Из камеры, в которой я пришел в себя, в эту комнату без окон меня доставили, надев на голову глухой непрозрачный пакет. По морозной улице везли в одном мундире – отороченная бобром шинель то ли канула между потоками времени, то ли приглянулась кому-то уже здесь, в 1881-м…
Насчет года, впрочем, пока это было только моей догадкой. Не то чтобы совсем уж безосновательной – все указывало на то, что из безвременья я вывалился точнехонько в день последнего покушения на Императора Александра II. Насколько мне припоминалось, произошло оное именно в 1881-м, 1 марта. Но в мире, где вмешательство в поток времени – ежемесячная рутина, ни в одной исторической дате нельзя быть уверенным твердо…
С момента возвращения моего блудного сознания минуло уже не менее пары часов, однако шестеренки у меня в голове вертелись еще с немалым скрипом, то и дело заедая или срываясь на холостой ход. А соображать требовалось быстро. Взять хотя бы элементарный вопрос об имени, за игнорирование которого я уже успел заработать зуботычину от ассистировавшего «моему» полковнику жандармского унтера. Кем назваться? Поручиком Солженицыным? Но еще неизвестно, какой шлейф тянется за этой звучной фамилией из 1837-го (новой памяти после переноса в 1881-й у меня почему-то не сформировалось)! Игорем Одинцовым? А не аукнется ли мне как-нибудь эта откровенность в родном XXI веке?
Хотя туда, в XXI век, еще как-то вернуться надо…
Унтер угрюмо двинулся на меня – с явным намерением еще раз опробовать кулаком прочность моей челюсти – и я торопливо выдал первое, что пришло мне в голову:
– Радкевич!.. Радкевич Алексей… – отчества юного заговорщика узнать я так и не удосужился, поэтому назвал свое собственное. – Алексей Дмитриевич. Дворянин, – добавил в робкой надежде, что благородного арестанта бить станут не так сильно.
– Ну, вот это другое дело! – выдохнул полковник, делая унтеру знак остановиться. – Продолжим. Вероисповедание?
– Христианское, – неуверенно выговорил я и, решив по выражению лица жандарма, что этого недостаточно, уточнил: – Православное.
– Возраст от роду? – последовал новый вопрос.
– Двадцать лет, – ну, тут мне ничего изобретать не пришлось.
– Место постоянного жительства?
– Москва, – снова ответил я чистую правду.
– Вот как? – поднял брови полковник. – В таком случае, с какой целью прибыли в Санкт-Петербург?
– С целью… – слегка замялся я. – С целью ознакомления с местными диковинами! – выдал торопливо. – В Исаакиевский собор зайти, на шпиль Петропавловской крепости посмотреть…
Какие там еще в Питере достопримечательности есть?! На ум мне упорно лез один лишь Эрмитаж – явно не самая удачная идея: сейчас же это, должно быть, действующий царский дворец – на венценосного хозяина которого и совершено злодейское покушение…
– На шпиль, значит… – прищурил свои и без того маленькие поросячьи глазки жандарм. – Врешь! – взорвался он внезапно. – Врешь, мразь! Ты приехал Государя Императора погубить! Прохор! – обернулся полковник к верному ассистенту.
Удар пудового кулака унтера словно приглушил мне звук – истошные вопли жандарма разом сделались тише, будто доносились теперь откуда-то с питерской улицы.
Второй удар, довершая начатое, погасил и свет.
* **
– С вами была женщина, где она?
Полина? То есть, ее тоже выбросило в 1881-й? Почему тогда я ее не видел? И как ей удалось скрыться? А она скрылась, иначе жандарм не спрашивал бы, где она…
Надо же, еще какие-то логические конструкции пытаюсь строить!..
– Где прячется Софья Перовская? Отвечать!
Софья Перовская? А, это он о легендарной предводительнице бомбистов… То есть Полину они не ищут? Первая хорошая новость за этот день…
– Я… не знаю… никакой такой Софьи. Ни Перовской, ни Новогиреевской, ни Измайловской…
Удар. Уже привычный, дежурный – почти и не добавляющий боли – той и так давно через край.
– Господин полковник… Я контужен взрывом. Почти не соображаю. Мне нужен отдых! – собравшись с силами, выговорил я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Вот ответите на мои вопросы – и отправитесь отдыхать – до самого суда!
