- Да какая к чертям политика. Сто двадцать первая в полный рост.
Старший улыбнулся
- Так бы сразу и сказали, товарищ следователь... Ради такого пассажира - в любой камере потеснятся...
- Ну, вот и забирайте. Я и так больше трех часов сегодня переработал.
- Есть. Подозреваемый, встать! Руки за спину! На выход!
Его повели обратно, по уже опустевшему зданию, коридоры сменялись лестницами, лестницы - решетками. Стоять - лицом к стене - проходим - стоять - и все такое...
Сидевший внизу за столом у двери, открывающий проход во внутреннюю тюрьму КГБ офицер встал навстречу конвою
- Это еще что?
- Подозреваемый, товарищ майор. До завтра надо пристроить, завтра автозак заберет.
- Куда пристроить?! Во всех камерах не протолкнуться!
- По сто двадцать первой, товарищ майор.
- А-а-а... Так бы и сказали. Подозреваемый, лицом к стене!
Захрустел механизм замка потом еще одного. Грозно лязгнул засов.
- Проходим.
- Куда его, товарищ майор?
- В одиннадцатую давайте. Там таких нет.
- Есть!
Длинный, освещенный тусклыми лампочками под массивными плафонами-решетками, которые задерживали большую часть света и без того маломощных и грязных лампочек, отчего в коридоре всегда царил полумрак. Стены "шубой", бугристые и покрашенные в мерзкий темно-зеленый цвет. Стальные прямоугольники дверей. Неистребимая вонь мочи и кала, пробивается сквозь резкий, противный запах хлорки, создавая неповторимый, незабываемый аромат беды...
Кто не был - тот будет, кто был - не забудет...
- Стоять. Лицом к стене!
Один из конвоиров встал в проходе, держа наготове резиновую палку, второй держал у стены задержанного. Майор глянул в глазок, потом начал неспешно орудовать замками и задвижками.
- Пассажира принимайте!
- Гражданин начальник, да здесь места нету!
- Дышать нечем!
- Ничего. Потерпите! По сто двадцать первой пассажир канает!
Гомосеков нигде не любили...
- Проходим!
Сильные руки оторвали Гамсахурдиа от созерцания стены и втолкнули в людское месиво камеры. Сзади с глухим стуком захлопнулась дверь...
Кой черт внутренняя тюрьма КГБ! Здесь же одни блатные... Которые, как известно национальности не имеют и все заслуги на почве защиты прав человека им до одного места.
- Ну... - навстречу диссиденту и правозащитнику, старшему научному сотруднику Института грузинского языка АН ГрузССР встал по пояс голый детина, чью грудь украшал храм о четырех куполах, а плечи - витые, царского образца эполеты - давай, машка****, подваливай сюда, к огоньку...
- Гоп! С приездом милый Маша, отсоси, подруга наша! - визгливо крикнул кто-то в глубине камеры.
Отвернувшись от ждущего его кошмара, Гамсахурдиа бросился на дверь камеры, забарабанил по ней, сбивая кулаки в кровь...
* Игорь Пантелеймонович Георгадзе, генерал-лейтенант госбезопасности, окончил высшую школу КГБ СССР, знает шесть языков, включая русский. Специалист по диверсиям, в 1981-1982 годах проходил службу на территории Афганистана в составе подразделения спецназа КГБ СССР Каскад, участник множества боевых операций в разных странах мира. Награжден пятнадцатью правительственными наградами
** на бюрократическом сленге - не слишком важная бумажка.
*** конвоир это спрашивает, потому что в СИЗО нельзя держать особо опасных в камерах с обычными задержанными. Но если мест не хватает, как это обычно и случается - суют куда попало, нарушая закон.
**** машка - на тюремном сленге пассивный педераст
Подмосковье, Шереметьево
Аэропорт Шереметьево-два
22 ноября 1987 года
Я ни разу не слышал от Яковлева тёплого слова о Родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру, нашей победой в Великой Отечественной войне. Меня это особенно поражало, ведь он сам был участником войны, получил тяжёлое ранение. Видимо, стремление разрушать, развенчивать всё и вся брало верх над справедливостью, самыми естественными человеческими чувствами, над элементарной порядочностью по отношению к Родине и собственному народу". И ещё -- я никогда не слышал от него ни одного доброго слова о русском народе. Да и само понятие "народ" для него вообще никогда не существовало...
