И то, что он увидел в Сталине паритетного партнера — это вовсе не тот комплимент, какого ожидает сталинист. Такого же партнера-врага видел в Сталине и Гитлер. Стало своего рода политическим трюизмом сравнивать характеры Сталина и Гитлера, и это неверно — если брать только этих двух вождей. Сразу же находится много разного. Но если взять всех участников мировой войны, то и впрямь — в целом, это были удивительно похожие личности: Гитлер, Черчилль, Рузвельт, Сталин, Муссолини — это один тип вождя: военный лидер, сужающий пространство социальной мысли до законов и нужд военного лагеря. Это были лидеры войны, ненавидевшие революцию и сделавшие все для того, чтобы пожаром войны сжечь все дрова, приготовленные для возможного революционного пожара. Это были сильные личности — солдафоны, скалозубы политической мысли, ограниченные и амбициозные, мастера солдатской шутки, соленого афоризма. Грубости, которую часто выдавали за лапидарную максиму и знание жизни. Так мыслителя заменил ефрейтор.
«Знаете, чем мне нравится Муссолини? Тем, что он повесил своего зятя». Эта шутка принадлежит не Сталину, это так шутил Черчилль, разговаривая со своим зятем. Вообще, шутки этих лидеров чрезвычайно похожи. И шутки Сталина и шутки Черчилля принято цитировать — причем шутки русского лидера цитируют, чтобы показать цинизм, а шутки англичанина — чтобы показать циничную мудрость. Надо обладать очень изысканным чувством комического, чтобы провести грань между этими шутками — это ровно тот же тип остроумия, основанного на властном хамстве. А если добавить к этому и специфическое остроумие Гитлера, то станет и вовсе неловко — они все шутили одинаково, их предпочтения в искусстве были идентичными, Черчилль ровно такой же художник. как Гитлер, и его Нобелевская премия по литературе стоит признания сталинских заслуг в языкознании. Желание Черчилля написать биографию его предка герцога Марльборо и желание Сталина — написать краткий курс ВКПб — это ровно то же самое. Вам не хочется этого видеть, но они-то сами про себя это знали доподлинно. И пили один и тот же коньяк. И думали примерно одни и те же мысли. И если читать сочинения Черчилля и сочинения Сталина непредвзято — то стиль, тон и содержание крайне родственны.
Избирательное порицание сталинских и гитлеровских достижений в искусстве и принятие как должное посредственности Черчилля — можно отнести за счет обычного либерального лизоблюдства. Нам и впрямь картина мира казалась проще, поделенная на черное и белое, на тоталитаризм и демократию, на западную свободу и восточное рабство. А деление шло по совершенно иной шкале. И, говоря о типологии личности, здесь дело и не в социализме и капитализме, и не в нации — но в типе императорской власти.
Солдафонский юмор и пристрастие к слащавому искусству (в чем Черчилль превосходил и Сталина и Гитлера) — это вообще отличительная особенность демократического диктатора, Нерона, властителя масс, говорящего с толпой на языке толпы. Это не просвещенный монарх, не Марк Аврелий и не Людовик Святой; это вам не Петр Первый, который бреет бороды, учит арифметике и внедряет науки, это вам не Карл Великий и не Ленин, дающие представление об устройстве мира. То были — вразумляющие правители; но тип черчилля-гитлера-сталина иной; это цезарь-плебей, такой же хам как все хамы, такой же любитель ковра с лебедями как все. И в этом они все: Рузвельт, Гитлер, Черчилль, Сталин похожи, как калоши из обувной лавки.
Они все — плебеи, командующие толпами.
Важно здесь и то, что они главнокомандующие, не бывшие полководцами — прыгнувшие в генералиссимусы из ефрейторов, минуя генеральский опыт.
Они распоряжались армиями и войной, слали полководцев убивать, они были прежде всего — лидерами войны и к мирным дням относились как к войне — но военными они не были. Поэтому так одиноко среди них смотрится единственный профессиональный военный — генерал де Голль, с его офицерскими понятиями о чести. Прочие — то есть ефрейторы, ставшие главнокомандующими — были абсолютно и программно бесчестными людьми. Расстрелять польских офицеров (Сталин) — запросто. Сдать союзников казаков (Черчилль) — легко. Разбомбить мирный город, расстрелять греческое восстание (Черчилль) — даже не обсуждается. Глядеть на гибель варшавского восстания и не помочь (Сталин) — а почему нет? Бомбежка Дрездена и Гамбурга и Хиросимы с Нагасаки, мародерство и насилия в Берлине и шире по Германии, преступления по отношению к пленным немцам в Силезии, — это все дела не вполне военных, а таких главнокомандующих Неронов, маршалов из рядовых. Армиями они командуют — но солдатской честью там и не пахнет. Щепетильность де Голля выглядела дико не только рядом с выродком Гитлером (это понятно без слов), но и рядом с равнодушием Черчилля, цинизмом Сталина или варварством Трумана.
