Пашка - герой. И девушка у него - ничего. Маленькая, ладненькая, кругленькая.
Мне б такую. Тьфу, тьфу, тьфу. Не надо мне Пашкиной жены. Обойдусь. Сегодня во всяком случае… О! Опять поют. Сами сочиняют, сами поют. И надо признаться, здорово получается. Так! Если пошли связные мысли и ассоциации - пора добавлять, иначе опять заплохеет.
Совсем уже сквозь туман, облепивший голову, пробились слова старого знакомого, который, собственно, Пашку сюда за собой и перетащил, мол, давай и ты
— к нам. Вместе тут заживем. Работы - непочатый край, деньги под ногами валяются; знай, подгребай…
Соловеюшка! Я подумаю, Сатасик. Я очень хорошо подумаю. Только добавлю для интенсивности мышления и подумаю.
— Ты меня слышишь?
— Слышу.
— А понимаешь?
— Струдом.
— Шестой день, - констатировала Пашкина жена, Ленка, высунувшись из-за плеча молодого супруга. - Полет на автопилоте продолжается.
Вадиму нравилась ее манера говорить: спокойно, без истерического бабского напора, с юмором; но скажет все, что считает нужным, а главное - это слышно.
Другая будет орать и стучать ногами, от нее отмахнутся. Эта выждет и без лишней конфронтации добьется своего. Повезло Пашке.
А соскакивать с автопилота, действительно было пора. Сколько, в конце концов, можно! Время уходит. Вадим сам не понимал, почему уходящее время его так волновало. В последние годы он научился, или скорее привык, тратить его как попало. Прошло и прошло. Но период от Борькиных проводин до сегодняшнего дня был ему дорог. Почему-то казалось, скоро все кончится. Не минуты и часы, разумеется. Кончится тот душевный подъем, который охватил на остановке перед, готовым к убийству скотом. Вернулось… Что? Ощущение полноты восприятия, не замутненного сожалениями, о безвременно утраченной карьере; о банальной в бытовом плане, но привычной и комфортной жизни; об утраченных человеческих связях? О свободе? От чего?! Он ведь и так свободен!
Вадим сел, целомудренно прикрыв длинные ноги одеялом. Щепетильно относящийся к нравственности молодой жены Пашка, мог и попенять другу на развращающие действия. Будто не вместе как-то трахали одну девицу. Но это было давно. Стоит ли напоминать.
— Я весь в твоем распоряжении. И даже протрезвел.
— Сомневаюсь.
— Опохмелиться нальешь?
— Нет. Мне надо уезжать. Аврал на месторождении. Меня посылают, разбираться с метрологией, а мой разнорабочий запил. Вроде тебя, - мстительно присовокупил
Пашка. - Можешь его заменить?
— Легко! А что делать?
— Плооское таскать, круглое катать.
— Повторю: легко.
— Он потом в ведомости распишется, а деньги получишь ты. И не малые, между прочим.
— Когда ехать?
— Два часа назад.
— Уже в пути.
Ленка сноровисто собрала их в дорогу. Вадим полюбовался ее движениями.
Повезло Пашке. Но и взгляд друга тут же перехватил. Тот поглядывал то на него, то на жену. Отметил, значит, повышенный интерес. Это - плохо. Вадик его хорошо знал, затаит обиду или злобу, ногой на порог не ступишь. А в сущности, зачем ему,
Вадиму, Ленка? Да - ни зачем. Момент приспел. Что бы рассеять подозрения, он спросил:
— Женщины там есть?
— Ну, ты силен! С такого перепоя можно только о рассоле думать. Видать, точно, горбатого могила исправит.
— Сплюнь.
— Тьфу, тьфу.
Через час сытые и упакованные, они выходили на улицу. Вадим отважился таки на прощание поцеловать Ленке ручку. На что Пашка недовольно мотнул головой.
