— Радио! «Сигнал бедствия» в шестичасовых новостях!
— Что? «Сигнал бедствия»? Джордж, ты о чем?
— Хочешь меня уверить, что не заставила их включить эту информацию? О твоей внезапной тяжкой болезни?
— Конечно, нет! И как бы я могла? Я не болела. И зачем мне, скажи на милость, устраивать нечто подобное?
Я начал объяснять, но практически сразу до меня дошло, какая же случилась несуразность. Я ведь услышал лишь обрывок сообщения, и, по всей видимости, речь шла о беде с какой-то другой Хильдой Боулинг. Наверно, если заглянуть в адресный справочник, там Хильды Боулинг длинным столбцом. Просто глупейшая, дурацкая ошибка из тех, которыми полна жизнь. Хильда никогда и не претендовала на такую изобретательность, какой я ее мысленно наградил. Единственный прибыток со всей этой нелепицы — те минут пять, когда я, представляя ее мертвой, обнаружил, что все-таки не совсем к ней равнодушен. Но это уже было кончено и забыто. Пока я объяснял, она лишь пристально глядела на меня, и по глазам ее я видел: назревает что-то гнусное. И вот началось выяснение пунктов моего повествования, которое я называю допросом третьей степени, поскольку вместо ожидаемой от палача настырной ярости вопросы тут звучат тихо и вкрадчиво.
— Так ты по радио услышал этот «сигнал» в бирмингемской гостинице?
— Да. Вчера вечером, по главному каналу.
— А когда ты уехал из Бирмингема?
— Сегодня утром, естественно.
(На случай, если вдруг понадобится отчитаться даже насчет обратного пути, я хорошо подготовился: отъезд в десять, ленч в Ковентри, чай в Бедфорде — все было тщательно расчислено по карте.)
— Значит, узнав вчера, что я тяжело заболела, ты сразу не уехал и ждал до самого утра?
— Но я ведь не поверил в твою болезнь, разве я все уже не объяснил? Подумалось — очередная твоя хитрость. В уловки твои, черт их подери, поверить гораздо легче.
— Тогда я чрезвычайно удивлена, что ты вообще вернулся! — сказала она с той порцией яда в голосе, которая обычно предвещает бурю. Однако следующая фраза прозвучала более спокойно: — И ты уехал из гостиницы сегодня утром, да?
— Да. Выехал около десяти, позавтракал в Ковентри...
— А это как ты объяснишь? — Выхватив из своей сумочки какую-то бумажку, она подскочила ко мне, держа листок словно фальшивый чек или иной преступный документ.
Ощущение, как будто мне с размаха вдарили под дых. Так я и знал! Все-таки подловила. Нашлось даже вещественное доказательство. Какое, я еще не знал, но, разумеется, обличавшее мои распутные шашни. Я моментально скис. Секундой раньше сам готов был гневно напасть на нее, поскольку мне без всякой уважительной причины сорвали важный контракт в Бирмингеме, но позиции наши внезапно поменялись. Не надо говорить, на что я походил в тот момент. Представляю. Весь вид мой кричащей афишей признавал: «Грешен». И главное, греха-то не было! Но это уж привычка организма. Моя привычка чувствовать себя преступником. За сотню фунтов я не смог бы удержаться от виноватых ноток в голосе, когда пробормотал:
— И что это? Что там такое у тебя?
— А ты прочти, и сам увидишь.
Я взял листок. Письмо на бланке некой бирмингемской юридической конторы, в адресе которой значилась та же улица, где находился «Роуботем-отель».
«Глубокоуважаемая мадам, — начал читать я, — в ответ на Ваше письмо от 18 июня сего года мы можем сообщить лишь то, что, вероятно, имеет место досадное недоразумение. «Роуботем-отель» два года назад был закрыт, здание ныне арендуется рядом офисов. Персона, чьи данные соответствовали бы перечисленным приметам вашего мужа, по этому адресу не появлялась. Возможно...»
Дальше читать я не стал. Ясно. Перемудрил со своим алиби и вляпался. Оставался единственный слабый луч надежды: молодой Сондерс мог забыть отправить то письмо, которое я написал Хильде якобы из «Роуботем-отеля», и тогда открывалась возможность нагло отрицать свою вину. Но Хильда вмиг прихлопнула и этот шанс:
— Вот так, Джордж. Ты внимательно прочел? В день твоего отъезда я написала в «Роуботем-отель» — о, всего несколько строчек с вопросом, прибыл ли ты туда. И ты видел полученный ответ! Не существует даже этого отеля! Но мало того! С почтой, доставившей мне любезный ответ, пришло также твое письмо — от тебя, снявшего номер в давно исчезнувшей гостинице. Я полагаю, ты кого-то попросил отправить письмо с нужным штемпелем. Понятно, что являлось твоей важной командировкой в Бирмингем!
