Я выпрямилась на сиденье, когда заметила, что в окно машины, когда мы остановились на светофоре, на меня в упор смотрит пожилая женщина. На ней было темное платье и шляпка-таблетка серого цвета с короткой сетчатой вуалью. Взгляд ее выражал крайнее неодобрение, и я на мгновение запаниковала, опасаясь, что встречала ее раньше. Неужели это одна из знакомых Декса? Может быть, даже покровительница? Присмотревшись, я так и не узнала ее, но беспокойство меня не оставляло.
– Что случилось? – прошептал Колин. Он обладал потрясающей способностью чувствовать любое изменение моего настроения.
Я сжала руки на коленях.
– Ничего, – ответила я с натянутой улыбкой. Взгляд той женщины не давал мне покоя, словно колючка, попавшая в чулок.
Мы вышли на Мерсер-стрит, и я с облегчением вздохнула. Погода стояла восхитительная – не более 20 градусов, но мой лоб покрылся капельками пота. Колин схватил мою руку и поднес к губам.
– Меня просто укачало, – солгала я. Я решила не позволять своей паранойе омрачать столь прекрасный день. – В машинах меня всегда начинает подташнивать.
Он поднял корзинку.
– Давай найдем какую-нибудь зеленую лужайку и перекусим.
Я кивнула в знак согласия, и мы пошли по асфальтированной дорожке вдоль участка, где строились сооружения Всемирной выставки. Мы шли мимо ярких вывесок и щитов с лозунгами, обещавшими, что это будет «величайшая выставка в мире». На одном из них были изображены улыбающиеся дети со сладкой ватой и огромными леденцами в руках, которых держали за руку счастливые родители. Вокруг возвышались сооружения в стиле космического века, чуть дальше красовалось колесо обозрения с красными кабинками. В центре стояла невероятных размеров башня, напомнившая мне Эйфелеву башню во Франции, которую я видела на фотографиях, которые Декс сделал во время своей поездки в Париж еще до нашей свадьбы.
– Что это такое? – спросила я, указывая на странное сооружение.
– Это Игла, – с готовностью пояснил Колин. – То есть Космическая игла.
Он потянул меня в сторону, чтобы мы могли получше ее рассмотреть.
– Видишь, вон там? – сказал он, указывая на основание башни. – Оттуда на лифте можно будет подняться на ее вершину и даже пообедать в ресторанчике.
У меня перехватило дыхание.
– Это все равно, что пообедать на Луне.
Колин усмехнулся.
– Полагаю, что-то вроде этого, – согласился он, отшвыривая ногой камешек, а потом снова перевел оживленный взгляд на меня. – Я тебя туда обязательно приглашу.
Я обняла его за талию.
– Пойду с удовольствием.
– Обещаешь?
Я кивнула, а потом разложила подстилку для пикника на зеленой лужайке, раскинувшейся позади нас. Открыв корзинку, я достала приготовленные Колином сэндвичи с ветчиной, завернутые в вощеную бумагу. Перед отъездом я успела положить туда нарезанные яблоки и лимонные палочки.
– О! Потрясающе вкусно! – заявил Колин, откусывая лимонное печенье после того, как расправился с сэндвичем.
– Спасибо, – поблагодарила я, любуясь стайкой чаек, клюющих хлебные крошки, которые я им бросила.
На лужайке, кроме нас, никого не было, но потом вдруг, откуда ни возьмись, перед нами вырос молодой человек в форме, кажется, синего цвета.
– Лири? – радостно спросил он. Он явно пребывал в крайней степени удивления. – Это и в самом деле ты?
Колин замер.
– Вы, должно быть, меня с кем-то спутали, – ответил он, стараясь сохранять спокойствие.
– Лири… Я имею в виду… – сказал парень, тряся головой. – Извините, просто вы очень похожи на парня, с которым я познакомился в Корее.
– Боюсь, я не тот человек, которого вы имеете в виду, – сказал Колин.
Мужчина продолжал смотреть на него, словно не веря своим глазам, но в конце концов кивнул, отдал ему честь и отошел от нас.
– Как странно, – сказала я через пару минут.
Колин улыбнулся мне, но он явно был встревожен.
– Такое часто случается, – сказал он, когда снова обрел уверенность. – Наверное, мое лицо напомнило ему кого-нибудь.
– У тебя красивое лицо, – сказала я с улыбкой.
– Посмотри-ка, – обратил мое внимание Колин, указывая на людей, столпившихся у двух длинных столов неподалеку от дорожки.
– Интересно, что там происходит?
– Пойдем посмотрим, – предложил он.
Мы сунули остатки обеда в корзину, стряхнули крошки с подстилки и направились узнать, что там за сборище.
– Хочу покрасить мою плитку розовой краской, мама! – пищала маленькая девочка.
– Понятно, – сказал Колин. – Я читал об этом мероприятии. Жителей Сиэтла пригласили раскрашивать плитку, которой будет вымощен вход на Всемирную выставку.
Я рассматривала белые плитки, сложенные в стопки высотой в фут. У стола стояла женщина в темных очках в роговой оправе, которая раздавала плитки всем желающим.
– Возьмите плитку здесь, – сказала она, – и идите к правому столу, где вы сможете ее раскрасить.
– Хочешь поучаствовать? – спросил Колин.
Я вспомнила, как однажды позаимствовала один из холстов Декса, краски и решила удивить его, написав картину. Я попыталась изобразить вид на озеро в утренние часы, когда оно гладкое, как зеркало, и туман поднимается с его поверхности, словно дым. Пейзаж ему страшно не понравился. Он заявил, что композиция выстроена неправильно и я только зря испортила прекрасный холст.
Я вздохнула от смущения при виде такого количества людей, поглощенных творчеством.
– Может быть, ты покрасишь за нас обоих? – сказала я.
– Ну, хорошо, – ответил Колин, принимая плитку из рук руководительницы. Я наблюдала, как он расположил ее на ближнем столе и потянулся за кисточкой. Он выбрал красную краску и выдавил немного на палитру рядом с собой.
– Что ты хочешь нарисовать? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Увидишь.
Я наблюдала, как он окунает кисточку в красную краску. Когда Декс писал свои картины, я и то не проявляла такого нетерпения. Кроме того, он обычно и не позволял мне присутствовать во время творческого процесса.
На маленьком квадрате плитки Колин изобразил простенькое сердечко, и я невольно улыбнулась. Потом выбрал кисточку поменьше и начал что-то писать. Слова словно сами рождались под его кисточкой: «Люблю тебя навеки».
Я прижала руку к сердцу.
– Как это прекрасно…
– Думаю, через много лет мы сюда вернемся, – сказал он, смущенно глядя на меня, – увидим нашу плитку и вспомним, какие чувства мы испытывали сегодня.
Я по-прежнему улыбалась, пока он покрывал края плитки красной краской, а потом передал ее мужчине в фартуке.
– Благодарю вас, – сказал тот. – Мы ее покроем лаком и используем при строительстве дорожки у входа на Всемирную выставку.
