— Думаю, дело стоит того, — ухмыльнулся Грин и обвил хвост вокруг запястья Тесса, — Кроме того, это хороший способ привыкнуть к себе, чтобы никто не думал, — хитрый взгляд на стол, — что меня надо кормить с ложечки!
Тесс скривился.
— Вы это серьезно? Тащиться куда-то под зиму?
— Не хотелось бы идти прямо завтра, — утешил его Грин. — Если вы оставите меня на пару дней, Мастер, я бы остался. Мне надо понять, отчего случилось то, что случилось, и, — сфинкс жалобно и голодно взглянул в сторону кухни, — у нас не осталось ничего горячего?
Серазан почувствовал, что, кажется, чего-то пропустил.
Внимательно посмотрел на хвост у себя в руках, убедился, что созерцание узоров на нем не способствует пониманию происходящего, и отпустил. Не менее внимательно посмотрел на существо.
— Я не совсем понимаю, Грин — вы что, один туда собрались? Почему так срочно? Путешествовать надо в теплый сезон… И что значит: оставите? Это кота приблудного можно оставить или прогнать… если летом! А вы все-таки ученик… — тут Тесс оглядел сфинкса как следует и потряс головой, пытаясь уложить в ней какую-то смутно оформленную мысль. — Нет, я понимаю, что животная форма должна влиять на сознание, но не до такой же степени?
Грин вздохнул еще жалобнее и провел хвостом по руке Тесса.
— Вы что-нибудь сегодня ели, Мастер?
Тесс задумался еще крепче.
— Вчера. А вы?
— Ну, раз вы меня прогонять не собираетесь, — с новообретенной кошачьей наглостью ответил Грин, — так хотя бы покормите!
Глава 14
Через несколько дней Грин на собственной шкуре понял, что такое магический зверь. Это существо, которому не выжить без животного запаса энергии и невероятных вывертов воображения, на которые способен человеческий мозг. Но даже научившись обходиться с помощью магии, Грин и не подозревал, как ему повезло, что рядом оказался Тесс, способный хоть сквозь зубы, матерясь, но все же помогать человеческому сознанию оставаться в человеческой же голове, а не дичать, как того настоятельно требовало тело.
Тесс привыкал к сфинксу, пока тот не наловчился двигать предметы просто силой своих желаний, Тесс в первые дни действительно кормил Грина с ложечки, не давал подолгу проваливаться в кошачью дрему, чистил шкуру, расчесывал волосы и хвост.
Кисточку.
Хвост вообще помогал Тессу привыкнуть к новому облику ученика.
Настоящий, звериный, он не производил впечатление последствий чьих-то экспериментов — а рисунок, в дикой природе обладателям таких хвостов не свойственный, почему-то Тесса совсем не смущал. То ли потому что Серазан слишком привык видеть его на посохе, то ли потому что, исполненный вместо дерева в гладком коротком мехе, он заиграл так, что эффект можно было назвать почти гипнотическим — ну невозможно было пройти мимо и не разлохматить, потеребив, светлую кисточку, не провести кончиками пальцев по рунам и завиткам узора…
Грин отдергивал хвост и смешно надувался, а Тесс только руками разводил с полуулыбкой-полуусмешкой: «Я не нарочно, ты знаешь…»
За это мимолетно-виноватое выражение Грин прощал Тессу не только дергание за драгоценную часть тела, но даже более серьезные прегрешения, вроде подколок и постоянно настороженного взгляда и ворчливого брюзжания по поводу некоторых, способных одним нечаянным поворотом разнести полдома.
Спотыкаясь:
— Грин! Вы хвост свой специально сюда положили?
Глядя на кровать:
— Грин! Если вы будете так старательно валяться, вы же свалитесь!
Наблюдая за тем, как Рон пытается читать:
— Грин, царапины от когтей на сенсорном экране не заполируешь!
И на любые попытки действовать лапами:
— Я понимаю, Грин, что вы привыкли все делать сами, но теперь — отвыкайте! Не получается что-то — зовите! Вместе придумаем способ делать вам то же самое безопасно! — а безопасность была одной из главных забот придирающегося к сфинксу Тесса. Не опрокинь, не разлей, не разбей, не наступи, не обожгись, не обварись, не ушибись — и так далее, где-то в меру, где-то — явно сверх меры.
О собственной безопасности Тесс тоже не забывал: держался от сфинкса подальше и по возможности избегал крыльев — не то чтобы опасался, а закономерно считал элементом слишком непредсказуемым, слишком крупным для дома и слишком сильным, чтобы находиться с ним близко. Засветит нечаянно кончиками маховых перьев — каждое почти метровой длины, и все достаточно жесткие, чтобы удержать в воздухе кошку весом с самого Тесса, если не больше — и не заметишь, как окажешься в ссадинах и синяках. А засветить легко, потому что самих крыльев в размахе там метров пять, в доме и места нет столько, не развернешь — и видно, что просят они движения… Нафиг, нафиг! Таким только во дворе — или лучше в небе уж восхищаться.
Тем более что и повод для восхищения Грин дал в первый же солнечный день, попробовав полетать. Прыжком с крыльца ушел прямо в холодное осеннее небо, порхал, как мог, переворачивался, экспериментировал с хвостом, с лапами, чтобы развороты были достаточно резкими, нырки до самой земли — безопасными, парение на высоте — долгим и неутомительным.
Воздух постепенно покорялся, нарабатывалось ощущение и умение ловить восходящие и нисходящие потоки. Упражняясь так, Грин залетел достаточно далеко, увидел внизу легкую добычу — и взял ее с высоты, даже не задумавшись. Стремительным пикирующим прыжком переломил позвоночник, и только дернув когтями горло жертвы — для верности — осознал, что с ним творится что-то не то.
Про это мясо он Тессу не сказал, вернулся домой под вечер и лег спать, по-кошачьи поджав под себя лапы, ночью несколько раз просыпался, но заставлял себя не вскакивать и не вылезать во двор.
Тессу ночь с таким Грином тоже далась нелегко — сонная зверюга шевелилась, шуршала крыльями о слишком близкую стену, вздыхала жалобно…
И так несколько дней подряд, а Серазан сначала подолгу не мог заснуть, потом наутро просыпался с больной головой, вздыхал, глядя на кое-как свернувшегося ученика. Он понимал, что сфинксу просто-напросто неудобно, а теперь, когда тот «распробовал» крылья — особенно, но выход не сразу нашел, тем более что достаточно места было лишь на полу, а там Серазан на Грина один раз таки наступил и больше этот опыт повторять не желал. В итоге действительно пришлось одну из кроватей убрать, причем, что было особо обидно, легкую тессову — вынести ее в мастерскую было намного проще, чем двигать куда-то прочно вросшую в пол и давно ставшую частью дома старую доррову. Зато теперь было где организовать из быстро нашаренных частью в хозяйстве досок, частью в лесу тонких веток некие не то нары, не то просто подстилку, застелить парой одеял потолще… Получилось сносно, хотя Серазан все равно вздыхал каждый раз, когда ложился на оставшуюся ему «неродную» кровать. Зато сфинкс теперь дрых чуточку более вольно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