— Погоди, Хильда! Тебе все видится неправильно. Это совсем не то, что ты думаешь, ты не понимаешь...
— О-о! Понимаю, Джордж. Я превосходно понимаю!
— Хильда, послушай...
Бесполезно, разумеется. Меня же поймали с поличным. Я даже ей в глаза не мог смотреть и, повернувшись, двинулся к двери.
— Машину надо поставить в гараж, — пояснил я.
— Нет, Джордж! Не ищи повод улизнуть. Ты останешься здесь и выслушаешь все, что я намерена тебе сказать.
— Черт подери! Хоть фары-то я должен включить? Темень уже на улице. Ты что, хочешь, чтоб нас оштрафовали?
Это подействовало, она дала мне уйти. Я вышел, включил фары, но когда вернулся, она по-прежнему стояла каменной Фемидой, с лежавшими перед ней на столе двумя письмами-уликами. Взяв себя в руки, я сделал новую попытку:
— Слушай, Хильда, ты не с того конца смотришь на это дело. Давай, я объясню все с самого начала...
— Не сомневаюсь, Джордж: ты объяснишь что угодно. Вопрос — поверю ли я.
— Вечно у тебя заранее готовы выводы! Вообще, с чего вдруг тебе пришла мысль написать владельцам гостиницы?
— Мысль подсказала миссис Уилер. Как выяснилось, замечательную мысль.
— Ах, миссис Уилер! И ты позволяешь этой стерве влезать в наши семейные дела?
— Миссис Уилер не нуждается в чьих-либо позволениях. Она меня предупредила, что ты замышляешь что-то на этой неделе. Миссис Уилер разоблачила тебя, Джордж. У нее был точно такой же муж.
— Но, Хильда...
Я смотрел на нее. Лицо Хильды побелело гипсовой маской, как всегда, когда она думает, что я был с женщиной. С женщиной! Если бы!
И теперь перспектива, меня ожидавшая, будь она проклята! Ну, сами знаете. Неделя гнетущего мрачного ворчания, ядовитые реплики после того, как ты уже решил, что мир подписан, и еда всегда с опозданием, и дети, которым хочется узнать, что происходит. Но окончательно меня пришибла висящая в атмосфере какая-то густая пелена непроходимой тупости и скудоумия, в которой объяснить причину моей поездки в Нижний Бинфилд просто невозможно. Это уж был нокаут. Хоть месяц разъясняй Хильде, зачем я ездил в Нижний Бинфилд, она понять не сможет. А кто-нибудь на Элзмир-роуд сможет? Да я и сам разве способен это уразуметь? Голова совершенно опустела. Зачем действительно я ездил в Нижний Бинфилд? Ездил ли я туда? Сейчас вся затея с поездкой виделась абсолютной бессмыслицей. Реальный смысл для нас на Элзмир-роуд имеют лишь счета за газ, плата за школу, тушеная капуста и служебные будни с понедельника.
Я все же попытался:
— Хильда, выслушай меня. Ясно, о чем ты думаешь, но ты тут в корне ошибаешься. Клянусь тебе, ты не права.
— Да-а? А если я не права, Джордж, то зачем же понадобилось столько лжи?
Полный тупик, конечно.
Я прошелся по комнате. Невыносимо несло вонью старых прорезиненных плащей. Так почему же я сбежал? Почему вдруг разволновался насчет прошлого и будущего, зная, что ни то ни другое значения не имеет? Каковы б ни были толкнувшие меня причины, сейчас они мне едва помнились. Давнишняя жизнь в Нижнем Бинфилде, война, после войны, Гитлер, Сталин, бомбежки, пулеметы, очереди за продовольствием, дубинки, колючая проволока — все поблекло, все испарилось. Только пошлый скандал и едкий запах сопревшей резины макинтошей.
Последняя попытка:
— Хильда! Послушай хоть минуту. Ну вот смотри: ты ведь не знаешь, где я находился на этой неделе?
— И не желаю знать. Я знаю, чем ты был там занят. Этого для меня вполне достаточно.
— Тьфу! Повторяю тебе...
Без толку. Она сочла меня виновным и теперь собиралась высказать все, что обо мне думает.
Процедура часика на два. И на горизонте маячила еще одна пакость, поскольку рано или поздно она спросит, где я взял деньги на эту поездку, после чего дознается, что я утаил от нее семнадцать фунтов. В общем, были солидные основания надеться, что раньше трех утра мы не закончим. Поза оскорбленной невинности смысла уже не имела. Следовало лишь определиться с линией наименьшего сопротивления. Мысленно намечалось три возможности.
Вариант первый: честно рассказать ей обо всем и как-нибудь заставить мне поверить.
Вариант второй: разыграть старинный номер насчет потери памяти.
Вариант третий: оставить ее в убеждении, что была «женщина», и понести заслуженную кару...
