Кален испугался, не выдаст ли его грохот, но, подгоняемый голодом, вновь принялся исступленно молотить по скорлупе. Минут через пятнадцать, дойдя до полного изнеможения, он прекратил свои попытки. Стальной прут согнулся почти пополам, а орех оставался целым и невредимым! Только крэкер, стандартное устройство, имевшееся на любом мабогийском корабле, мог расколоть керловый орех, иного способа, увы, никто не догадался придумать.
Движения Калена сковывала наружная оболочка, кожа постепенно затвердевала и превращалась в роговую броню. Когда процесс ороговения завершится, Качен полностью утратит подвижность и погибнет от нехватки воздуха…
Поборов нахлынувшее отчаяние, Кален заставил себя погрузиться в раздумье. Еда подождет — в первую очередь необходимо спасать кожу. На борту своего корабля он мог постоять под душем из особой, смягчающей кожу жидкости, но было весьма сомнительно, чтобы подобная жидкость имелась у инопланетян. Оставался один выход — содрать наружную оболочку. Правда, потом придется подождать несколько дней, пока затвердеет внутренняя нежная кожица, но зато он обретет подвижность.
Кален на негнущихся ногах отправился на поиски чейнджера, но вскоре с грустью убедился, что даже такого простейшего устройства на борту корабля не имеется.
Он поднял согнутый стальной прут, согнул его еще больше и, вставив один конец под нависавшую складку кожи, с силой рванул прут кверху.
Затвердевшая оболочка не поддавалась.
Вконец отчаявшись, он отбросил бесполезный прут в сторону и внезапно вспомнил про тетнитовую бомбу.
Если незаметно подложить ее под корпус захваченного корабля, то легкий взрыв только подбросит корабль футов на тридцать в воздух и не причинит никаких повреждений. Но инопланетяне безусловно погибнут.
Кален пришел в ужас. Как он мог подумать такое? Законы мабогийской этики запрещали любое убийство.
«Но разве это не будет оправдано? — нашептывал Калену внутренний голос. — Пришельцы — скверные создания. Избавив от них вселенную, ты окажешь ей огромную услугу. И что из того, что при этом ты невзначай поможешь и себе? Считай, что это не убийство, а очищение от скверны».
«Нет!» — решительно отказался Кален и огромным усилием воли заставил себя прекратить даже думать об этом. С трудом передвигая непослушные ноги, он принялся обшаривать корабль, надеясь на случайную находку, которая спасет ему жизнь.
Скорчившись в пилотском отсеке, Эйджи устало размечал тумблеры и кнопки нестираемым карандашом. Уже забрезжил рассвет. Внутри «Индевера-2» было довольно холодно — Эйджи не решался трогать терморегуляторы.
В отсек для экипажа вошел Витор, сгибаясь под тяжестью увесистого ящика.
Капитан решил перенести все необходимое в носовые отсеки, чтобы не тратить слишком много времени на поиски нужных вещей. Маленькое помещение для экипажа было уже почти заполнено. Не найдя подходящего места для ящика, Витор оглянулся и заметил в боковой стене дверь. Он нажал на ручку, и дверь быстро ушла в потолок. Витор очутился перед маленькой пустой клетушкой, которая показалась ему идеальной для хранения вещей. Он вошел и опустил тяжелый ящик на пол, среди множества красных скорлупок.
В то же мгновение на него начал опускаться потолок.
Витор дико завопил, резко выпрямился и, ударившись головой о надвигавшийся потолок, лишился чувств.
Эйджи выскочил из пилотского отсека и столкнулся с ворвавшимся с другой стороны Барнеттом. Капитан попытался было вытянуть Витора за ноги, но, увы, заскользил по гладкому металлическому полу. Обнаружив редкое присутствие духа, Эйджи поставил ящик на бок и на мгновение задержал предательский потолок. Вдвоем с капитаном они поспешили вытащить Витора из клетушки, и в то же мгновение ящик треснул и раскололся, как грецкий орех. Сделав свое дело, потолок остановился и бесшумно заскользил наверх.
Витор очнулся и потер ушибленную голову.
— Капитан, — жалобно взмолился он, — может быть, нам возвратиться на «Индевер»?
— Витор прав, — Эйджи развел руками. — Это какой-то заколдованный корабль!
— И вы согласны от него отказаться? — с легким презрением осведомился Барнетт.
Эйджи неловко поежился.
— Откуда мы знаем, — заговорил он, стараясь избежать взгляда Барнетта, — что он еще выкинет? Это слишком опасно, капитан.
— «Опасно…», — передразнил Барнетт. — Вы понимаете, от чего отказываетесь? Один его корпус может принести целое состояние! А двигатели? Вам приходилось видеть подобные? Этот корабль может пронзить насквозь любую планету и выйти с другой стороны непоцарапанным!
— Боюсь, что мы не сумеем оценить это, поскольку трупы не умеют восхищаться, — не унимался Эйджи.
— Все, хватит болтать! — прикрикнул Барнетт. — Корабль мы не оставим! Просто ни к чему не будем прикасаться, пока не достигнем безопасного места. За дело!
Эйджи хотел было заикнуться про комнаты, превращающиеся в гидравлические прессы, но, посмотрев на Барнетта, счел за благо не спорить.
— Вы разметили приборную панель? — примирительно спросил Баонетт?
— Осталось совсем немного, — проворчал Эйджи.
— Очень хорошо. Ни к чему другому не прикасайтесь. Пока мы ничего не трогаем руками, нам ничто не грозит.
Барнетт стряхнул со лба пот, прислонился к стене и расстегнул куртку.
В тот же миг из отверстий в стене выскользнули два стальных крюка и кольцом сомкнулись вокруг его талии. Барнетт что было сил рванулся, но кольцо не поддавалось. Послышалось странное пощелкивание, и из стены выползло тонкое проволочное щупальце. Оно ощупало куртку Барнетта, словно оценивая качество ткани, и исчезло в стене. Эйджи и Витор застыли на месте с раскрытыми ртами.
— Выключите эту штуку, — хрипло приказал Барнетт.
Эйджи бросился к пульту, но в ту же секунду из стены высунулась стальная рука, в которой поблескивало трехдюймовое лезвие.
— Уберите его! — завопил Барнетт.
Витор, сбросив оцепенение, попытался было схватить зловещую руку, но та резко повернулась и отшвырнула его в противоположный угол. Затем, будто она принадлежала виртуозу хирургу, рука своим лезвием искусно раскроила куртку Барнетта сверху до самого основания и преспокойнейшим образом возвратилась в стену.
Эйджи лихорадочно нажимал на рычаги и кнопки: жужжали генераторы, закрывались и открывались люки и вентиляторы, включались и выключались двигатели, зажигалось и гасло освещение, но кольцо, державшее Барнетта, не разжималось.
Снова появилось тонкое щупальце. Оно дотронулось до рубашки Барнетта и на мгновение замерло в нерешительности. Внутренний механизм встревоженно заурчал. Щупальце еще раз прикоснулось к рубашке и опять неуверенно остановилось.
