львом. Принцесса умоляет о вечной жизни для своего возлюбленного, а он превращается в какое-то существо. Подобные просьбы редко проходят без последствий. Некоторые из таких последствий могут изменить все, что мы знаем.
На мгновение ее мысли будто уплывают куда-то далеко.
– Короли и королевы прошлого вызывали своими просьбами такие катастрофы, что призыв Судеб запретили навсегда. Это слишком опасная сила, чтобы ею кто-то мог владеть, особенно для собственной выгоды.
– Но ты думаешь, что Маргрет нарушила правила и призвала Судьбу, чтобы вернуть меня к жизни?
– И сохранить тебе жизнь, если нападение дэйнара тебе о чем-нибудь говорит. Только вот после возвращения ты не можешь вспомнить, кто ты такая.
Или я вернулась совершенно другим человеком.
– Ты имеешь в виду, что это последствие ее вызова.
– Да, такова теория на данный момент. Однако остается немало вопросов. – Анника замолкает, когда мы встречаем на прогулке еще двух придворных.
Та, что слева, женщина с гладкими черными волосами, контрастирующими с лицом цвета слоновой кости, делает лишь легкий реверанс по сравнению со своей спутницей – так, будто считает себя выше всех остальных. Но тут ее угольно-черные глаза устремляются ко мне, и в этом темном взгляде и сжатых губах я вижу враждебность. Она не рада видеть доказательства того, что слухи о кончине принцессы Ромерии оказались ложными.
Мгновенье мимолетно, и мы уже продолжаем путь.
– У нас здесь не было элементаля почти два столетия, а теперь Маргрет мертва. Боюсь, мы не увидим элементалей еще много лет, пока твоя мать собирает их, как драгоценных кукол на полке, – говорит Анника, возвращаясь к нашему разговору.
И потому что Нейлина не хочет, чтобы ее враги имели доступ к такой опасной силе. Может быть, у нее есть веская причина.
– Откуда берутся эти заклинатели? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь собрать воедино все кусочки в картине этого увлекательного мира магии.
– Они рождаются у ибарисанских смертных. Говорят, что на каждую тысячу рожденных людей приходится один одаренный. Всех их проверяют при рождении, и любой выявленный одаренный ребенок отправляется на остров, где магия заклинателя наиболее сильна, для обучения в Гильдии. Когда они достигают совершеннолетия, им назначают роли в Ибарисе. Все элементали обязаны служить королеве в Аргоне. Я слышала, она держит их в ошейниках, в специальной башне в замке. В хорошо обставленной башне, однако все тюрьмы одинаковы. Они исполняют любые ее капризы и желания.
– Мордейн позволяет это?
– Им не дают выбора. Мордейн склоняется перед властью Ибариса, а королева Нейлина никому не подчиняется.
Эта женщина, королева, похоже, тиран. Какой она воспитала свою дочь? По общему мнению, равной ей в ненависти и коварстве.
– Сколько у нее элементалей? Ты знаешь их имена?
У кого-нибудь из них есть волосы цвета меди?
– Если то, что ты сказала нам ранее, верно, их никогда не бывает больше двадцати, но имен я не знаю. Нашим шпионам пока не удалось проникнуть в личный дворец королевы. Кроме того, элементали часто болеют и оттого зачастую сменяются. Они никогда не проводят с ней больше пятнадцати лет, максимум два десятилетия.
Мы проходим через туннель, где густые заросли ежевики оплетают железные решетки с кольцами, а колючие лозы обвиваются вокруг металлических конструкций. Я вздрагиваю, когда что-то впивается в тыльную сторону моей руки. Заблудший усик, каким-то образом пропущенный садовником. Порез достаточно глубокий, чтобы потекла кровь. Еще один шрам в мою коллекцию.
– Насколько сильна Вэнделин?
Анника наблюдает, как я провожу по ране большим пальцем.
– Она не элементаль, если ты об этом спрашиваешь. Но она наиболее близка к стихиям из тех семи, что у нас остались, и занимает самое высокое положение. Вэнделин – единственная из наших заклинателей, кто может исцелять. Мы очень ценим ее навыки.
– А что происходит с одаренными детьми, которые рождаются в Илоре? Теми, что родились здесь от людей.
– О, ты и правда невежда. – Ее брови идеальной формы изгибаются от удовольствия. – В Илоре не рождаются одаренные дети.
Я раздражаюсь.
– Почему нет?
– Потому что так распорядились Судьбы, – неопределенно отвечает она, ведя нас налево, за изгиб живой изгороди, кончиками пальцев скользя по подстриженным веткам.
И снова нечто неопределенное в мою коллекцию сведений, которая, надеюсь, однажды станет полной.
Я открываю рот, чтобы задать ей еще вопросы, но вдруг понимаю, что мы в розарии. Трое здоровенных мужчин в потертых коричневых штанах и туниках, слишком тяжелых для жары, тащат последние каменные обломки в повозку. Пот капает с их лиц, а резкий запах тел доносится до моего носа. Лошади пасутся на разбросанном сене, ожидая приказа.
Люди, безусловно.
Мужчины отвлекаются от работы, чтобы поклониться нам, а затем снова продолжают, пыхтя и охая.
– Вот где он меня подстрелил, – бормочу я под нос.
Брови Анники взлетают вверх.
– Ты что-то помнишь?
– Нет. Но я помню, что была здесь той ночью. Я нашла стрелу прямо здесь. – Я бреду к месту. – Или тут. – Пейзаж везде одинаков: розовые кусты и живые изгороди кедров, расходящиеся в разные стороны.
– Да, думаю, это случилось тут. Ты бежала от стражей. Боз застрелил тебя с юга, вот здесь. – Она пренебрежительно машет рукой в сторону пятна на камне. – Он стрелял метко. Всегда так делает. Это был полный хаос. Они оставили твое тело там, пока преследовали остальных повстанцев, планируя вернуться сюда позже. Но они и не предполагали, что ты встанешь и убежишь. – Анника протягивает руку, чтобы коснуться бутона на розовом кусте. Он разворачивается под ее прикосновением, раскрываясь в великолепный желтый цветок с бесчисленными лепестками.
Требуется невероятное усилие, чтобы моя челюсть не отвисла.
– Как ты… Ты заклинательница?
– Нет. Я эльфийка, – ровным голосом отвечает Анника, добавляя, – хотя Ибарис отказывается признать, что мы равны.
У эльфов тоже есть родство со стихиями? Значит ли это…
– Ты взаимодействуешь с водой. – Она постукивает по гладкой черной манжете на моем левом запястье. – Но из-за этой вещицы не в силах ничего сделать.
Я смотрю на сковывающие меня манжеты с новым, хотя и не совсем полным пониманием. Зандер сказал, мол, они будут держать меня «в узде», если у меня вдруг появятся какие-нибудь идеи. Я тогда не поняла, что это значит, но теперь Анника говорит, что они способны подавлять мои способности.
Но той ночью их на мне не было, а разницы я не почувствовала. Хотя я пребывала в состоянии шока. В противном случае знала бы я, что делать?
– Моя мать хотела надеть на тебя эти оковы, когда ты прибыла, но отец настоял, что это будет проявлением недоброй воли. – Губы Анники кривятся. – Не знаю, повлияло
