Кто-то молился. Кто-то плакал. Кто-то - молча ждал.
Рослый капитан внутренних войск с смешной, белой похожей на пожарную каске махнул автоматом.
- Бегите!
Моджахеды не поняли
- Бегите, ну!
Хлестнула автоматная очередь - и толпа моджахедов побежала в сторону леса, с воем, с руганью, с призывами к Аллаху, затаптывая слабых и раненых. Снег был совсем неглубоким, а почва подмерзла и бежать было легко. Но когда они отбежали от дороги метров на сто - в спины им ударила свинцовая метель, автоматные и пулеметные пули неслись над мерзлой землей, над снегом, ища свои жертвы и спеша насытиться кровь.
Находили. И насыщались.
А для тех кто скажет, что это жестоко - расстрелять в спину безоружных - позволю напомнить, что такое красный тюльпан. Это когда обдолбанного наркотиками пленного солдата распинают на кресте или просто привязывают руками к столбу, и снимают кожу с груди и с боков, примерно до пояса. Вот эти лохмотья кожи, снятые заживо - это лепестки, а пленный - тюльпан. Такие вот "инсталляции" обычно выставляли на дорогах, или рядом с блок-постами шурави. Чтобы видели. И знали, что случись что - то же сделают и с ними. Ну, как? Все еще считаете что - жестоко?
Примерно через полчаса, когда уже отгремели уже автоматные очереди, и ВВшники ждали, пока прибудет прокуратура - на обочине дороги, на краю поля, где произошла казнь, остановилась машина - Волга. Три человека вытащили из салона четвертого, мертвого. Едва справляясь втроем - так тяжел был этот человек в смерти - они отнесли его на поле и бросили там, среди убитых моджахедов. Потом не сговариваясь, достали пистолеты, выщелкнули магазины, выбросили на ладонь остававшиеся в стволе патроны. Потом отсалютовали - всухую, потому что иначе было нельзя, дернувшись от трех синхронных холодных щелчков бойков вхолостую. Потом - спрятав заветные патроны в карман, проследовали к машине. Никто не задал им ни единого вопроса.
Такая шла игра. И генерал-лейтенант милиции Павел Чернышов, скончавшийся полчаса назад от полученных при штурме здания КГБ на Лубянке ранений понял бы и простил своих товарищей, бросивших его тело в выстуженном холодным ветром среди убитых моджахедов. Просто по-другому - было нельзя.
* Центральная тюрьма Афганистана в окрестностях Кабула. Выглядит сверху как тележное колесо.
** ВАИ - военная автоинспекция
Грузинская ССР, Тбилиси
Здание УГБ по Грузинской ССР.
Вечер 22 ноября 1987 года
Один из конвоиров был одет не в форму - в обычные синее "варенки" с черного рынка. Видимо, похватали столько народа, что не хватало ни следователей, ни конвоиров и привлекали к работе кого попало. Штаны видимо сели после стирки, и при ходьбе штанины противно вжикали, когда терлись друг о друга.
Вжик-вжик. Вжик-вжик. Вжик-вжик...
- Стоять! Лицом к стене!
Его взяли почти сразу, после того как началось. Один из товарищей по борьбе из Москвы, из местной Хельсинкской группы успел позвонить в Киев, сообщить о том, что взяли Боннер, Сахарова и очень многих других, начались повальные аресты. А товарищ из Киева успел сообщить дальше, в том числе и в Грузию. Он тогда как раз обедал на работе - и нет бы бежать сразу. Вернулся на рабочее место, забрать кое-что - в столовой он расплачивался мелочью, которую носил в кармане, кошелек у него был в столе - дурацкая привычка. Пожадничал - и поплатился - взяли прямо в институте, на рабочем месте.
И вот теперь - он здесь.
- Проходим!
Здание, куда его привезли было хорошо ему знакомо - бывал здесь и не раз. Несколько раз вызывали на профилактические беседы, еще раза три - в качестве свидетеля.
Но какое они имеют право делать это теперь?! Ведь сейчас перестройка, прошло время сатрапов, какое они смеют давить сапогами первые ростки свободы?!
Сейчас он им все скажет.
- Ступеньки, осторожнее!
Продержали его внизу пару часов, здание гудело как растревоженный улей, входили и выходили люди, он видел как провели троих из его друзей и единомышленников, видимо гребли всех подчистую. В Москве и вправду что-то произошло.
- Стоять! Лицом к стене!
Привели...
