Фотография привела девушку в еще большее удивление, так как она, очевидно, была лишь другим изображением мужчины, миниатюра которого находилась в медальоне рядом с миниатюрой красивой молодой женщины.
Тарзан смотрел на нее с недоумением и растерянностью. Казалось, с губ его сейчас слетит какой-то вопрос. Девушка указала на фотографию, потом на миниатюру и потом на него, как бы желая сообщить, что это его изображение. Но он только покачал головой и, пожав могучими плечами, взял у нее фотографию и, заботливо завернув ее, опять спрятал на дно колчана.
Несколько минут он сидел молча, устремив глаза в землю, в то время как Джен Портер, держа маленький медальон в руке, рассматривала его со всех сторон, стараясь отыскать какое-нибудь указание, которое могло бы привести к установлению первоначального его собственника. Наконец ей в голову пришло простое объяснение.
Медальон принадлежал лорду Грэйстоку, и миниатюры были его самого и леди Элис. Это дикое существо просто нашло медальон в хижине на берегу. Как глупо было с ее стороны сразу не подумать об этом! Но объяснить странное сходство лорда Грэйстока с лесным богом — это было выше ее сил. Она не могла и представить себе, что этот голый дикарь в действительности — сын лорда.
Тарзан взглянул на девушку, рассматривавшую медальон. Он не мог проникнуть в значение миниатюр, но мог прочесть интерес и восхищение на лице Джен. Она, заметив его взгляд, подумала, что он хочет получить обратно свое украшение, и отдала его. Он взял медальон и надел ей на шею, радуясь ее изумлению от неожиданного подарка.
Джен Портер быстро замотала головой в знак отказа и попыталась снять золотую цепочку с шеи, но Тарзан не позволил. Он взял ее руки в свои и крепко держал их, пока она с легким смехом не согласилась, поднесла медальон к губам и, встав, сделала Тарзану шуточный реверанс. Тарзан не знал точно, что она хочет этим выразить, но догадался — это ее способ отблагодарить за подарок. Он тоже встал и, взяв медальон в руки, склонился с важностью старинного придворного и прижал свои губы к месту, которого коснулись ее губы. Величавый и любезный поклон его был исполнен с грацией и достоинством бессознательно. Это была печать его происхождения, естественное проявление утонченного воспитания многих поколений и наследственный инстинкт приветливости. Их так и не смогли искоренить грубое воспитание и дикая среда.
Становилось уже темно, и она снова принялась за плоды, которые стали для них одновременно и пищей, и питьем. Потом Тарзан встал и повел Джен Портер к маленькому убежищу, сооруженному им, попросив ее знаком войти в него. После нескольких часов беззаботности страх вновь охватил Джен, и Тарзан почувствовал, что она пятится назад, будто опасаясь его.
Часы, проведенные с этой девушкой, как будто преобразили Тарзана. Теперь его наследственность говорила громче, чем воспитание. Он, конечно, не переродился в одно мгновение из дикой обезьяны в утонченного джентльмена, но инстинкт последнего стал преобладать, он весь горел желанием понравиться женщине, которую он любил, и не уронить себя в ее глазах. И Тарзан сделал единственную вещь, которая могла уверить Джен Портер в ее безопасности. Он вынул из ножен нож и передал ей рукояткой вперед, снова указывая на убежище.
Девушка поняла и, взяв нож, вошла в шалаш, и улеглась на мягкие травы, а Тарзан растянулся на земле поперек входа…
Когда Джен проснулась, она не сразу припомнила удивительные происшествия минувшего дня и потому изумилась, увидев лиственные стены, мягкие травы постели и незнакомый вид из отверстия в шалаше. Медленно восстанавливала она все недавние события. И огромная радость родилась в ней, ее охватила теплая волна благодарности за то, что, хотя она и подвергалась ужасной опасности, но осталась невредимой. Она вышла из шалаша, чтобы узнать, где Тарзан. Его не было, но на этот раз страх не напал на девушку, она была уверена, что где-то рядом.
На траве, у входа в беседку, она увидела отпечаток тела, где Тарзан лежал всю ночь, охраняя ее. Она понимала, что только его присутствие здесь позволило ей спать мирно и безмятежно. Чего бояться, имея такого защитника? Даже львы и пантеры ей теперь не страшны.
Она посмотрела вверх и увидела, как гибкая фигура мягко спрыгнула с ближнего дерева. Когда Тарзан поймал ее взгляд, лицо его озарилось той открытой, сияющей улыбкой, которая накануне завоевала ее доверие. Он подошел — и сердце Джен Портер забилось сильнее, и глаза ее заблестели.
Тарзан опять насобирал плодов и сложил их у входа в шалаш, жестом приглашая ее к совместной трапезе.
Джен Портер пыталась разгадать, какие же у него планы? Доставит ли он ее на берег или будет держать здесь? И вдруг она осознала, что это обстоятельство, по-видимому, не очень ее тревожит. Неужели возможно, что ей это безразлично?
Она начала также понимать, что, сидя здесь рядом с улыбающимся гигантом и вкушая восхитительные плоды в раю, затерянном в глубинах африканских джунглей, она была и довольна, и очень счастлива. Но почему? Она натерпелась столько страха, что должна впасть в уныние от мрачных предчувствий, а вместо всего этого сердце в груди ее пело, и она улыбалась человеку, сидевшему рядом и отвечающему ей улыбкой.
Когда они покончили с завтраком, Тарзан вошел в шалаш и взял свой нож. Девушка совсем и забыла о нем. Сделав знак следовать за ним, Тарзан направился к деревьям на краю поляны и, охватив Джен сильной рукой, поднялся на верхние ветки. Девушка знала, что он несет ее к родным, и не могла понять внезапного чувства одиночества и печали, нахлынувшего на нее.
Несколько часов они медленно двигались вперед. Тарзан не спешил. Он пытался как можно дольше продлить сладостное удовольствие путешествия, в котором дорогие ему руки обвивали его шею, и потому уклонился далеко к югу от прямого пути к берегу.
Много раз они останавливались для короткого отдыха, в котором Тарзан совсем не нуждался, а в полдень они задержались на целый час у небольшого ручья, где поели и утолили жажду.
Солнце уже клонилось к закату, когда они подошли к поляне, и Тарзан, спрыгнув на землю у большого дерева, раздвинул высокую траву и указал ей на маленькую хижину.
Она взяла его за руку, чтобы отвести туда и рассказать отцу, что этот человек спас ее от смерти и ужаса худшего, чем смерть, и что он охранял ее нежно и бережно. Но на Тарзана опять нахлынула робость дикого существа. Он покачал головой и отступил.
Девушка подошла к нему вплотную и посмотрела ему в лицо просящими глазами. Ей почему-то была невыносима мысль, что Тарзан вернется один в ужасные джунгли. Но он продолжал качать головой, потом нежно привлек ее к себе и наклонился, чтобы поцеловать ее, и спрашивая взглядом, будет ли ей это угодно или она оттолкнет его. Одно лишь мгновение колебалась девушка, затем порывисто обвила его шею руками, привлекла его лицо к своему и смело поцеловала его.