– Отдых мне нужен сейчас же! Я требую…
– Перебьетесь! – рявкнул жандарм. – Прохор!
Новый удар. Под аккомпанемент яростной тирады:
– Вы дерзнули пролить кровь, дороже которой нет в Империи! Вы – государственный преступник! Лишь чудом, промыслом Божиим – не цареубийца! И вы еще смеете что-то требовать?!
– Царь выжил? – с трудом приподнял я глаза на своего мучителя, выхватив из его речи недвусмысленный намек.
– Господь уберег Государя!
– Не Господь… Это я оттолкнул бомбиста…
– Не смейте врать! Полдюжины человек видели, что именно вы метнули вторую бомбу!
– Нет… Они ошибаются… Все было не так…
Удар.
Что ж, выходит, Александр II избежал смерти… Собственно, благодаря мне и избежал – а меня же теперь в ней обвиняют… Что там могли разглядеть эта перепуганные свидетели?! Как я упал на террориста? А о том, как появился ниоткуда – почему они не рассказывают? Не заметили в суматохе этакую мелочь? Ага, а про бомбу заметили…
Кстати, рано радуетесь, господа жандармы. Пусть у нас и явный сбой, но инерцию потока времени никто не отменял! Чтобы закрепить чудесное спасение вашего драгоценного сосуда царственной крови, нужно было расколоть пузырек гранаты – а он остался у Полины, в каком бы году она сейчас ни пребывала.
Непроизвольная попытка растянуть разбитые губы в злорадной улыбке. Удар в ответ.
– Почему на вас мундир николаевских времен?
О, дошло до нашего жирафа. Только вот от этого ни разу не легче – правду все равно не расскажешь…
– Достался от батюшки…
– И ничего лучше, чем надеть его, собираясь в столицу, вы не придумали?
– Увы…
Удар. Когда уже этот проклятый унтер устанет махать кулачищами?!
– С кем вы контактировали в столице?
– С Пушкиным Александром Сергеевичем!
Удар. И еще удар. Но ведь чистую же правду выдал, Уроборос вам в задницу! И это я еще Данзаса с д’Антесом не упомянул! И покойного Ковальского до кучи! Впрочем, здесь, в 1881-м, они все давно покойники… Или д’Антес еще жив? Не помню…
Опять удар. А сейчас-то за что? Ничего же не сказал! Или я прослушал очередной идиотский вопрос?
Удар. Удар. Удар. Темнота.
* **
– Имена членов Исполнительного комитета?
– Я… не знаю… никакого комитета…
Удар.
– Кто передал вам бомбу?
– Никто… Я же говорил…
Удар.
– В чем смысл нелепого маскарада с мундиром времен прошлого царствования? Это какой-то символ? Условный сигнал? Что?
– Нет никакого скрытого смысла…
Удар. Удар.
– Прекратить!
Кулак унтера неподвижно замер в сантиметре от моей давно уже превращенной в кровавое месиво скулы – контроль, которому бы позавидовал иной мастер восточных единоборств.
– Что здесь происходит?
Полковник суетливо обернулся на голос. Как смог, скосил туда глаза и я: в дверях стоял увешанный золотыми аксельбантами генерал – все того же, жандармского ведомства, будь оно неладно!
– Произвожу допрос злодея, ваше превосходительство, – вытянувшись, насколько только позволяла это сделать его незаурядная комплекция, доложил полковник.
– Ну и как успехи? – последовал вопрос.
– Покамест молчит, сволочь, – развел руками «мой» жандарм. – У них, в этой так называемой «Народной воле», сие – обычное дело! Ну ничего, он у меня еще соловушкой запоет…
– Оставьте нас, – скривившись, перебил его генерал. – Вон отсюда! – рявкнул он, заметив, что полковник не спешит исполнять распоряжение. – Все вон, живо!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Слушаюсь, ваше превосходительство!
Полковник, унтер и весь допрос тихой мышкой просидевший в углу стенографист поспешно удалились. Дождавшись, пока дверь за ними с грохотом захлопнется, генерал неспешно подошел ко мне, встал, заложив руки за спину и с искренним интересом принялся меня разглядывать. Все, на что я оказался способен в ответ – ненадолго поднять на жандарма злые глаза – но скоро без сил уронил голову на плечо.
