— Вот это и есть Кельсиор, — кивнул Фолкен в сторону цитадели.
Трэвис окинул руины скептическим взглядом.
— Не сочти за обиду, друг Фолкен, только эта куча мусора как-то не очень похожа на королевство. Бард весело расхохотался.
— Ты прав, Кельсиор в самом деле давно пришел в упадок. Хотя знавал он и лучшие времена. Много веков назад здесь стоял сильный гарнизон, охранявший северные границы Тарраса. Позже крепость перешла под руку королей Малакора. Ну а в наши дни цитадель — вернее, то, что от нее осталось, — захватил один ловкий проходимец по имени Кел. По происхождению он варвар но считает себя суверенным монархом, поэтому перечить ему я не рекомендую, особенно во время пиршества.
Трэвис тоскливо вздохнул. Вид крепости далеко внизу вновь навеял тревогу и мрачные мысли.
— Что-нибудь не так, мой друг? — обеспокоенно осведомился Фолкен.
— Сам не пойму, — покачал головой Уайлдер. — Понимаешь, какое дело… Вот ты, например, собираешься встретиться здесь с друзьями. Для тебя на этом путешествие закончится. А куда деваться мне, если я по-прежнему понятия не имею, где и как искать дорогу назад, в свой мир?
Бард сочувственно взглянул на спутника и ободряюще похлопал по плечу.
— Прежде всего, я никогда не говорил, что путь мой завершится именно в Кельсиоре, — сказал он и, хмыкнув с усмешкой, добавил: — Учитывая нравы самого Кела и его придворных, подобный исход едва ли можно считать удачей. — Фолкен снова принял серьезный вид. — По правде говоря, друг Трэвис, я тоже плохо представляю, куда тебе лучше отправиться. Но не теряю надежды, что кое у кого из тех, и кем мне предстоит увидеться, голова работает получше моей. Кроме того, не стоит забывать о хитросплетениях судьбы. Кто знает, не совпадут ли вновь наши пути в ближайшем будущем?
Уайлдер с благодарностью посмотрел на Фолкена. Какое все-таки счастье сознавать, что ты не один в чужом мире, неизмеримо далеком от твоего собственного, и всегда можешь опереться на плечо друга! Они повернулись и начали спускаться вниз по узкой горной тропе, ведущей к древней цитадели.
26
Грейс приникла к широкой спине рыцаря, галопом скачущего по направлению к возвышающимся в отдалении башням величественного замка.
Замка?
Слово теплой искоркой коснулось поверхности ее замороженного мозга. Она попыталась проникнуть в его значение, но ничего не вышло. Подобно золотой рыбке под слоем озерного льда, оно лишь блеснуло на краткий миг и снова ушло в глубину.
Осталось только ощущение холода. Ужасного, невыносимого холода. Стремительно проносились мимо размытые детали серо-белого равнинного ландшафта. Стоп! Ведь только что ее окружала совсем иная обстановка. В памяти возникло вдруг переплетение голых черных сучьев на фоне бледного неба — будто выписанная тушью надпись, в которой нельзя разобрать ни слова. Деревья? Покрытые серебристой корой стволы перед глазами и барабанный стук лошадиных копыт по камням в ушах. Однако все эти названия и понятия по-прежнему не могли прорваться сквозь ледяную корку непонимания. Потом деревья куда-то исчезли, сменившись видением покрытых гирляндами сосулек мощных крепостных стен и грозных башен на высоком холме. Одна картинка уступала место другой, словно в детском волшебном фонаре. И все же последняя сцена поразительно напоминала…
Но холод опять не позволил ей ухватить ускользающую нить размышлений. От холода не спасало даже толстое стеганое одеяло, остро пахнущее конским потом, в которое завернул Грейс сидящий впереди нее рыцарь. Ее собственная одежда — блузка и слаксы — промокла, заледенела и прилипла к коже. Почему же она не Дрожит? Странно, озноб — вроде бы самый первый признак замерзания.
«У тебя переохлаждение, Грейс, и ты уже перешла этот порог!» — бесстрастно констатировал возникший где-то в глубинах скованного льдом мозга внутренний голос. Даже сейчас, когда она и пальцем пошевелить не могла, где-то в глубинах подсознания сработал профессиональный рефлекс, и та часть сущности Грейс Беккетт, которая не переставала оставаться врачом экстренной помощи, проанализировала ситуацию и поставила исчерпывающий диагноз: «Твой пульс замедлился, кровяное давление понизилось до угрожающей черты, а ментальные функции расстроились. Тебе отлично известно, что эти симптомы являются первыми признаками наступления комы. Ты должна согреться, Грейс, иначе погибнешь!»
Малейшее движение превращалось в мучительную пытку. Мышцы налились свинцом и отказывались подчиняться. И все же она заставила себя придвинуться ближе к сидящему в седле всаднику и крепче ухватиться руками за его торс. Это усилие отняло у нее остаток сил. Сначала окончательно онемели конечности, потом свет вокруг померк, и она стала проваливаться в сгустившуюся темноту. Мрак, в котором не было ни тепла, ни холода, ни страха, а была лишь манящая, бесконечная пустота, принял ее в свои объятия. Только где-то в самом центре угасающего сознания еще пульсировал последний очаг сопротивления и звучал тревожный шепот: «Не спи, Грейс, не спи! Тебе никак нельзя засыпать!» Но смысл слов уже не доходил до нее, и она все глубже погружалась в бездонные черные глубины.
Будто крошечная раскаленная игла коснулась острием потускневшей холодной поверхности, что еще недавно была корой головного мозга Грейс Беккетт. Ощущение тут же прошло, и она оставила его без внимания. Погружение продолжалось. Еще немного — и ей уже больше никогда не придется страдать от холода. Снова укол, сопровождающийся ослепительной вспышкой. За ним другой, потом третий… А вскоре ее безжалостно терзали уже тысячи игл — маленькие, острые, обжигающие, как капли расплавленного металла. Сознание нехотя возвращалось, и через некоторое время Грейс поняла, что означают эти иглы. Боль! Бесчисленные булавочные уколы распространились по всему телу, отзываясь метеоритным дождем в голове и разгоняя остатки окутывающей сознание тьмы. Что-то болезненно ёкнуло внутри, заставив ее дернуться, а в следующее мгновение все тело Грейс сотряс приступ крупной дрожи.
Она широко раскрыла рот и судорожно втянула воздух в задыхающиеся легкие, только сейчас сообразив, что у нее, очевидно, произошла остановка дыхания. Ноги и руки снова свело от боли, но вместе с болью Грейс почувствовала, как начинают отходить закоченевшие члены под воздействием волны тепла, излучаемого лошадью и рыцарем. Ее снова пробил озноб, потом еще раз, а после она уже просто не могла остановиться.
«Превосходный признак, Грейс, — вновь зазвучал в голове лишенный эмоций голос внутреннего диагноста. — Рефлекторная реакция мышц способствует выработке дополнительной химической энергии и усиливает кровообращение в удаленных от крупных кровеносных сосудов участках тела. Боль в конечностях свидетельствует об отсутствии серьезного обморожения. Ты должна выкарабкаться, детка!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
