Одной из ее лучших работ в кино была «Мария, королева Шотландии», и, наблюдая сейчас за Мариной Грегг, миссис Бэнтри вспомнила именно эту ее роль. Потом перевела взгляд на мужа Марины. Он тоже смотрел на актрису. Он забыл, что за ним могут наблюдать, и его лицо ясно отражало его чувства. «Господи, — пробормотала про себя миссис Бэнтри, — да он ее обожает!»
Почему это так ее удивляет? Да все просто: пресса так расписывает и обсасывает романы кинозвезд, их преданность друг другу, что поражаешься, когда видишь нечто подобное своими глазами. Движимая импульсом, она произнесла:
— Я очень надеюсь, что вам здесь понравится и на какое-то время вы здесь останетесь. Рассчитываете обосноваться в Госсингтон-Холле надолго?
Марина повернула голову и широко распахнула глаза от удивления.
— Я хочу остаться здесь навсегда, — сказала она. — Разумеется, я буду часто уезжать. Это естественно. В следующем году, например, мне предстоят съемки на севере Африки, хотя это еще не решено. Но мой дом будет здесь. И возвращаться я буду сюда. Возвращаться буду только сюда. — Она вздохнула. — И это прекрасно. Наконец-то обрести настоящий дом, куда тебя тянет словно магнитом.
— Понимаю, — сказала миссис Бэнтри, хотя сильно усомнилась в словах актрисы. Вряд ли такое возможно. Есть люди, которым стать на якорь просто не суждено. Эта Марина Грегг как раз такая.
Миссис Бэнтри снова украдкой бросила взгляд на Джейсона Радда. Сейчас он не хмурился. Нет, он улыбался, улыбка эта была очень милой, и неожиданной, и в то же время грустной. Видно, и он знает, что Марина заблуждается.
Открылась дверь, и в комнату вошла женщина.
— Бартлетты просят вас к телефону, Джейсон, — сообщила она.
— Пусть перезвонят.
— Они говорят, что-то срочное.
Он вздохнул и поднялся.
— Позвольте познакомить вас с миссис Бэнтри, — представил он. — Элла Зелински, моя секретарша.
— Выпейте чашку чаю, Элла, — пригласила Марина, когда Элла Зелински кивнула гостье и с улыбкой пробормотала дежурное: «Рада с вами познакомиться».
— Бутерброд, пожалуй, съем, — сказала Элла. — А китайский чай — без меня.
Элла Зелински выглядела лет на тридцать пять. На ней были хорошо сшитый костюм, гофрированная блузка, эта женщина явно была уверена в себе. Коротко подстриженные черные волосы открывали широкий лоб.
— Я слышала, вы здесь жили, — обратилась она к миссис Бэнтри.
— С тех пор много воды утекло, — ответила та. — Я продала дом после смерти мужа, а потом тут сменилось несколько хозяев.
— Миссис Бэнтри вполне по душе все, что мы тут понатворили, — объявила Марина.
— Я была бы очень разочарована, если бы вы ничего здесь не поменяли! — воскликнула миссис Бэнтри. — Я ведь вся извелась от любопытства — как тут теперь и что. Вы даже не представляете, какие слухи ходят по деревне.
— Понятия не имела, что в этой стране так трудно заполучить водопроводчиков, — сказала мисс Зелински, по-деловому вгрызаясь в бутерброд. — Правда, я не очень этим занималась, — добавила она.
— Будет вам, Элла, — не согласилась Марина. — Вы занимались всем. И персоналом, и всей сантехникой, и спорами со строителями.
— Об окнах во всю стену в этой стране будто и слыхом не слыхивали. — Элла взглянула на окно: — Но вид, надо сказать, отменный.
— Типично английский сельский пейзаж, просто прелесть, старая добрая Англия, — восхитилась Марина. — И атмосфера в доме соответствующая.
— Спасибо деревьям, а то пейзаж не был бы таким сельским, — заметила Элла Зелински. — Вон там жилой массив разрастается прямо на глазах.
— В мои времена его не было, — сказала миссис Бэнтри.
— То есть, когда вы жили в этом доме, тут была только деревня?
Миссис Бэнтри кивнула.
— Наверное, было трудно с магазинами?
— Не сказала бы, — возразила миссис Бэнтри. — Скорее до обидного легко.
— Разводить цветы — это я понимаю, — продолжала мисс Зелински. — Но вы здесь заодно и все овощи выращиваете. Не проще ли их покупать? Разве тут нет супермаркета?
— Может, в конце концов и перейдем на магазинные овощи, — миссис Бэнтри вздохнула: — Только у них вкус совсем другой.
— Уж пусть, Элла, все останется как было, — вставила Марина. — К чему разрушать атмосферу?
Дверь открылась, и в комнату заглянул Джейсон.
