Внутри царило обычное оживление. Галереи оссуария были полны зевак и торговцев. Как и в тот, самый первый раз, обнаружилась там торговка платками, которая размахивала над головой сверкающими, яркими кусками ткани:
— Шелковые платки по последней сарацинской моде! Разноцветные платки!
Франсуа не стал покупать. Единственным цветом, который подошел бы ему, был черный, а такого у торговки не оказалось. Он прохаживался по галерее в ожидании наступления ночи. Он шел, опустив глаза, и видел те же надгробные камни. Вот этот с черепом, двумя скрещенными костями и предупреждением «Hodie mihi, eras tibi» — «Сегодня я, а завтра ты» — нисколько его не взволновал. В данный момент eras не означало ровным счетом ничего, день его смерти был так далек… Зато другая могила, та, на которой ему удалось прочитать половину четверостишия:
Мужчина, женщина, младенец нежный,— Смерть — общий удел неизбежный…
потрясла его. Из всех стихотворных строчек сохранились лишь два слова, первое и последнее: «мужчина»… «неизбежный». После предсказания Маргаритки, которая обещала ему любовь в аду, он не мог не увидеть здесь нового предупреждения.
— Боже, кто хочет забыться? Боже, кто хочет забыться?
Снаружи, на улице, кричал продавец свернутых в трубочку вафель. Люди начали расходиться с кладбища.
Франсуа спрятался в темном углу и стал ждать. Ударили колокола, и со скрежетом закрылись ворота. Он остался на кладбище один. Франсуа решил дождаться наступления ночи. Тогда выйдет луна, и он сможет увидеть все…
На смену городскому гомону пришла тишина, когда он решился, наконец, покинуть свое убежище. К одному из разрезов оссуария, тому самому, что со стороны Скобяной улицы, то есть с северной, была приставлена лестница. Значит, здесь…
Франсуа развязал узел, взял череп Жана, стал карабкаться по ступеням. Он осторожно положил свою ношу поверх других черепов. Две глазницы неотрывно следили за ним. Франсуа отступил, созерцая картину с каким-то священным ужасом. Все мертвецы смотрели на него одинаково. Один и тот же пустой взгляд, один и тот же бессмысленный оскал: нищий и сумасшедший, рубака и магистр богословия, советник Папы и епископ.
Франсуа уже собирался сказать брату последнее «прощай», как вдруг визгливый голос окликнул его.
— Здравствуй, приятель!
Он обернулся. У подножия лестницы стояла какая-то старуха в лохмотьях, грязная и всклокоченная.
— Кто вы?
— А кто вы такой, если не знаете меня? Я отшельница кладбища Невинно Убиенных Младенцев. Вот уже двадцать лет, как я здесь.
Франсуа на мгновение забыл о своем мрачном деле.
— Двадцать лет? Разве такое возможно?
— Я убила моего мужа. Кладбище — священное место, и люди короля не могут войти сюда. Я здесь укрылась и уже никогда не выйду наружу. А этого вы тоже убили?
— Нет. Он умер от чумы.
— Кто он был? Разбойник?
Франсуа спустился по лестнице, забрал остальные кости и поднялся снова.
— Это был святой…
В этом самом месте часть покатой крыши, что нависала над отверстиями оссуария, была проломлена. Франсуа скользнул в дыру, сложил останки Жана поверх кучи других костей и опять спустился.
Отшельница кладбища Невинно Убиенных Младенцев ждала его. Она взяла его исхудалую руку в свою.
— Поверьте мне, приятель, не выходите отсюда!
Франсуа разглядывал старую женщину, которая, судя по всему, была немного не в себе.
— Почему это?
— В компании мертвых так хорошо! Они — единственные, кто хранит молчание, они вас не тревожат, они — единственные, кого не надо опасаться. Опасность — там, снаружи.
Франсуа ничего не ответил. Отшельница стала бормотать что-то похожее на слова песни, а сам он погрузился в размышления. Старуха права в своем безумии: опасность таится снаружи. Если бы он захотел, он мог бы уподобиться ей. Спрятаться в своем Вивре или Куссоне, скрыться от всех. В его возрасте он уже не обязан воевать. Никто не смог бы его ни в чем упрекнуть. Забытый всеми, он окончил бы свои дни в покое и безопасности.
Франсуа встряхнул головой. Затворничество выглядело весьма привлекательно, но именно этого и не следовало делать ни в коем случае. Это означало бы отречение, отказ от жизни, трусость. Женщина, живущая среди мертвецов, сама была мертва. Бесполезная жизнь. Франсуа, напротив, должен идти к людям, сметая все опасности, и с Божьей помощью следовать прямой дорогой.
Так в обществе отшельницы кладбища Невинно Убиенных Младенцев он дожидался наступления утра. Прислонившись спиной к оссуарию, той его части, что была обращена на север, Франсуа смутно надеялся разглядеть какой-нибудь свет, но тщетно.
Напротив, свет не замедлил появиться там, где ему положено, — на востоке, со стороны улицы Сен-Дени. Пропел первый петух, за ним другие. На Скобяной улице раздался голос:
— В «Убегающей свинье» открыли новую бочку вина Шайо. Пять денье пинта. Не упустите такую возможность!
Это был разносчик вина. Да, новый день начинался. Открылись ворота кладбища… Отшельница исчезла. Франсуа поднял глаза к отверстию оссуария. С большим трудом отыскал взглядом череп брата среди остальных. Перекрестившись, Франсуа вышел.
Чтобы получить Божью помощь, в которой он так нуждался, он решил отправиться в собор Парижской Богоматери.
Войдя в собор, он встал возле хоров, опустился на колени и сложил руки. Он поочередно смотрел то на южную розетку слева, с ее теплыми тонами, то на северную, с ее фиолетовыми, синими и зелеными оттенками. Он вспомнил день Вербного воскресенья в 1358 году, когда в отблесках южной розетки он любовался перстнем со львом. Жан стоял рядом, повернувшись к северу, и волчий перстень прятался на его груди, в золотой булле.
Теперь у него были оба перстня. Поднимающееся солнце внезапно упало на льва. Франсуа увидел, как освещенное фантастическим светом кольцо засияло всеми огнями. Волк скрывался в тени и оставался безнадежно темным.
В голову Франсуа пришла странная мысль: если однажды оба кольца окажутся освещенными в одно и то же время, одно — светом Юга, другое — светом Севера, это и будет означать, что он выполнил свою задачу. Но для подобного совпадения требовалось чудо, а кто он такой, чтобы надеяться на Божье чудо?
И Франсуа вышел. От первого же встреченного нищего он узнал, что король больше не живет во дворце Сите, оставленном Карлом V после убийства маршалов, но по-прежнему занимает покои во дворце Сент-Поль. Франсуа отправился туда по улице Сент-Антуан, в конце которой возвышался величественный замок с крепостными стенами — Бастилия.
По пути он стал свидетелем одной уличной сценки, которых происходило в ту пору множество: королевские стражники пинками выгоняли из дверей молодого человека лет двадцати. Тот поднялся, потирая место пониже спины. Вид у него был смышленый, да и выглядел он симпатично.
