– Вот именно! – с вызовом подхватила Сима, проследив взгляд любимого. – Гены пальцем не задавишь! Тебе идет белый цвет. Подарок?
– Сам купил.
– Не ври! У тебя новая любовница? – Симка следила за любовником хищным взглядом, делавшим ее неотразимой.
– Женщина, молчи.
Руслан подошел так близко, что с Симки моментально слетела вся лихость. Глаза снова заволокло предательскими слезами.
– Русик, а ты не хочешь взглянуть на дочь?
– Покажи, – позволил Бегоев.
…Мадина вняла материнским невысказанным просьбам, уподобилась ангелу.
Разрумянившиеся во сне щеки лежали на груди, завитки волос обрамляли личико, пухлые пальчики шевелились, ротик улыбался.
Симке хотелось, чтоб дочь поразила отца в самое сердце.
– Что с ней? – в точности как сосед Квасов, спросил Руслан, с любопытством разглядывая дело своих рук. Ну, может, не совсем рук…
«И где же твой отцовский инстинкт?» – едва не выкрикнула Серафима, но вовремя прикусила язык. На сегодня с нее хватит глупостей. Она будет образцовой женщиной, воплощением терпения и мудрости – почти Пенелопой.
Не нужно быть строгой: отцовский инстинкт еще не проклюнулся – не успел.
– Дети часто во сне улыбаются, – просветила Сима. – Ну как, на кого похожа?
– На кого? – тупо переспросил новоявленный отец.
– Русик, – жарко зашептала Симка, – посмотри, какие волосы, какая кожа, посмотри, ладошка какая. Думаешь, мои?
– Нет, не твои, – самодовольно улыбнулся Русик, рассматривая дочь.
– Твоя копия.
– Да? – тешил мужское самолюбие папаша.
Удивительно, но именно в эту минуту Сима почувствовала себя обманутой. Даже дочь не захотела иметь с ней ничего общего.
– Конечно да! Пойдем на кухню, я покажу тебе фотографии. – Торопясь избавиться от глупой обиды, Сима прихватила увесистый фотоальбом и увлекла Руслана на кухню, где был накрыт стол для романтического ужина при свечах.
Свечи Серафима так и не зажгла.
– Не спеши с ужином, – прошептал Руслан, привлекая хозяйку дома к себе.
Симка забилась в горячих руках, издав стон, больше похожий на предсмертный.
– Русик, – судорожно хватая ртом воздух, умоляла Симка. Как долго у нее не было мужчины.
Русик молча делал свое дело: срывал одежду и целовал взасос (научила на свою голову).
– Русик, – просила Сима. Как давно ее никто не целовал.
Миллионы раз представляла Симка эту сцену. Миллионы раз проговаривала все нежности, проживала все оттенки желания. Только одного не могла представить – агонию любви. Ошибки быть не могло: это была она – агония.
Холодный кафельный пол впивался в позвоночник, сухая хлебная крошка больно колола нежную кожу – Симка с удивлением прислушалась к себе. Она испытывала совсем не те чувства, которые ждала и которые должна была испытывать. И вообще… Почему надо этим заниматься на полу?
Приоткрыла глаз и увидела лицо Руслана, склонившееся над ней.
Глаза любимого были закрыты, рот свела судорога, пот бисером выступил на лбу.
Хлебная крошка все больше отвлекала от процесса, Симка воровато просунула руку под ягодицу, нащупала и смахнула прилипшую колючку. Вместо сладострастия – постепенно копившаяся обида в самый неподходящий момент вырвалась из-под контроля, защекотала в носу.
Руслан открыл мутные глаза:
– Что?
И Симка впервые в жизни пошла на подлог: сыграла оргазм. Блестяще сыграла, со слезой. Не то что Руслан – не искушенный в любви пылкий мальчик на подхвате у Эроса, – никто бы не заподозрил игру. Ни один эротоман со стажем.
Стоя под душем, Симка снова всплакнула, уже от неудовлетворенности. И от досады на свою неуместную обидчивость. Какие могут быть обиды при такой частоте сексуальных контактов? Теперь жди следующего раза, если такая дура, упрекнула себя она.
…Разговор не клеился.
Руслан о чем-то молчал, пока разливал шампанское, пока Сима накладывала в тарелки жаренную с чесноком курицу, остался равнодушен к хачапури.
Молчание Руслана было сосредоточенным и драматическим, как у героев советских фильмов, стоящих перед нелегким выбором между долгом и чувством, и Симка со всей очевидностью поняла: молодой отец приехал проститься.
«Вот уж точно мог не отрезать кошке хвост по частям». Теплая волна снова подступила к глазам – сегодня тебе, Серафима, гарантировано обезвоживание организма.
– Не молчи, Руслан, – сдавленно попросила Сима и застыла в ожидании.
Любимый очнулся, вышел из гипноза, поднял бокал:
– За вас с дочкой.
От ничего не значащих слов было ни холодно и ни жарко.
Симка мобилизовалась и шагнула навстречу судьбе, как в открытый космос:
– Ты не останешься с нами на Новый год?
– Нет, не останусь, – тихо признался Руслан, с повышенным вниманием разглядывая лаваш, – я сегодня уезжаю.
– Как, сегодня? – Симка поискала глазами календарь: она ничего не путает?
Тридцатое декабря! Господи, сделай так, чтобы он остался! Вышел в подъезд, сломал ногу и остался у нее на диване домашним животным – она согласна!
– Да, у меня билет на ночной рейс из Сочи. Мне через час выходить. Отвезешь на вокзал?
Отвергая услышанное все существом, Симка заморгала накрашенными под Софи Лорен мокрыми глазами, переспросила:
– Через час?
– Да. Я заехал к вам по пути домой.
Перед мысленным взором Симки возник образ остывающей любви: Амур сложил крылья, устало закрыл глаза и вытянулся. Реанимация опоздала – не всем везет.
Похоже, ты погорячилась, Серафима. Возьми свои слова назад: не нужны тебе никакие переломы ничьих ног, и домашние животные тоже без надобности – пусть просиживают чужие диваны.
– Лучше бы совсем не приезжал, – вырвалось у Симки. Пенелопа за ненадобностью была отправлена на мифологическую свалку.
– Нет, ты бы подумала, что я испугался дядю Лечи, – оправдал свой визит Руслан.
– А ты не испугался? – Симка даже побледнела от предвкушения: сейчас она все ему скажет, этому глупому, самодовольному юнцу. До конца жизни будет восстанавливать мужское достоинство.
Неожиданно идея показалась сомнительной: может, лучше употребить этот час с пользой?
Лисьи глаза уже заволокло мечтой, но тут из спальни раздался мощный рев Мадины.
«Ты смотри, – внутренне усмехнулась Симка, – к чему приводит засохшая хлебная крошка – к серьезным разочарованиям в жизни».
Антон и сам был непритязателен в выборе одежды, лучшей расцветкой считал защитную, а всем фасонам предпочитал армейский. Но Боря Борисевич, с которым свел Антона Вовка Чиж, в своем надменном пренебрежении к форме был намного круче. В этом пренебрежении усматривалась религия.
Впрочем, Антон быстро утратил интерес к внешнему виду Бориса, переключившись на аппаратуру – филиал Центра управления полетами на дому.
