Фокусник расспрашивал служителя, нетрудно догадаться о чем. Но это – не все; рядом с ним, искательно на него глядя, стояла едва ли не плачущая Аннабелла.
Через мгновение-другое он двинулся вперед и остановился перед сэром Эйлмером, безжалостно оттолкнув девицу. Взгляд его был суров и беспощаден, хотя он рассеянно подбрасывал два бильярдных шара и букетик роз.
– Сэр Эйлмер Бастабл? – осведомился он.
– Да.
– Я запрещаю!
– Что именно?
– Вот это. – Он отнял руку от усов, которые только что закрутил, и указал на Аннабеллу с Фредди, испуганно прильнувших друг к другу.
– Мы еще не обручились, – проговорила несчастная.
– Вот как? – удивился Мортимер. – Что ж, и не обручитесь. Я запрещаю. Как и вы, сэр Эйлмер. Когда вы всё узнаете…
Баронет запыхтел.
– Кто этот злобный хам? – поинтересовался он.
– Быть может, я и хам, – ответил Рэкстроу, – но никак не злобный. Я пришел, чтобы сделать доброе дело, а точнее – предупредить вас: если ваш племянник женится на ней , он опозорит имя Бастаблов.
– Опозорит?
– Именно. Она – из самых низких слоев общества.
– Нет! – вскричала Аннабелла.
– Ну что вы! – поддержал ее Фредди.
– Вы ошибаетесь, – сказал и сэр Эйлмер. – Отец у нее – полковник.
Мортимер мерзко хохотнул, вынимая при этом яйцо из левого локтя.
– Да? А часом, не знаете, что он полковник Армии Спасения?
– Что!
– То. А прежде был букмекером по прозвищу Скунс или Вороватый Руперт.
– Господи!
Сэр Эйлмер повернулся к Аннабелле:
– Это правда?
– Еще бы! – отвечал за нее Рэкстроу. – Если хотите убедиться, взгляните на ее дядю, который как раз входит вон оттуда.
Фредди в полном отчаянии увидел своего попутчика. Кроме того, он услышал крик сэра Эйлмера и ощутил, что Аннабелла предельно напряглась. И неудивительно; солнце, заливавшее ротонду, освещало к тому же и пиджак, и жилет, и котелок, и ботинки.
Вряд ли, подумал Фредди, видело оно на курорте такого чужака.
– Приветик, – сказал дядя Джо. – Здравствуй, Морт. Здравствуй, лапочка.
Сэр Эйлмер, едва пришедший в себя, прогремел:
– Это пр-р-авда?
– Что, старикан?
– То, что вы ее дядя.
– Истинно правда.
– Хр-р-р!
Баронет продолжил бы свою речь, но тут оркестр заиграл, и беседе пришлось оборваться. Когда стало потише, первый план сразу занял дядя Джо.
– А я вас знаю, – сказал он Фредди. – Мы вместе ехали. Что он тебя обнимает, киса?
– Я выхожу за него замуж, – отвечала она.
– Нет, – возразил сэр Эйлмер.
– Да, – вмешался Фредди.
– Нет, – подвел итог Рэкстроу.
Дядя Джо не совсем разобрался в их репликах.
– Чего-то вы запутались, – добродушно заметил он. – Женись, женись, Анни – хорошая девочка.
– Я и женюсь, – сказал Фредди.
– Нет, – сказал сэр Эйлмер, равно как и Мортимер Рэкстроу.
– Да, – сказала Аннабелла.
– Хорошая, – развил свою мысль дядя Джо. – Как она за мной ходила! И подушку взобьет, и питье приготовит. Можно сказать, не вылезала из больницы.
Сэр Эйлмер, мерно повторявший: «Нет», резко остановился.
– Из больницы? – переспросил он. – Вы там лежали?
Дядя Джо снисходительно рассмеялся:
– Это я? Ну, дает стариканчик! Вы спросите в Святом Луке, лежал ли у них Джо Боффин. И в Святом Христофоре. Только и делаю, что лежу! Начал, помнится, с почек и желудка, а там и пошло.
Сэр Эйлмер дрожал, благоговейно глядя на пришельца, как глядит дитя на чемпиона по тяжелой атлетике.
– Вы сказали: «Джо Боффин»?
– Ну!
– Тот самый? Который давал интервью «Ланцету»?
– Верно, было дело.
Сэр Эйлмер пылко подался вперед:
– Разрешите пожать вам руку?
– Чего там, жмите!
– Я горд, мистер Боффин! Я потрясен.
– Спасибо, стариканчик.
– Ваш пример меня вдохновлял. У вас действительно тромбоз сердца и эмфизема легких?
– А то!
– И как-то была температура 43,5°?
– Два раза.
Сэр Эйлмер вздохнул:
– Я выше 41° не поднимался.
Джо Боффин похлопал его по плечу.
– Тоже неплохо, – сказал он. – А что, вполне.
– Прошу прощения, – послышался голос, и седой джентльмен, которого сэр Эйлмер назвал Рамбелоу, появился перед ними. Из-за его плеча выглядывали другие. Все очень волновались.