— Дорогая, — обратился он к Марине. — Извини, но придется тебе отвлечься. Их интересует твоя личная точка зрения.
Марина вздохнула и поднялась. Лениво поплелась к двери.
— Не одно, так другое, — пробурчала она. — Ради бога, простите, миссис Бэнтри. Это на пару минут, не больше.
— Атмосфера, — повторила Элла Зелински, когда Марина вышла и закрыла за собой дверь. — Вы считаете, у этого дома есть своя атмосфера?
— Не знаю, никогда об этом не думала, — сказала миссис Бэнтри. — Для меня это был просто дом. В чем-то очень неудобный, в чем-то очень милый и уютный.
— Примерно так я и полагала, — проговорила Элла Зелински. Она в упор посмотрела на миссис Бэнтри. — Кстати, об атмосфере… Где именно здесь произошло убийство?
— Здесь никакого убийства не было, — возразила миссис Бэнтри.
— Будет вам. Слухами земля полнится. Всегда найдется желающий рассказать, миссис Бэнтри. Прямо здесь, на каминном коврике, верно? — мисс Зелински кивнула в сторону камина.
— Да, — подтвердила миссис Бэнтри. — Здесь.
— Так убийство все-таки было?
Миссис Бэнтри покачала головой:
— Было, но не здесь. Девушку убили в другом месте, притащили сюда и положили в эту комнату. К нам она не имела никакого отношения.
В глазах мисс Зелински мелькнул интерес.
— Наверное, мало кто хотел в это верить? — спросила она.
— Вы правы, — согласилась миссис Бэнтри.
— И когда вы нашли тело?
— Утром пришла горничная. К утреннему чаю. Мы тогда, знаете ли, держали горничных.
— Знаю, — подтвердила мисс Зелински. — Они носили шуршащие ситцевые платья.
— Насчет ситцевых платьев не уверена, — усомнилась миссис Бэнтри. — Возможно, тогда уже носили комбинезоны. Так или иначе, она влетела к нам и закричала, что в библиотеке кто-то лежит. Я сказала: «Что за чушь», потом разбудила мужа, и мы пошли вниз посмотреть.
— И она лежала там, — заключила мисс Зелински. — Чего только в жизни не бывает! — Она метнула взгляд на дверь, потом снова посмотрела на миссис Бэнтри. — Если можно, не рассказывайте об этом мисс Грегг, — попросила она. — Ей такие истории не на пользу.
— Конечно. Не скажу ни слова, — пообещала миссис Бэнтри. — Я об этом вообще никогда не говорю. Это ведь было так давно. Но она… то есть мисс Грегг… все равно об этом услышит?
— Совсем необязательно. Вы, наверное, знаете, что кинозвезды ведут очень замкнутый образ жизни. Иногда без этого просто нельзя. Их так легко вывести из равновесия. И ее в частности. Она ведь последнее время серьезно болела. Где-то год назад начала более или менее приходить в себя.
— Похоже, дом ей нравится, — сказала миссис Бэнтри. — И она надеется найти здесь счастье.
— На год или два ее хватит, — сказала Элла Зелински.
— Не больше?
— Сомневаюсь. Знаете, Марина из тех, кому каждый раз кажется: вот наконец-то я нашла то, что мне по сердцу. Но жизнь куда сложнее, верно?
— Верно. Куда сложнее.
— Если она будет здесь счастлива, это и на нем отразится, — добавила мисс Зелински. Она сосредоточенно, даже целеустремленно проглотила еще два бутерброда — так запихивают в себя пищу люди, которые страшно боятся опоздать на поезд. — Он, между прочим, гениальный режиссер. Вы какие-нибудь его фильмы видели?
Миссис Бэнтри смутилась. Она относилась к типу женщин, которых в кино интересует только сам фильм, и не более. Длинные списки действующих лиц, режиссеров, продюсеров, операторов и прочих всегда ускользали от ее внимания. Частенько она пропускала даже фамилии кинозвезд. Однако признаться в этой слабости большого желания у нее не было.
— У меня в голове настоящая каша, — пожаловалась она.
— Ему, конечно, со многим приходится мириться. И с ее фокусами в том числе, а это ох как не просто. Она все время должна быть счастлива. А это совсем непросто — сделать человека счастливым. Разве что… то есть… если этот человек… — Она заколебалась.
— Разве что этот человек умеет быть счастливым сам по себе, — докончила миссис Бэнтри. — А есть люди, — добавила она, — которые упиваются собственным несчастьем.
— Ну, Марина не из таких. — Элла Зелински покачала головой. — Скорее у нее перепады настроения слишком бурные. Понимаете, вот она безмерно счастлива, безмерно всем довольна, от всего на свете в восторге — прямо седьмое небо! А потом случается какая-то мелочь — и она впадает в другую крайность.
