И вот она сидит и говорит себе: встань и свари кофе. Но встать не может.
Надо позвонить — кому?
Мите, конечно.
Но позже.
Митя не привык слышать и видеть ее слабой, он ее такой не знает. Знает только бодрой, упругой, энергичной, веселой. И страстной. Это то, чего не было с Антоном и обнаружилось с Митей. Дело не в опыте и не в каком-то таланте, и, уж тем более, не в физических достоинствах. У Антона все это имеется плюс старательность, он очень старательный, он альтруист, мечта женщины. Митя же думает в первую очередь о себе. Он просто — хочет. Но хочет так сильно, так безоговорочно, что ты получаешь удовольствие не от своего удовольствия, а от того, что доставила удовольствие ему. Когда он рычит, отваливаясь, рычит шутливо, дурашливо, изображая насытившегося зверя, Настя чувствует себя победительницей, ее накрывает удовлетворенное блаженство, тающее, но долгое, намного дольше обычных физиологических реакций, которые тоже есть, но не играют особой роли. Это как насыщение и вкус: сопутствующие, но разные вещи.
А вкуса-то как раз сейчас и нет. И обоняния нет. Классический случай, сколько Настя об этом читала и слышала. На всякий случай заранее готовилась, не веря, что знание дается только опытом. Опыт нужен дуракам и дурам, умным хватает воображения. Готовилась морально, составляла план действий. Первое — не паниковать, наблюдать за собой. Второе — вызвать скорую. Но в больницу не ехать. Третье — позвонить Людмиле Васильевне. Четвертое — предупредить Антона, чтобы, в случае чего, помог, позаботился об Алисе. Пятое (или четвертое, а Антон — пятое? Не существенно) — позвонить Мите, посоветоваться. Скорее всего, он предложит лечь в ЦКБ[8]. Что ж, как вариант.
Но все это предполагалась сделать днем, а сейчас еще ночь. Надо потерпеть и подождать. И все-таки выпить кофе.
Одышка еще нежданная. Ко всему готова Настя — пусть жар, пот, слабость, с этим можно как-то справиться. Но когда не хватает воздуха, когда дышишь и никак не можешь продышаться, а сердце часто стучит, и с ним тоже не можешь сладить, — это унизительно до слез.
А может, это паническая атака? Помощница Яса, набивающаяся в подруги, рассказывала о таких вещах, наивно считая, что, если поделиться с начальницей чем-то личным, это сблизит. Ее эти атаки настигали в лифте, за рулем машины и даже в постели с бойфрендом. Самое ужасное, рассказывала Яса, что это возникает внезапно. Подумаешь: сейчас было бы очень некстати, тут-то оно и накатывает. Яса ходила к очень опытному и дорогому специалисту, для того картина была ясна: первый приступ у Ясы был в школе во время сдачи ЕГЭ, значит, связано со стрессом ответственного момента. Избегать таких моментов не получится, атаки, увы, тоже пока неизбежны, следует изменить отношение к ним. «Насколько часто вам было плохо, вы задыхались, руки потели, казалось, что сейчас умрете?» — спросил специалист. «Раз десять». — «Но вы при этом ни разу не умерли, так?» — «Так». — «И не умрете. Поэтому спокойно ждите, когда отпустит. Вот у меня яхта, и я знаю: если ветер слишком сильный, он может порвать развернутый парус. Значит, надо парус свернуть. Позволить дуть ветру, не сопротивляться. Атака? Ну, пусть атака, давай, налетай. Понимаете?» Яса уверяла, что после этого панический ужас охватывал ее намного реже и проходил быстрее. Есть и еще способ помочь себе, самый известный — дышать в бумажный или полиэтиленовый пакет, потому что, объясняла Яса, при атаках только кажется, что не хватает кислорода, наоборот, его слишком много.
Сроду бы не подумала Настя, что ей может пригодиться совет болтушки Ясы. Как раз на столе был бумажный пакет с булкой из кондитерской. Настя схватила пакет, вынула булку, вытряхнула крошки прямо на стол, чего раньше никогда бы себе не позволила, приложила пакет к лицу, начала дышать, пакет то сжимался, то расправлялся, сначала показалось, что стало еще хуже, но вот легче, еще легче, а теперь хочется вздохнуть полной грудью, и Настя, убрав пакет, вздохнула, и получилось. Дыхание выровнялось, сердце стучало не так часто, исчезло покалывание в пальцах, голова прояснилась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Настя сварила кофе. Пила по крохотному глоточку, прислушиваясь к себе. В конце концов, кроме ковида, есть еще и просто грипп. Да и ковид не смерть, ничего, справимся. Не бояться, не суетиться. Сейчас даже можно прилечь.