– Простите, мой дорогой, что вмешиваюсь в беседу, но мне послышалась…
– Нам всем послышалась, – поддержал его хор.
– …фамилия «Боффин». Может ли быть, что передо мной сам Джозеф Боффин?
– Ну!
– Тот, который лежал у Луки?
– Тот самый.
Седовласый джентльмен смущенно хихикнул:
– Тогда… не разрешите ли нам с друзьями… выразить свое… э… Мы вам помешали, я понимаю, но искреннее восхищение… Вероятно, оно вам не в новость… людей не удержишь… Мы совершенно вам не знакомы…
– Да ладно, старикаша, чего там! Я фанатов люблю.
– Тогда разрешите представиться. Лорд Рамбелоу. А это – мои друзья: герцог Маллский, маркиз Пекэм, лорд Перси…
– Здрась, зрась. Идите к нам, старички. Это моя племянница, мисс Первис.
– Мы счастливы…
– Вот он на ней женится.
– Поздравляем, поздравляем!
– А это… его дядя Эйлмер.
Все повернулись к генерал-майору. Лорд Рамбелоу почтительно произнес:
– Поздравляю вас, мой дорогой. Какая честь! – Он немного смутился. – А мы вот как раз говорили, что редко вас видим. Герцог хотел спросить, не согласитесь ли вы вступить в наш клуб… такой, знаете, небольшой… Но избранный, весьма избранный…
– Почту за честь.
– Без вас он как-то неполон. Значит, вы согласны? Превосходно! Замечательно! Не заглянете ли сегодня вечерком? Мистер Боффин вряд ли снизойдет…
Дядя Джо похлопал его по плечу:
– А чего? Я человек не гордый. Со всем нашим удовольствием.
– Не знаю, что и сказать…
– Мы польщены…
– Какая честь!
– Да я вот был шафером у одного с простым дерматитом!
– Поразительно! Словом, ждем вас сегодня. У нас есть легочный бальзам, пальчики оближешь. Вообще погреб неплохой.
Все умолкли, ибо дядя Джо, расстегнув жилет, показывал герцогу шрам от первой операции. Сэр Эйлмер заметил, что в его руку что-то вкладывают.
– А? – спросил он. – Что? Что такое?
– Бумага, – ответил Фредди. – Старая добрая бумага. Подпиши вот тут, где мой палец.
– Э? А? О, понятно! Так, так, так… – сказал генерал, ставя свою подпись.
– Спасибо, дядя!
– Не за что, не за что. Прости, но теперь я занят. Уведи свою невесту и дай ей минеральной воды.
И, отстранив Мортимера, предлагающего ему колоду карт, он присоединился к обществу. Фредди пылко обнял Аннабеллу. Фокусник подкрутил усы, вынул из ее волос несколько флагов и, махнув рукой, вышел.
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Мейбл крупно повезло
– Жизнь, малышок, – сказал Укридж, – престранная штука.
Он возлежал на диване лицом к потолку и так долго не прерывал молчания, что до этой секунды я пребывал в уверенности, будто он спит. Теперь же выяснилось, что погружен он был не в сон, а в размышления, чем и объяснялась его столь нетипичная молчаливость.
– Престранней некуда.
Он приподнялся, сел и уставился в окно. Окно гостиной в коттедже, который я снял за городом, было обращено к лужайке с рощицей на заднем плане, и тут на него из пробуждающегося снаружи мира повеял тот первый прохладный ветерок, который возвещает, что в свои права вступает новый летний день.
– Черт подери! – вскричал я, поглядев на часы. – Ты отдаешь себе отчет, что своей болтовней продержал меня тут всю ночь?
Укридж не отозвался. Его лицо приняло непонятно отрешенное выражение, и он испустил звук, подобный последнему бульканью выдохшегося сифона с содовой. Видимо, так он представлял себе вздох скорби. Я понял, что произошло. В начале дня есть час необъяснимой магии, распечатывающий родники чувств даже у сваренных вкрутую. В этот час, когда солнце подергивает румянцем восточный горизонт и самая ранняя пташка щебечет над своим законным червячком, Стэнли Фиверстоунхо Укридж, сей закаленный в боях с Роком муж гнева, взял и рассиропился. Из чего следовало, что вместо постели меня ожидает какая-то история из его темного прошлого.
– Потрясенц, одно слово, – сказал Укридж. – Как и судьба. Странно подумать, Корки, старый конь, что, не сложись все так, как сложилось, я бы, возможно, сейчас был наивлиятельнейшей шишкой, предметом уважения и подражания для всего Сингапура.
– Но с какой стати тебя зауважали бы в Сингапуре?
– Купался бы в деньгах, – продолжал Укридж тоскливо.
– Ты?
– Да, я. Ты хоть раз слышал про типчика с Востока, который не нажил бы там несметных богатств? Еще бы! Ну так представь, чего бы достиг я с моим-то мозгом и прозорливостью. Отец Мейбл нагреб в Сингапуре те еще кучи золота, а не думаю, чтобы у него была хоть крупица какой бы то ни было прозорливости.
– Что еще за Мейбл?
– Неужели я тебе не рассказывал про Мейбл?
– Нет. Мейбл – а как дальше?
– Имен я не буду называть никаких.
