Союзники согласились подтвердить своё требование в протоколе, и с его копией в Новороссийск был отправлен лейтенант Вербов. К счастью, он приехал туда, когда часть флота уже перешла в Севастополь.
Как свидетельствовал впоследствии временно командовавший тогда флотом капитан 1–го ранга А. И.Тихменев, он, не задумываясь, потопил бы весь флот, если бы получил такой протокол.
Данный случай очень характерен, ибо он показывает, как стремились союзники к уничтожению Черноморского флота и насколько ловко содействовали им в этом большевистские руководители. Как объяснял их начальник Морского генерального штаба, они далеко не были уверены в том, что команды подчинятся такому требованию, а потому изыскали способ повлиять и на офицеров. План был несложен, но очень хитёр и увенчался полным успехом: скреплённый авторитетом видных чинов флота протокол о необходимости потопления кораблей служил тому ярким доказательством. Участники заседания, совершенно не знакомые ни с общим политическим положением, ни с обстановкой на Чёрном море, поверили тому, что говорил начальник Морского генерального штаба, старый морской офицер, раньше пользовавшийся известным влиянием. Проверили в миссиях — всё сошлось. Кроме того, тогда среди офицеров господствовало полное убеждение, что Россия должна непременно выполнить все свои обязательства по отношению к союзникам. Всё это, вместе взятое, и убедило их в действительной необходимости уничтожения Черноморского флота. Больше же большевикам ничего и не требовалось. Как упоминалось выше, только один из участников как бы чутьём угадал, что в деле есть какая‑то нехорошая закулисная сторона, но, не имея никаких данных, он не мог переубедить остальных. Ясно, что уничтожение Черноморского флота, судьбу которого, безусловно, уже выяснял Брест–Литовский договор, было важно не большевикам: всё равно, если бы флот и подлежал выдаче, им было бы очень рискованно нарушить условия мира; если же он оставался в их руках, то топить его не было никакого смысла, потому что он находился в их полной зависимости. И если они его потопили, то только в силу требования союзников, предъявленного в тяжёлый момент.
Тем временем, как уже говорилось выше, в Новороссийске, на флоте и в городе, собирались митинги, на которых решался вопрос: идти ли в Севастополь или затопить корабли. Среди матросов Минной бригады сновали какие‑то подозрительные личности, что‑то предлагая, что‑то обещая и о чем‑то уговариваясь. В некоторых из них нетрудно было даже угадать национальность и хотелось, обращаясь к ним на их родном языке, спросить: «Que faites vous ici?» [58].
Между прочим, Глебова–Авилова и Вахрамеева видели вместе с двумя неизвестными лицами, тоже, по–видимому, иностранцами, причём слышали, как один из комиссаров что- то многозначительно им обещал: «Не извольте беспокоиться — всё, всё будет исполнено, хотя бы относительно части».
На юге России передавалось как слух, из уст в уста, что виновниками уничтожения части Новороссийской эскадры являются французы; однако прямых доказательств не было.
Но нет ничего тайного, что бы не стало явным. Во французской миссии в Екатеринодаре сами же члены её проболтались о похождениях некоего лейтенанта Беньо и капрала Гильома, агентов французской контрразведки, которым было поручено высшим командованием уничтожить Черноморский флот, не стесняясь ни способами, ни средствами.
Лейтенант Беньо нисколько не отказывался тогда от своего участия в этом деле, но, наоборот, весьма любезно сообщил некоторые подробности. По его словам, выполнить такое поручение было довольно трудно. Дело пошло значительно легче лишь после того, как им удалось завязать непосредственные сношения с Вахрамеевым, Глебовым–Авиловым, старшим лейтенантом В. Кукелем и несколькими матросами. В особое смущение их приводили дредноуты, которые первое время совершенно не поддавались агитации. Только потом уже представилась возможность склонить на свою сторону и часть команды «Свободной России», но она считалась весьма «ненадёжной» (!). В распоряжении Беньо и Гильома имелись значительные суммы, из которых некоторую часть они передали на расходы своим «русским друзьям», уплатив им, кроме того, вперёд часть условленного вознаграждения. Ввиду того, что подкупить все команды было немыслимо и представляло некоторый риск для пользы дела, было решено поднять вопрос об уплате личному составу всего флота пятимесячного жалования вперёд и одновременно с этим распустить слух, что по приходе в Севастополь немцы отберут эти деньги как казённые. Не без влияния французских агентов была устроена и манифестация в последний день, против перехода флота в Севастополь. Сильное опасение вызывало то, что командующий не задумается открыть огонь по неповинующимся кораблям, так как это могло бы испортить все планы. Поэтому, когда «Воля» вышла на внешний рейд, все вздохнули свободно. В числе других обязательств, принятых на себя Кукелем, он взялся, между прочим, следить за «Свободной Россией», чтобы она не переменила своего решения. В случае, если бы она захотела все- таки присоединиться к «Воле», Кукель должен был настичь её на «Керчи» и угрозами вернуть обратно. К счастью (!), обстановка сложилась так благоприятно, что большая часть флота была уничтожена.