И Настя пошла, легла, задремала, чувствуя, что ломота в теле проходит, а жар даже приятен.
Проснулась от звонка в дверь. Удивилась: почему за окном так светло? Нашарила телефон, посмотрела время. Половина одиннадцатого. Невероятно. В десять она должна была встретиться с Митей, обсуждать отчетность, а потом давать задания сотрудникам на оставшийся последний рабочий день. Опять звонок в дверь, а потом послышалось, как ключ со щелканьем открывает замок. Шаги в прихожей, в кухне. После этого Людмила Васильевна заглянула в комнату, смутилась.
— Доброе утро, извини, Настюш. Я зря пришла? Ты на работу же собиралась, нет?
— Да. Проспала немного. Посмотри, Алиса спит?
Людмила Васильевна прошла и посмотрела в щелку приоткрытой двери.
— Спит, чего ей не спать.
Настя села, опираясь руками.
— Ты не больная ли? — спросила Людмила Васильевна.
— Все нормально. Да, похоже, заболела, — признала Настя. — Сейчас, постой.
Она взяла телефон, увидела четыре пропущенных звонка. От Ясы, от еще одной сотрудницы и два от Мити.
Позвонила Мите.
— Привет, будешь смеяться, но меня накрыло.
— Вирус? — с деловитой тревогой спросил Митя.
— Вроде того. Фигово очень.
— Температура высокая?
— Не мерила.
Людмила Васильевна, слыша этот разговор, тут же пошла в кухню, где был лекарственный ящичек, появилась в маске и с электронным термометром, похожим на маленький фен. Не подходя близко к Насте, поднесла термометр к ее руке, посмотрела.
— Тридцать восемь и восемь.
— Многовато. Тридцать восемь и восемь, — повторила Настя для Мити.
— Как в целом чувствуешь себя?
— Терпимо.
— Лежи и жди, сейчас вызову тебе скорую.
— Зачем? Дома как-нибудь…
— Никаких дома, это плохо кончается! Не бойся, устроят в отельную палату со всеми удобствами, я договорюсь.
— Не знаю…
— А я знаю.
Это хорошо. Это хорошо, что есть человек, который всегда точно знает, что делать. И Настя покорилась:
— Ладно, поеду. Извини, что так получилось.
— Ты дурочка совсем?
— Митя, если я заболела, ты, наверно, тоже должен. Мы же…
Взгляд на Людмилу Васильевну, та сразу же — на кухню.
— Мы же вместе часто были, — закончила Настя.
— И что? Я подозреваю, что уже переболел в легкой форме, хоть и не проверялся. Соседка твоя с тобой?
— Да, тут. Присмотрит за Алисой.
— Извини, Настя, — возникла чуткая Людмила Васильевна. — Я при данном обстоятельстве буду вынуждена не смочь содействовать.
— Я перезвоню, — сказала Настя Мите.
— Что там еще? — спросил он.
— Перезвоню, подожди, — Настя отключилась, она не в силах была сейчас одновременно вести два диалога. — Людмила Васильевна, не поняла, ты уйти хочешь?
— А как еще? Я опасаюсь, имею право.
— Меня сейчас в больницу увезут, никакой опасности!
— Тебя увезут, а атмосфера останется, тут, может, все вирусом пропитано. И Алисочка переносчицей может быть.
— Если бы ты заразилась, то уже заболела бы!
— Неизвестно, Настюш. А лишнего риска мне не надо. У меня дочь со мной живет без прописки и без страховки, и внук, тоже без ничего. Заболеют, их ни в какую больницу не возьмут!
— Откуда они, ты же одна!
— Это тебе кажется, ты про мои обстоятельства не интересовалась, они уже три месяца при мне, а если ты их не видела, то потому, что никуда не пускаю. И подвергать вашему вирусу не буду!
— Смешно ты сказала, — невольно оценила Настя. — Вашему.
— А чьему же еще? Я с детства до молодости в деревне жила, сроду там про такую гадость не слышали. Простудится человек или живот заболит, сердце иногда у кого, нормальные здоровые болезни, а в цивилизацию переехала, чего тут только нет! Аллергия у всех на все, заразы какие-то то и дело на всех нападают, надо, я чувствую, обратно ехать.
