при попытке ударить лошадь кинжалом в бок. Еще один попытался достать меня клинком и осел на землю, как куль, получив удар плашмя по кожаному боевому шлему.
Все это я делал легко, почти шутя, у меня было вдоволь времени примериться и ударить, я успевал думать на два удара вперед. Включившись в этот таинственный ритм боя, я обнаружил, что неуязвим для охваченных странным оцепенением врагов.
И так, разя вновь и вновь, рубя и стремительно разворачиваясь, покуда противники неуклюже тыкались, бесполезно размахивая руками, я влился в прекрасный и страшный танец.
Барды с трепетом говорят об Оран Мор, Великой Музыке — неуловимом источнике всех мелодий и песен. Лишь у немногих есть дар его различать. Такой — или даже больший — дар был у Талиесина. Но я в упоении битвы слышал Оран Мор, она билась в моих членах, в моей разящей руке, мой меч повторял ее нездешний напев. Я стал частью Оран Мор, Оран Мор — частью меня.
Послышался боевой клич, и домовая стража Мелвиса под стук копыт вылетела на площадь. Воины прискакали с виллы, на которой укрылись горожане, и, напрасно прождав нападения, ринулись нам на помощь.
В следующий миг я понял, что победа за нами. Во мне поднялась волна неуемной радости, я различил высокий боевой клич, торжествующий вопль, и узнал свой собственный голос.
Враги, как один, повернулись на этот звук, и я с немыслимой ясностью увидел, как отчаяние исказило их лица. Они поняли, что обречены.
Мой клич перешел в победную песнь. Я бросился на выручку теснимым братьям по оружию, упоение разливалось по жилам и рвалось из глотки словами песни. Никто не мог устоять передо мной. Ирландцы бежали в страхе.
В один миг я был здесь, отбивал товарища у врагов, тащивших его на смерть, в другой — на противоположном конце площади, вырывал оружие у противника и отдавал другу. Раз я успел подхватить и усадить обратно выпавшего из седла воина. И все это время голос мой звенел не смолкая. Я был неуязвим.
Мелвис подъехал ко мне, трое наших воинов — за ним. Я отсалютовал мечом и увидел, что лицо короля бледно под кровью и потом, глаза остановились. Правая рука была рассечена, но он не обращал на это внимания.
Мелвис коснулся меня дрожащей ладонью, я видел, что губы его шевелятся, но слова даются с трудом.
— Довольно, Мирддин. Все позади.
Я осклабился и дико захохотал.
— Гляди! — воскликнул он, тряся меня за плечо. — Посмотри вокруг. Мы победили!
Я вгляделся сквозь застилавший глаза туман. По всей площади лежали трупы. Запах мертвечины царапал ноздри.
Меня стал бить озноб. Последнее, что я увидел, — солнце прямо в глаза и облака, словно птицы, несущиеся по кругу.
Помню, как мы въехали на виллу, помню невнятный гул голосов. Помню, что пил какую-то горечь, и потом меня рвало. Помню, что проснулся в холодном поту от звона стали о сталь, тьму вокруг озаряли языки пламени. Помню, что плыл в необъятном море, а вокруг ревела и грохотала вода.
Помню, наконец, что взбирался на крутой склон и стоял на пронизывающем ветру, а впереди наливалась кровью заря...
Боевое исступление пришло и ушло. Когда я снова проснулся, мама внимательно разглядывала меня, щупала лоб, но признала, что ночной недуг покинул меня.
— Мы беспокоились о тебе, Мерлин, — сказала она. — Думали, ты ранен, но на тебе нет даже синяка. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, мама. — Вот все, что я сказал. Не мог же я объяснить то, чего сам не понимал!
После завтрака я услышал какой-то шум за дверьми и вышел во двор, где нашел Мелвиса и стражников, многие из которых сражались вчера бок о бок с нами. Впрочем, на вилле они все вместе собирались редко, поскольку король поочередно отправлял их нести дозор на границе.
Весть о вчерашнем нападении собрала всех вождей и воинов. Пришли и многие горожане, так что на дворе яблоку негде было упасть.
Мелвис обращался к ним, но, когда я вышел, воцарилась тишина. Без всякой задней мысли, думая просто присоединиться к собравшимся, я встал рядом с королем. Кто-то протиснулся ко мне из толпы, и я узнал Блеза.
Он воздел посох и запел громко:
Трижды тридцать витязей дерзких
Полегли под мечом его острым;
Кровь побежденных молчит,
Скорбь объяла их дома.
Очи поверженных — добыча вранов,
Хвалу храбрецу воспойте уста.
Из сердца героя восстал избавитель –
Искусный воин, исполин в битве;
Сталью острой разил супостата;
Страшны были воителей вопли.
Прославьте его, доблестные мужи, превознесите,
Пусть повсюду прогремит его имя!
Славословьте своего Избавителя,
Стеной стальною вас оградившего.
Отважные мужи! Славные родом!
Воздайте честь имени Мирддина!
Закончив, Блез низко поклонился, положил к моим ногам свой посох и отступил назад. Некоторое время все стояли молча. Никто не двигался.
Внезапно юный воин — кажется, это его во время боя я подхватил, когда он падал с коня, — шагнул вперед, выхватил из ножен меч и без единого слова положил рядом с жезлом друида. Потом он преклонил колени и коснулся рукой моей стопы.
Один за другим воины последовали примеру товарища. Они клали на землю мечи, вставали на колени и накрывали ладонью мою ногу. Несколько вождей, захваченные общим порывом, добавили свои мечи в общую груду и тоже, опустившись на колени, потянулись к моей ноге.
Так воины клянутся в верности новому предводителю.
Но почему? Мелвис не убит, почти не ранен, он толковый и опытный правитель. Я повернулся к королю и увидел, что он отошел в сторону. Я был один перед всем народом. Что это значит?
— Государь, — прошептал я, — эти почести приличествуют тебе.
— Нет, — объявил он, — только тебе, Мирддин. Воины выбрали, за кем им следовать.
— Но...
Мелвис покачал головой.
— Пусть будет так, — мягко произнес он. — Слушай меня, мой народ. Вот тот, кого вы чтите. Вы выбрали его своим предводителем... — Он замолчал и взял меня за плечи. — Сегодня я объявляю его своим сыном и наследником всех своих владений.
Что?!
Блез снова был тут как тут.
— Это великий день, государь, — произнес он. — Дозволь мне скрепить твое доброе намерение.
С этими словами он размотал свой кожаный кушак и связал наши
