В тот вечер, возможно, говорили о невыловленных советских разведчиках в районе главной ставки…
Поздно ночью, простившись с фюрером, Кох выезжает из главной ставки «Вольфсшанце» в свою резиденцию в Кенигсберге. Включив сирены и фары, мчится по черному мокрому шоссе бронированный черный «мерседес-компрессор» гаулейтера, сопровождаемый взводом эсэсовцев на мотоциклах «БМВ» и восемью эсэсовскими броневиками.
А на опушке леса стоят под дождем, смотря вслед уносящемуся по шоссе Растенбург — Норденбург кортежу и прислушиваясь к замирающему вою сирен, неуловимые разведчики из группы «Джек».
— Крупная птица, видать, полетела, — хрипло говорит Ваня Мельников, пересекая шоссе. — Желтые фары! Эх, жаль минировать нечем!…
Желтые фары — опознавательный знак автомашин «золотых фазанов» — генералитета СС и вермахта.
— Ребята! — вдруг охает Зина. — Да ведь сегодня мои именины!…
В Кенигсберге Кох решил переночевать в бомбоубежище старинного королевского замка. Гаулейтера мучила бессонница. Интерьеры тевтонского замка, поражавшие своей мрачной пышностью, скрывали меньше тайн, чем его многоярусные подвалы, хранившие богатства из развалившейся империи Коха. Медленно прошел Кох, этот последний германский правитель Восточной Пруссии, по пустому, ярко освещенному залу, в котором стояли знамена партийных организаций Восточной Пруссии с вышитыми золотом лозунгами: «Под знаком свастики Германия победит!», «В свастике мы видим миссию борьбы арийца!», «Есть только одна вера, один культ — Германия!», «Адольф Гитлер — это Германия!», «Мы никогда не капитулируем!».
Кох вошел в свой огромный, отделанный красным деревом кабинет, зажег верхний свет, открыл потайной сейф и поставил в него привезенный из ставки портфель.
На столе зазвонил один из телефонов. Кох поднял трубку.
— Да, дорогая, я только что вернулся, — сказал он, устало садясь в кожаное кресло. — Фюрер бодр и полон веры в скорую победу. Разумеется, я разделяю его веру. Да, я обязательно приду к тебе, любовь моя…
Кох повесил трубку, набрал номер на другом, служебном аппарате:
— Рингель? Я разбудил вас? Дело важное и сугубо секретное. Я принял решение: завтра ночью тайно перевезите «Янтарную комнату» царицы Екатерины, а также все иконы и картины из ее дворца в Царском Селе в подземный бункер под киркой района Понарт. За «Янтарную комнату» вы отвечаете головой. Этот маленький подарок Фридриха Вильгельма Петру Первому оценен в пятьдесят миллионов долларов! Подготовьте все к эвакуации. Если же обстановка не даст нам эвакуировать сокровища, примите все меры к их захоронению, включая взрыв кирки во время русской бомбежки. И чтобы никакой болтовни, ясно? Спокойной ночи!
Менее чем через полгода Кенигсберг капитулировал вопреки воле Гитлера, и Кох, бросив на произвол судьбы население Восточной Пруссии, которое он отказался эвакуировать, удрал на заранее подготовленном ледоколе в Данию.
Когда Коха после войны судили как военного преступника в Варшаве, этот «сверхчеловек из стали» лгал, изворачивался и плакал, умоляя суд о снисхождении. От него отвернулось даже восточно-прусское землячество в Федеративной Республике Германии, заявившее: «Четыреста тысяч пруссаков, стариков, женщин и детей, умерли по вине Коха и обвиняют его в этом».
— Группенфюрер! Нами точно установлено, что русская шпионская группа ушла из района Тильзит — Инстербург. Группа потеряла двадцать восьмого сентября двух разведчиков и командира, о чем говорят найденные на одном из убитых топографические карты. Личность убитого установлена по отпечаткам пальцев в архиве СД: это Шпаков, матерый шпион, в прошлом, несмотря на свою молодость, один из шефов большевистского подполья в Витебске. Есть основания предполагать, что оставшиеся без руководства русские радисты вывезены самолетом. Не могли же они провалиться сквозь землю!… Но так как поляны со следами посадки и взлета советского самолета не обнаружено, мы продолжаем поиски…
Подыскивая туманным утром место для дневки, Мельников видит у лужи круглые, как блюдца, следы, похожие на следы огромной кошки.
— И где только эта рысь прячется, — удивляется он, — в таком лесу!
И словно бы отвечая на его слова, совсем рядом за ельником оглушительно всхрапнул, взревел вдруг невидимый зверь. Разведчики вздрогнули от неожиданности. Что там рысь! Такой рев посрамил и напугал бы тигра, мамонта, дракона…
Мельников выскакивает к просеке и шарахается прочь, плашмя падает под елку, подавая рукой сигнал: «Ложись!»
По просеке, на восток, с лязгом и грохотом продвигается, тускло поблескивая лобовой броней, стальное пятнисто-полосатое чудовище с длинным хоботом пушки. С полированных до блеска могучих гусениц валится искрошенный дерн с землей.
Покачиваясь, вразвалку, танк прет мимо, высокий и грозный, ревет во всю мощь своих шестисот лошадиных сил танковый мотор, обдавая горстку разведчиков своим жарким дыханием
— Тьфу ты! — отплевывается от бензиновой гари оглушенный Ваня Овчаров, — Вот это зверь!…
— «Охотничья пантера», — говорит, отползая, Мельников. — Новый разведывательный танк типа «пантера». Сорок шесть тонн — почти в два раза тяжелее нашего «Т-34».
— Ничего себе громила! — уважительно ворчит Целиков.
— Посмотрел бы ты на «королевского тигра»! Семьдесят пять тонн! А теперь, говорят, Гитлер строит стотонный танк «Маус»…
— Но наши «КВ» и «ИС», пожалуй, покрепче…
По просеке проезжают еще несколько камуфлированных под лесную зелень танков и бронетранспортеров. Потом, вечером, Мельников точно определяет их количество по числу капониров в лесу.
Пятое ноября. Диктор кенигсбергского радио, ликуя, передает: «Тысячу раз прав гаулейтер и обер-президент Эрих Кох: населению Восточной Пруссии нечего бояться вторжения еврейско-большевистских орд. Удар русских по восточной границе нашей неприступной провинции отбит с большими для них потерями. Немцы! Освобожден город Гольдап! Пруссаки! Родина зовет нас к священной защите отечестве!
И стар и млад поднимает оружие. Неисчислимые блага принесла Восточной Пруссии нацистская власть! Наша провинция первой покончила с безработицей, вдвое увеличила количество промышленных предприятий, вернула земли, насильственно отторгнутые Польшей и Литвой. На нашу долю выпало великое счастье быть современниками Адольфа Гитлера. Временные неудачи лишь укрепляют нашу непоколебимую веру в миссию фюрера и нашу конечную победу.
По призыву гаулейтера с восемнадцатого октября в фольксштурм хлынули немцы от шестнадцати до шестидесяти лет. Фольксштурм берет на себя функции полиции, жандармерии и ПВО.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