В.А. Крючков
После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды "идей" позднего Ленина. <...> Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и "нравственным социализмом" -- по революционаризму вообще. <...>
Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. <...> Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика -- механизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма -- сработала
Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен -- лукавил не раз. Говорил про "обновление социализма", а сам знал, к чему дело идет...
А.Н. Яковлев
Он больше не верил. Никому - и ничему. И спасаться решил - сам.
Александр Николаевич Яковлев, секретарь ЦК КПСС прилаживал усы к своему узнаваемому лицу, стоя в ванной перед зеркалом в доме на Фрунзенской набережной - в отличие от других членов ЦК он часто менял квартиры и сейчас проживал здесь, в доме, где было немало людей с громкими именами - и немало призраков. Отсюда он отправил вчера семью на дачу, срочно, на служебной машине, посчитав, что она вырвется из оцепления, даже если Москва уже блокирована - не посмеют остановить. С семьей ничего не сделают - а вот ему - надо бежать. Сейчас...
В отличие от Шеварднадзе - хоть Яковлев и не знал о его побеге - он решил спасать только себя.
Все, что нужно было для побега - было подготовлено уже давно, выручили американские друзья. Друзья - их этот человек искренне считал своими друзьями, не понимая, что для него они были - не более чем хозяевами. Паспорт подданного Великобритании по имени Майкл Хейс, переданный старым другом, генералом КГБ Олегом Дмитриевичем Калугиным* - благо со времен стажировки в Колумбийском университете знание языка осталось, а на разницу между американским и британским английским - советские пограничники внимания не обратят, не тот уровень. Хотели было сделать дипломатический паспорт - да раздумали, за "зеленым коридором" все таки следят. Гораздо проще смешаться с толпой, когда идет посадка, проскочить на рейс.
Он ни о чем не сожалел и ни в чем не раскаивался, считал что все делал правильно. Долгие годы он как жук-древоточец въедался в скрижали бессмертного учения, оставляя на том месте, где было твердое - дыры и труху. Сталкиваясь с сопротивлением - он не шел напролом, он обходил - но упорно продолжал точить, потому что знал - рано или поздно количество дыр превысит критическую массу и казавшийся непоколебимым великан рухнет в прах, в тлен, в пепел. Он достоверно знал, чего он хочет - разрушить страну, не поправить, не реформировать - и именно разрушить, повергнуть в прах. И день за днем, месяц за месяцем, год за годом он упорно шел к своей цели.
Он не испугался того, что произошло - такое тоже было возможно. Держава агонизировала - и нашлись люди, которые решили, что твердая рука остановит процесс. Но нет, не остановит - только затормозит - и тем страшнее будет потом падение, тем глубже пропасть. Потому что - не было в людях веры, и святость заменилась пустым ритуалом, а громкие дела - заменились еще более громкими словами. Пустота была в душах людей, пустота и мерзость- а значит, государство было обречено.
Александр Николаевич Яковлев любил мерять людей по себе - этим многие грешат.
В ожидании, пока окончательно высохнет краска, на которую он налепил усы, секретарь ЦК КПСС вышел из ванной, задрав голову - чтобы не отпали - начал нервно ходить по комнатам, вспоминая не забыл ли чего. С ним был только чемоданчик, небольшой, со сменой белья, некоторым и безделушками и небольшим количеством денег. Ему платили какие-то деньги - за труды и за лекции - но не давали и десятой части того, что давали к примеру Шеварднадзе - потому что считали его идейным, а идейный не нуждается в деньгах. В его кармане было около тысячи трехсот долларов, двести немецких малок и около пяти тысяч рублей. Этого должно было хватит - на такси, на билет и на то, чтобы купить в дьюти-фри бутылку джинна. Джинн Бифитер продавали в таких маленьких, плоских, изогнутых бутылочках, его очень удобно было носить в кармане, и он был вкусным - не то что сермяжная водка. Как только он пройдет паспортный контроль - сразу пойдет и купит себе бутылочку Бифитера, ладошку, как ее называли - чтобы отметить свободу.