Одним словом, они были авторами тотальной войны, большой войны, и делали это сознательно — чтобы повсеместно задушить революцию.
Вероятно, если бы Сталин не задушил революцию, не превратил революционную страну в военный лагерь — он бы не победил. Судить об этом не представляется возможным.
Историческая роль Сталина заключается в том, что он ради перманентной войны и строительства военного лагеря — задушил революцию. Капитализм может быть ему благодарен.
Довольно смешно то, что либералы стараются оспорить роль Сталина в войне — хотя эта роль очевидна, просто это роль контрреволюционная — роль цезаря, душащего идею свободы.
В ведении войны он, в целом, был цепким и точным. Он ошибся с 22-м июня, под Минском, с Ржевскими операциями, и т. д. Но такие провалы имеются, такое имеется у всех. У Гитлера в несравненно большем количестве. В политике в целом, как военный вождь — он создал систему казармы, необходимой для войны.
Сталин построил систему отношений в обществе на скрепе не только энтузиазма, но и страха — страха субординационного, армейского. Он окружил себя служаками и убийцами — типа Ежова или Ягоды, Поскребышева, Хрущева и т. п.; против ленинского Политбюро — его Политбюро и весь аппарат стал практически уголовным, и опора была на исполнительных и трусливых.
Как всякому генералу, ему казалось, что он всегда сможет заменить зарвавшегося убийцу. И он заменял проштрафившихся. Он заменял человека на человека — демонстрируя, что люди — это рабочий материал войны, а жизнь страны это вечная война. Так оно и было: надо было выбрать: война или революция. И мир выбрал — война. И Сталин сказал это слово громче прочих.
Этот принцип усвоили все лидеры и так именно относились к своим подчиненным. Тем самым жизнь человека оказалась обесценена в принципе. Шел вечный процесс ротации кадров, вызванный тем, что в исполнители воли призывались люди морально ущербные, объявлялись солдатами, и они быстро делались кровожадными — ведь поле боя кругом! Тактика строительства государства была такая же, как тактика войны — Сталин обрушивал энергию диких исполнителей на проблему (деревни, скажем), а потом (головокружение от успехов) избавлялся от зарвавшихся исполнителей — и переходил к другой проблеме, часто противоположного толка. И эта тактика ротации кадров, положение о бесконечной замене неудачного человека — другим человеком («незаменимых людей у нас нет») стала принципом жизни коллектива страны. Это не просто ошибочная мысль, это аморальная мысль для общества, неприемлемая для христианина, а для правителя — преступная.
Это политическое кредо было позже неловко названо «культ личности», то есть жизнь общества решал не общий закон, но тот, кто тасует людей, как карты. Важно понять, что это был не «культ личности» Сталина — это был принцип управления — им же пользовался и Хрущев, просто у него масштабных идей не было. Хрущев был негодяем и членом расстрельной московской тройки (включая Ягоду), он использовал момент, чтобы свалить на Сталина все преступления команды — но он имел право: так в армии и устроено, что уж тут стесняться.
Правитель исходил из соображения, что он один знает общий план — и это было близко к правде, поскольку он окружил себя очень мелкими людьми. В известном смысле, это беда всех правителей авторитарного толка. В случаях, когда идет террор населения (иногда вынужденный: контрреволюция, шпионаж, война, предательство — это необходимо провоцирует террор), использовать принцип террора как лечебный принцип вообще — ошибка гигантская. Врач может прибегнуть к хирургии, но хирургией не лечат понос, хотя, в принципе, и это возможно: удалить кишечник, например. От однообразной хирургии пациент умирает, а общество деградирует — страх доминирует в сознании.
В целом, постоянное военное положение привело к созданию уродливых рабских характеров — прежде всего либералов, которые обучены ходить только повзводно и стаями. Либералы и демократы, ненавидящие революцию — это сталинское наследие, это дети Сосо.