Вот общая картина того, что происходило одновременно в Петрограде и в Новороссийске в момент решения судьбы Черноморского флота; вот кто в действительности организовал его потопление. Нельзя не подчеркнуть ещё раз, что союзникам не было никакого основания бояться захвата и использования немцами наших кораблей, так как они всегда могли легко противопоставить им значительно большие силы. Их совести и выводам читателя мы предоставляем скорбную повесть крушения русской мощи на Чёрном море.
Время шло, война кончилась, и союзники вошли в Чёрное море. В октябре 1918 года их эскадра под начальством английского адмирала Кальсори в состав которой входили английские, французские, итальянские и греческие корабли, появилась перед Севастополем. Быстро приняв его от германского командования, союзники стали занимать русские суда караулами. Это носило такой вид, будто победители спешили овладеть своей добычей.
При этом были и очень характерные случаи. Среди других судов была подлодка «Тюлень», укомплектованная русскими офицерами. Её существование было признано англичанами, с тем, чтобы она стояла без мин и снарядов. Вдруг однажды на неё является французский офицер с караулом и хочет её занять. Командир «Тюленя» энергично воспротивился этому и отказался спустить флаг. Только благодаря натянутым отношениям самих союзников между собою подлодка была оставлена в покое.
По распоряжению английского адмирала все корабли были распределены между союзниками: англичане взяли «Волю» («Императора Александра III»), «Дерзкого» и «Счастливого»; французы «Беспокойного», а греки и итальянцы получили несколько старых миноносцев. После проб и обучений эти корабли были уведены в Измид и поставлены там с английским караулом.
Несмотря на то что Добровольческая армия вскоре стала ощущать большую потребность в нескольких миноносцах и речных канонерских лодках, она их никак не могла получить. Союзники под разными предлогами и ссылками на другие союзные командования отвечали неизменным отказом. Между прочим, относительно канонерок было сказано, что они находятся в руках французов и предназначаются для действий против большевиков. Но через месяц, когда союзники сдавали Николаев большевикам, эти канонерки были тоже переданы им, да ещё с большим запасом снарядов и других материалов.
В марте 1919 года главное начальство на море перешло к французам, а именно к адмиралу Амету. На берегу же продолжали распоряжаться англичане в лице полковника Труссона. В это время большевики совершенно неожиданно прорвали Перекопскую позицию и стали подходить к Севастополю. Союзническое начальство уверяло, что город не будет сдан, и этому верили, имея на то полное основание, ввиду большого количества союзных кораблей. Но неожиданно последовал какой‑то нажим из Парижа или Константинополя, и началась эвакуация.
Командующий русским флотом, которым опять был адмирал Саблин, получил приказание забрать все, что только возможно, и перейти в Новороссийск; то же, чего нельзя было взять, он должен был оставить под защиту союзников.
В конце марта и начале апреля Севастополь лихорадочно эвакуировался в Новороссийск. На месте ушедшего адмирала Саблина остался его начальник штаба капитан 1–го ранга граф П. Ф. Келлер [59], который, зная по опыту союзников, старался ничего не оставить на их попечение.
2 апреля союзная эскадра начала обстрел большевистских позиций, причём стреляла днём и ночью. Однако 5 апреля командование уже вступило в переговоры с большевиками.
Вскоре на французский линейный корабль «Франс», на котором адмирал Амет держал свой флаг, прибыла большевистская делегация. В результате переговоры привели к заключению перемирия, и, между прочим, было приказано спустить Андреевский флаг, а офицерам — не появляться в погонах.
