рыдания с трудом выдавила из себя Наталья.
– За что?
– За дочь.
– Не стоит благодарности. Она – моя внучка.
– Знай: я всегда любила ее.
– Зачем же сдала в детдом?
– Мама, это была вынужденная мера, исключительно на время съемок. Этот фильм перевернул всю мою жизнь. Когда я вернулась, мне сказали, что девочку уже забрали.
– Ты вернулась только через три года. Счастье, что жена главврача много лет брала у папы уроки рисования и случайно обмолвилась, кто мать девочки. Почему ты скрыла от нас факт ее рождения?
– Так получилось. Она не была желанным ребенком – папаша строил карьеру, а я вышла на пик формы и стала нарасхват. Да и возраст давал о себе знать. Это лишь в кино в сорок лет жизнь только начинается. В реальности все иначе.
– Ну, почему же? Я родила тебя в тридцать девять и была счастлива.
– Зато папе всегда было неловко за мою профессию.
– За твое поведение и твои интервью.
– Журналисты всегда врут! А вы с папой им верите! – сорвалась на крик Наталья.
– Папы пять лет как нет в живых. Я давно готова к встрече с ним, просто не на кого оставить Настюшку. Приезжай. Пора забыть детские обиды. Тебя помнят и ждут.
– Даже Настя? Давно она в курсе?
– Мир не без «добрых» людей.
– Как она комментирует происходящее?!
– А мы так и не успели ничего толком обсудить. У тебя есть шанс все исправить.
– Все эти годы вы ни разу не говорили обо мне?!
– Есть вещи, которые вправе объяснить только мать. Не надо бояться: у Насти необычайно доброе сердце. Ждем тебя. Я как раз испекла твои любимые шанежки.
Соболевская в волнении закашлялась. Катерина Николаевна растерла по морщинистым щекам слезы, положила трубку и, покачиваясь, побрела за валидолом. Котенок, играя, бежал следом.
Вадим с ненавистью наблюдал за лазерным шоу, колотя букетом по капоту. К концу представления от цветов остались одни стебли. Швырнув лохмотья под колеса, он забрался в салон и стал нервно барабанить по рулю. Бесславно перевернута еще одна страница книги его незадачливой жизни: пути к примирению искать бесполезно.
На выезде из городка тростинкой на ветру голосовала миловидная девушка. Поначалу управляющий лихо промчался мимо, но, чуть помедлив, дал задний ход. «До Мытищ не подвезете?» – стуча от холода зубами, уточнила бедолага. Вадим кивком указал на заднюю дверь. Бедняжка запрыгнула в салон, прижалась к спинке сидения и стала дуть на окоченевшие ладони, согревая их своим дыханием.
– Работаешь? – обернувшись, с намеком поинтересовался водитель.
– Учусь, – не уловив подтекста, уточнила красавица. – Ну и холодрыга! Обещала маме вернуться до ночи, а рейсы отменили. И телефон, как назло, разрядился…
Бизнесмен молча протянул ей смартфон. Объяснив матери ситуацию, попутчица вернула трубку и размотала шарф.
– Учишься-то где?
– В Бауманке. Без пяти минут экономист с красным дипломом.
Вадим посмотрел на девушку через зеркало заднего вида – очень даже хорошенькая и, что немаловажно, – далеко не блондинка.
– Практику, случаем, не в Сбербанке проходишь?
– Нынче учат без практики. А Сбербанк мне не интересен: ему не хватает гибкости.
Управляющий уважительно прищурился – эта пигалица брала на себя смелость критиковать работу крупнейшего агрегатора страны. Он обернулся.
– Тебе крупно повезло. Могу предложить место в нашем банке. Уверен – понравится.
– Шутите? – подалась вперед спутница. – А что у вас за банк?
Услыхав название, она радостно захлопала в ладоши. Видя, что девушку все еще трясет от холода, Вадим включил обогрев на полную мощь. Она благодарно кивнула и осмотрелась. Заметив рядом с собой приоткрытую коробку, не сумела удержаться и потрогала хрустальный башмачок.
– У вас тут Золушка туфельку потеряла.
Бизнесмен забрал находку и небрежно швырнул ее в бардачок.
– А к ней и пара имеется, – незнакомка протянула еще один башмачок.
Вадим приспустил стекло и без сожаления выбросил его в окно.
– Туфельки-то в чем виноваты? – огорчилась собеседница.
– Золушка из них выросла, – пояснил Вадим, протягивая флягу. – Хотите согреться?
– Спасибо, не откажусь! А то зуб на зуб не попадает. Меня, кстати, Асей зовут. А вас?
Управляющий затормозил так резко, что джип быстрее ветра вылетел на встречную полосу и стал вращаться подобно детскому волчку. От возможных последствий уберег только ремень безопасности. С угрожающим ревом на огромной скорости рядом с ними промчалась гигантская фура с перекошенным от ужаса лицом водителя. Машины разделяли считанные сантиметры. Девушка ударилась головой в боковое стекло, закричала от боли и сжалась в комок. Вадим успел сгруппироваться и вывернул в кювет. Автомобиль взревел и заглох. Несколько мгновений он тупо смотрел вперед. Ася осторожно потрясла его плечо, проверяя, подает ли водитель признаки жизни. «Эй, у вас все в порядке?» – испуганно уточнила она. Мужчина вздрогнул и открыл глаза. Взгляд его был колючим и безжизненным. Но более всего пугала неестественная бледность. Дрожащими руками барышня поднесла к его губам флягу. В знак благодарности Вадим сжал ее ладонь и на мгновение задержав в своей руке. Не закусывая, по очереди пили из горлышка. Наконец, щеки управляющего слегка порозовели, взгляд потеплел.
– Простите – накатило, – тихо извинился он и представился: – Вадим.
– В таком состоянии вам не стоит садиться за руль.
– А вы водить умеете? – с надеждой уточнил бедолага.
– Пока не очень.
– Что будем делать?
– Голосовать. Кто-нибудь да возьмет нас на буксир.
Возражать попутчик не стал. Было приятно, что о нем заботятся и не заставляют принимать решение. Шок миновал, коньяк давал о себе знать, глаза слипались. Ася предложила перебраться на заднее сидение, а сама вышла на дорогу.
В Москву въехали в сладких объятиях Морфея, плечом к плечу. В квартале от дома бизнесмена водитель КАМАЗа предусмотрительно просигналил.
– Я все проспала! – спохватилась студентка. – Мама, наверное, сходит с ума!
Вадим протянул ей телефон и вышел, чтобы расплатиться.
Несколько минут после разговора с матерью Соболевскую трясло. Просторная квартира, напичканная антиквариатом и ее многочисленными портретами, больше напоминала роскошный салон, в котором она не чувствовала себя хозяйкой. Выставленные напоказ дорогие или безупречно стильные экспонаты не создавали уюта. От несметных сокровищ скорее веяло могильным холодом. Дом так и не стал ее крепостью. В нем ни разу не прозвучал беспечный детский смех, напротив, он был насквозь пропитан фальшью гостей и меланхолией владелицы. По сути, элитное жилье смахивало на логово зализывающего раны зверя, где удушающее одиночество соперничало с затворничеством.
По привычке Наталья посмотрелась в зеркало. Профессиональная косметика с честью прошла испытание слезами. Закурив, она резким ударом сбила со стены любимую фотографию и с остервенением принялась крушить другие портреты, швыряя на пол и топча свои подретушированные лики.