- Товарищ следователь, задержанный Гамсахурдиа доставлен! Есть! - толчок в спину - заходим в кабинет
- Наручники уберите.
Следователь...Русский, неопределенного возраста, среднего роста в дешевом черном костюме и галстуке на резинке. Голос гнусавый, нужный. Дешевая ручка в руке, толстая папка дел на столе. Не местный?
- Я следователь Генеральной прокуратуры Союза ССР Борецков Константин Михайлович - пробубнил следак себе под нос, как будто говорил это для себя, а не для него. Затем порылся в лежащей слева папке, вытащил разграфленный лист тонкой, дешевой, серой, почти папиросной бумаги, аккуратно расположил перед собой. Зачем то подышал на ручку, черканул ею по листку бумаги, лежащему в стороне, расписывая стержень.
- Фамилия?
Гамсахурдиа раздраженно посмотрел на следователя, выдерживая паузу.
- Гамсахурдиа... - наконец бросил он презрительным барским тоном, что на следователя никакого впечатления не произвело.
- Имя, отчество...
- Звиад Констатинович.
- Год, место рождения?
- Тридцать первого марта, тридцать девятого. Тбилиси.
- Национальность?
- Грузин! - с вызовом сказал правозащитник
- Где работаете, должность?
- Институт грузинского языка, старший научный сотрудник.
- Судимости?
- Одна судимость. Антисоветская агитация и пропаганда.
- Семейное положение?
...
Закончив с хорошо знакомыми обеим сторонам и обеим сторонам изрядно поднадоевшими формальностями, следователь передвинул к себе толстую стопку неаккуратно подшитых черными нитками в серые канцелярские папки дел и начал рыться в них. Перерыл все, потом еще раз взглянул на шапку протокола допроса, начал перерывать дела еще раз, откладывая каждое просмотренное к себе на колени. Потом раздраженно шваркнул дела обратно на стол, поднял телефонную трубку, начал набирать короткий номер. Гамсахурдиа со злорадством наблюдал за всем этим.
Через минуту в кабинет явился еще один душитель свободы - явно местный, черноусый, в синем прокурорском мундире, который едва не лопался на раздобревшей на государственных харчах фигуре грузинского следователя.
- Где материалы на Гамсахурдиа? - раздраженно спросил москвич - где дело оперативной разработки?
- В архиве... - недоуменно сказал грузин.
- И что они там простите, делают? Почему они у меня не на столе? - на повышенных тонах спросил москвич
- Так вы же не приказывали...
- А этот вот задержанный что тут делает? - каждый последующий вопрос задавался все более и более громким и раздраженным голосом
- Так вы же сами на сегодня список составляли. Задержанный Гамсахурдиа в списке, вот мы его к вам и подняли.
- Так какого же черта вы не принесли мне дело на Гамсахурдиа!? - московский следователь перешел на крик - неужели так сложно по списку подобрать дела и принести мне их на стол в начале рабочего дня?! Я что, должен на задержанного молиться теперь или портрет с натуры рисовать?! Из-за таких мелочей у вас до ночи материал не отработаешь!
- Виноват, товарищ полковник юстиции - только и смог сказать нераспорядительный грузинский коллега
- Материалы - ко мне на стол, бегом!
- Есть!
Хлопнула дверь
Московский следователь не обращая внимания на задержанного достал сигареты, спички, со вкусом прикурил чтобы унять раздражение. Глубоко затянулся, закашлялся...
- Паразиты! Ничего нормально сделать не могут... - проговорил следователь себе под нос - целая республика такая.
- Как будто вы, русские умнее! - сказал Гамсахурдиа
Следователь достал сигарету изо рта, посмотрел на Гамсахурдиа, с недоумевающим выражением лица, будто спрашивая сам себя - что этот идиот делает в его кабинете.
- Вы мне тут антисоветчину не разводите, Гамсахурдиа. Доразводились антисоветчины, хватит. Другие времена настали.
- Правду не убьешь!
Следователь еще несколько раз затянулся, докурил до фильтра, потом раздавил бычок в пепельнице, где уже лежало несколько точно таких же.
- Ну, давайте тогда про правду поговорим. Только сначала за делом схожу, этого идиота за смертью только посылать.
Следователь раздраженно забарабанил по звонку, вызывая конвой. Конвой явился - те же двое громил.
- Я выйду ненадолго, наблюдайте за задержанным.
- Есть!
Следователь вернулся через несколько минут, уже с папками дела на задержанного, бегло просмотрел, пододвинул к себе начатый бланк протокол допроса.
