к столику с косметикой, берёт в руки пузырёк без опознавательных знаков. — Этого хватает, чтобы думать обо всём.
Откидывает крышку, вдыхает.
— Мои любимые духи, мне привозят их из Индии. — Марек поворачивается и видит слабую улыбку сестры.
Улыбается в ответ. Оставляет флакон в покое. И идёт на выход.
— Ну как, я в безопасности? — Вопрос догоняет, когда он берётся за ручку двери.
— В полной, — мрачно отзывается Марек и выходит.
Маска, которую он натянул для Стаси, сползает, стоит оказаться в коридоре. И оставляет после себя только боль, разочарование и злость.
Оля была права, Бенеш прав, а он… он дурак.
Два резких шага, остановка.
Марек впервые чувствовал себя таким растерянным. И впервые до сжатых кулаков не хотел делать то, что было нужно.
Правда сбивала с ног. Доказывала, что лучше бы ему посидеть в камере до конца дела, но…
Придётся выбирать. И выбор этот будет…
Тряхнув головой, Марек поворачивает налево. Ускоряется, собираясь дойти до отца.
И словно на стену налетает на знакомый до боли запах. Зажмуривается. Выдыхает.
Но нет, не кажется.
Внутри всё переворачивается, и несколько шагов до глухой стены даются непросто. Присев на корточки, Марек видит Олины прикосновения, будто их нанесли жёлтой краской. Они начинают выцветать, значит, она была здесь давно, два-три часа назад.
Он касается камня в тех же местах и практически сразу замечает изменения. Стена становится полупрозрачной — не заметишь, если не приглядываться.
Хмыкнув, Марек встаёт и шагает внутрь прохода.
Не успев додумать, что станет делать, если отец прав и она там действительно с ним.
***
— Нет, я понимаю, что ты маньяк-шизофреник, но додуматься до такого? — из груди вырывается нервный смешок. — Оборотни, может, и идиоты, но далеко не все и не настолько.
— Что тебя не устраивает?
Мы снова сидим рядом. Словно закадычные друзья, вот только друзья обычно не ломают друг другу кости и не портят лица.
— Что Мар не поверит, — фыркаю. Боль в ноге стала почти терпимой. — Что вывернуть всё так, словно охоту на братьев устроила Стася, а не ты, это надо постараться.
— Так постарайся, — хмыкает Чех. — Или мы вернёмся к прошлым развлечениям.
— Слушай, убей меня, только отстань, — прошу со вздохом. — Все эти твои заскоки и биполярка во всей красе уже достали. Определись, маньяк ты или адекватный, тогда и будем разговаривать.
— Ты мне нравишься. — Повернувшись к нему, я поднимаю бровь с откровенным сарказмом. Но он лишь пожимает плечами. — С тобой и поговорить можно, в отличие от… принцесски. — Хмык. — Так что вариант с договориться импонирует мне гораздо больше убийства.
И добавляет после короткой паузы:
— В этот раз.
— А мне нет. И я не буду врать Мару, что Стася провернула всё это одна.
— Так не ври, не договаривай. — Взяв меня за подбородок, он критически осматривает лицо со всех сторон.
— Чтобы в следующий раз ты довёл дело до конца? — фыркнув, я дёргаю подбородком, сбрасывая его пальцы. — По-твоему, я буду сидеть и ждать, пока ты добьёшь Марека и Главу? Совсем с катушек съехал?
— Дворжака, так и быть, оставлю в живых, — не спорит Чех с моими предположениями. — Исключительно ради тебя.
Поднявшись, он отряхивается, с сомнением смотрит на меня, а потом вдруг щёлкает выключателем, заливая всё бледным жёлтым светом.
— Бонус тебе для более плодотворных раздумий, — скалится он, а у меня драма.
Что же фонарь-то таким хилым оказался. Из всех повреждений у него останется едва ли пара шрамов, а это никак не тянет на достойную моральную компенсацию.
Чех идёт к двери.
Попробовать проскочить? Для этого нужны силы, которых у меня осталась капля. Сомневаюсь, что их хватит против цветущего оборотня, который всё это время словно на курорте провёл.
Кривясь от остаточной боли в ноге, я опираюсь на одно колено, примерно, как бегуны перед стартом. Чех то ли не видит, то ли не считает меня угрозой умному себе.
— Не боишься, что выйдешь за дверь, и тебя повяжут?
— Не смогут, — уже взявшись за ручку, оборачивается он. — Я стёр все свои следы из этого дела. На всякий случай. — Ключ поворачивается в скважине.
— Свои, но не Стаси, — понимающе усмехаюсь я.
— Я говорил, что ты умная? — насмешливо поднимает он бровь. — А что мне нравишься?
— Это тебя и убьёт, — не отводя взгляда.
Чех не отвечает, видимо, считая это выше своего достоинства. Поворачивается ко мне спиной, вряд ли принимая за угрозу хилую меня. И приоткрывает дверь.
Время останавливается.
Царапая пол отросшими когтями, чувствую, как скользит между пальцев песок, я отталкиваюсь.
Больная нога подводит, но силы всё же хватает, чтобы прыгнуть на пределе возможностей.
Чех оборачивается.
И я со всей своей инерцией напарываюсь на его локоть.
Противный хруст.
Полёт в обратную сторону. Головой прямо в покрытую свинцом стену.
И это точно конец. Ни одному вампиру не дано жить без половины черепа.
Разочарованный взгляд Чеха.
Удар.
И дверь, рывком открытая с той стороны.
Глава 41
Карточного салона нет, бабки-княгини нет, ничего нет.
Одно плотное серое марево вокруг. Вокруг меня?
Не знаю. Потому что тела тоже нет — ни рук, ни ног, ни головы я не чувствую. Это и есть смерть?
Нехудший вариант, далеко не худший. Тепло, сухо, спокойно. Не хочется ни есть, ни спать, только бороздить неведомое нечто и ничем больше не заниматься.
Жаль, память не отбило, было бы совсем идеально. Потому что я всё ещё Ольга Щенкевич, недовампир, ясновидящая и истинная пара одного неверующего волка. И природной жажде деятельности быстро надоедает здесь болтаться.
Вот только какой выбор?
В ничто вдруг слышится знакомый смешок.
Кто здесь?
Но в ответ тишина. И насмешка. И укор.
«Всё-таки опоздала».
Да что происходит?
Но толком возмутиться я не успеваю. Меня затягивает в воронку, от круговорота которой сразу же начинает тошнить. И за мгновение до того, как содержимое несуществующего желудка планирует вырваться наружу, я открываю глаза.
Сипло и оглушительно громко вдыхаю, словно не в нечто болталась, а топилась на дне океана.
И, увы, всё-таки выворачиваюсь наружу.
— Скоро ты станешь рекордсменом по количеству смертей, — этот смешок идентичен тому, что я слышала в серой мути. Но ещё одна судорога мешает высказать Бенешу все претензии прямо сейчас. — Пей. Не кровь.
Губ касается стеклянный бок, и я делаю несколько жадных глотков. Выдыхаю. И откидываюсь на подушки, встречаясь взглядом с князем.
— Ты. Снова.
— Прости, что не дал тебе умереть, — весело пожимает плечами, сидящий на краю кровати, Бенеш. — Снова.
Оглянувшись, я не узнаю комнату, в