Не горюй, Пал Николаич, получу бабки и двину с твоей территории. Тем более,
Ленка, кажется, уже в положении. Чего еще ждать от порядочной женщины? Только штанами мужик тряхнул - готово.
Пробирало до костей. Ну и мороз. Начало ноября, а уже снегу успело навалить откуда-то. Известно откуда - с неба. Накрыло холодной подушкой, и сыплет.
Они двигались от парковки вахтового автобуса к длинному сараю, почему-то именовавшемуся общежитием. Издалека строение напоминало продолговатую кучу дерьма. Именно. И по цвету и по форме.
— Странная архитектура, - осторожно заметил Вадим. - Никогда не видел таких сооружений.
С Пашкой приходилось осторожничать. Он замолчал, как только вышли из дому.
Не иначе, заподозрил. Пройдет, конечно. Но уж больно тягостно оказалось немое пятичасовое похмелье. Можно уже и поговорить. Подумаешь, глазом на твою жену зыркнул. Я ж не со зла. Я ж - по привычке.
— Тут так везде, - без выраженной злобы отозвался Пашка. - Сруб для тепла покрывают пенным изоляционным материалом. Видуха, конечно, та еще. Зато - комфортно.
— Работать будем в помещении?
— По обстоятельствам.
— Яйца на морозе не оставим?
— Спецодежду дадут. Не журысь, хлопче, прорвемся.
То что вечно второй, вечно стесняющийся Пашка, так заговорил, не столько озадачило, сколь позабавило. Смотри-ка, что с человеком делает статус. Вадим решил не обращать внимания. Пройдет годик-другой, Пал Николаич пообыкнется к статусу и перестанет его воспринимать как индульгенцию.
Строение надвинулось. Действительно - мерзлая пена, и в ней дверь, обитая дернитом, который торчал из прорех дерматина. За ней встретило душное пованивающее тепло.
В коридор с продавленным полом выходили одинаковые, новенькие двери.
Паша шел вдоль них, пытаясь отыскать пристанище администрации. Таким образом они достранствовали до особо теплого отрезка коридора, отмеченного запахом съестного.
— Давай, сначала - в столовую, - предложил друг-начальник. - Потом будем искать, кому предъявлять документы.
— А пустят?
— Тут еще старые порядки. Пришел человек с мороза - накорми, - прозвучало так, будто Пашка сам придумал закон таежного гостеприимства.
В помещении четыре на четыре метра теснилось аж шесть столов. Стульев не было. Их заменяли разномастные, сработанные в разное время и разными умельцами лавки. В дальней стене бельмом сидело, напрочь закуржавевшее окошко.
Сказка. И три девицы под окном. Вадим оторопел. Контингент, однако. Маленькая, тощая, вся в морщинах, но еще женщина, чистила картошку. Вторая - толстая, с одутловатым, на редкость некрасивым лицом - которая собственно женщиной никогда и не была - по локоть засунув руки в чан, ту картошку мыла. Рядом на краешке стола восседала еще одна - полный отпад: синявка вокзальная на исправительных работах. В ушах у нее курчавились огромные золотые серьги. Ну,
Паша, ну друг, и это ты назвал женщинами? Надобно полгода поститься, чтобы на такое запасть.
Три девицы дружно развернулись к мужчинам. У маленькой старой осы - выражение теоретического бабского интереса. У толстой - лени и апатии: опять кто то приперся. У проститутки - бубновый интерес. Видно как сама собой в мозгах складывается калькуляция. Но, когда она с Пашки переместила взгляд на Вадима, дензнаки, пропечатавшиеся в зрачках, мгновенно исчезли, появился исследовательский интерес. Такая, без сомнения, в мужиках петрит и зерна от плевел отличит в одно касание. Интерес мадамы раздвоился, как глаза не разъехались в разные стороны. Лысый суровый Винни-пух - при деньгах, зато второй - мужик. И совместить эти две халявы у нее не получалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
