не изменился, только волосы в то время были не седые, а просто светлые и коротко стриженные. Такой же собранный, серьёзный мужчина, привыкший держать в руках жизни и здоровье пациентов. Рядом на фото измождённая, худая как трость, но счастливо улыбающаяся Инна Викторовна с ярко-накрашенными губами и чем-то недовольная, насупившаяся Катька.
Инна Викторовна медленно листает страницы, комментируя. «Вот здесь Олег пошёл в первый класс», «а тут он получил свою первую грамоту за выигранную школьную олимпиаду»…. «закончил школу с отличием», «а тут ему только исполнилось двадцать, они с Алиной приехали к нам в гости, чтобы сообщить о помолвке». При этих словах лицо мамы Олега мрачнеет, она тяжело вздыхает и позволяет взять альбом из её рук. Не могу сказать, что было скучно смотреть на детские фотографии Олега, напротив, было довольно забавно искать и находить внимательный прямой взгляд и привычное задумчивое выражение на детском лице, словно Олег даже в пять лет имел собственное мнение относительно окружающих людей, происходящих событий. Смотрел несколько отстранённо, будто обдумывая диагнозы. А вот лёгкая, снисходительная улыбка мне незнакома. Если Олег улыбался при мне, всегда делал это широко и искренне.
Фотографии же с Алиной побуждают вцепиться в альбом и задержать дыхание. Я жадно рассматриваю эту парочку, пытаясь найти ответы на свои вопросы. На этой фотографии волосы Олега уже отпущены до подбородка, серые глаза смотрят насмешливо, словно он неудачно пытался скрыть своё предвзятое отношение к фотографу. Уголки тонких губ презрительно приподняты, подбородок вздёрнут. Весь его вид выражает осознание собственного превосходства, причём Олег выглядит настолько естественно, что хочется принять факт его величия как истину и ни в коем случае не обижаться. Рядом с ним невзрачная невысокая девица в длинном светлом сарафане. Первая мысль – серая мышь. Тонкие русые волосы убраны за непроколотые уши, добрая улыбка освещает овальное непримечательное лицо с узко посаженными глазами и маленьким курносым носом. И если бы не прямая осанка, то Алина и вовсе потерялась бы на фоне обнимающего её самоуверенного молодого человека. Я прищуриваюсь. Нет, определённо, она была не так проста, как может показаться на первый взгляд – в её глазах читается что-то едва уловимое, способное влиять на людей. Словно в подтверждение моих слов Инна Викторовна говорит:
– Они познакомились на первом курсе, несколько лет дружили, после чего она подстроила обстоятельства так, чтобы Олег на ней женился. Очень хитрая девица.
– Каким же образом? – удивляюсь я. – Насколько мне известно, у них не было детей.
– Уж не знаю, каким образом, но это именно она сманила его в сторону психиатрии и уговорила переехать на Украину. Если бы он остался здесь, рядом с домом, то ничего бы не случилось. – Инна Викторовна закусывает губу, не отрывая взгляда от фотографии, задумчиво кивает сама себе. – Я совершила ошибку, когда позволила ей забрать его у нас. Ещё Колю уговорила отпустить сына по-хорошему. Нужно было настоять, заставить его остаться в России, тогда бы Олег не заболел.
– Вы не могли предугадать случившееся.
– А следовало бы. Он стал звонить реже, а потом и вовсе перестал. После аварии Олег принял решение ухаживать за ней самостоятельно, отгородился от всего мира. Днём, правда, приходила сиделка или Алинины родители, а вечером и ночью
