ИСКАТЕЛЬ № 1 1964
Владислав СТЕПАНОВ
ИМЕНА НЕИЗВЕСТНЫХ ГЕРОЕВ
Рисунок А. ЛИВАНОВА
Собирая материал о подвигах участников Волгоградской битвы, я услышал легенду о пареньке, которого не брала ни мина, ни пуля. Алешка Огонь — так прозвали лейтенанта его боевые товарищи. Рассказывали: в разведке Алешка возникал перед окопами врага, как вихрь, и уходил под роем пуль целым и невредимым. А в самые трудные дни обороны города на Волге Алешка Огонь, с горсткой бойцов прижатый к самому берегу реки у Тракторного, десять дней отбивал атаки фашистов. И в эти дни, не знаю, в шутку или всерьез, его называли комдивом.
Враг так и не прошел к Волге.
На этом мои сведения о герое обрывались. Кто-то мне говорил, что будто видел Алешку на Курской дуге, кто-то утверждал, что он погиб, но находились и такие, которые доказывали, что встречали похожего парня, когда штурмовали Берлин. Только недавно я побывал в Волгограде снова, зашел в музей и увидел на стенде новый экспонат: пробитый осколком комсомольский билет.
На фотографии я увидел парня со строгими, не по возрасту серьезными глазами. Под номером комсомольского билета я прочел фамилию героя: Очкин Алексей Яковлевич, год вступления в комсомол — 1941…
Это был комсомольский билет человека, которого солдаты в окопах Волгограда любовно называли Алешка Огонь.
* * *
«…14 октября началась самая большая операция: в наступлении приняли участие несколько дивизий, в том числе 14-й танковый корпус, 305-я и 389-я пехотные дивизии. На Тракторный завод имени Дзержинского, на восточной окраине которого находился штаб 62-й армии русских, устремились наши войска. Со всех концов фронта, даже с флангов войск, расположенных на Дону и в калмыцких степях, стягивались подкрепления инженерных и противотанковых частей, подразделения которых были так необходимы там, где их брали. Пять саперных батальонов по воздуху были переброшены в район боев из Германии. Наступление поддерживал в полном составе 8-й авиакорпус. 14 октября в момент атаки эти наши воинские силы продвинулись на два километра, однако так и не смогли преодолеть вконец сопротивление трех дивизий русских, оборонявших завод, и овладеть отвесным берегом Волги».
Это написал наш враг — гитлеровский генерал Дьер. Ему приказал Гитлер не жалеть своих солдат и любой ценой прорваться к Волге. Но генерал так и не выполнил приказа, он вынужден признать подвиг наших солдат. Процитированные строки из книги, выпущенной уже после войны, Дьер посвятил, сам того не подозревая, и лейтенанту Очкину и его героям товарищам.
* * *
14 октября 1941 года. День, который Гитлер назначил последним сроком взятия города на Волге.
Утро ясное и холодное, в воздухе витает запах гари. Небо, высокое, застыло в ожидании чего-то грозного. На его фоне вдали — дымящиеся развалины.
Стояла в то утро необыкновенная, необъяснимая, настороженная тишина в районе Тракторного. Кто познал тишину перед боем, тот знает, как обострен бывает в эти минуты слух солдата, точно в последний раз к тебе приходят все звуки живого мира. И вот в эту подозрительную тишину издалека-далека вошел прерывистый звук и по окопам пробежал говорок: «Летит!»
Алексей услышал гул приближающихся бомбардировщиков сквозь тяжелую утреннюю дрему. Выработанный на войне инстинкт в какую-то секунду, какой-то миг заставил его сбросить сон. Алексей открыл глаза. Помполит дивизиона Филимонов, ночевавший в этот раз в одном ровике с ним, уже бодрствовал. Сидя на корточках, он торопливо свертывал самокрутку. Слева от помполита Алексей разглядел Черношейкина. И уже в какой раз привычно подумал: «А все ж, брат, честное слово, с твоего отца иль деда Горький писал Челкаша». Алексею нравился этот немолодой чернявый солдат-усач. Он всегда подкупал лейтенанта и других своим оптимизмом, какой-то особой солдатской мудростью.
Алексей посмотрел в небо. Оно все до горизонта было закрыто стаями фашистских машин. Самолеты шли на их передний край. Они шли низко. Алексей мог разглядеть на первых бомбардировщиках черные, обведенные белой краской кресты.
— Прорвало… — вслух подумал Черношейкин.
Борис Филимонов торопливо чиркал кресалом. Но трут не загорался. Борис продолжал трудиться и уже, казалось, не обращал внимания на приближающиеся самолеты. Словно все дело было в том, успеет он прикурить или нет. Наконец на трут попала искра, обгорелый конец нитчатого шнура задымил. Комиссар жадно затянулся и, выпуская дым, обволок лицо голубоватым облаком.
— Теперь порядок!
И в этот миг земля будто раскололась.
Когда бомбежка ослабла, в короткие секунды между разрывами бомб Алексей с тревогой бросил взгляд на Черношейкина и тут же перевел его на Филимонова, на Степана Кухту.
Кухта лежал в углу окопа, присыпанный землей. Степан не шевелился.
И хотя бомбардировка была тяжелой, основному удару фашистской авиации подвергся шестигранник впереди, в четырехстах метрах от них (так они называли шестигранный квартал). Там поднималась к небу красно-черная стена огня, дыма и пыли. Казалось, там горело все, даже воздух. Волны вражеской авиации все накатывались и накатывались на наши позиции.
Над легкими бомбардировщиками теперь появились тяжелые «хеншели». Спустя несколько минут с глухим воем посыпались тяжелые бомбы. Земля двигалась, смещалась, будто при землетрясении. И не было никакой уверенности, что она не провалится в тартарары, И в этот миг Степан Кухта вдруг ожил. Теперь при каждом страшном разрыве бывший директор маслозавода, грузный Кухта вздрагивал всем телом, что-то выговаривая. Алексею было жутко подумать, что все они, эти люди, и Степан Кухта, и усач Черношейкин, и Борис Филимонов, и его нареченный сын Ваня Федоров, каждый из которых был им любим по-особому, могут погибнуть.
С ними Алексей прошел нелегкий путь отхода от Дона до Волги, Из «старичков» сибирской дивизии полковника Сологуба, а тем более из их дивизиона в живых осталось совсем немного. Вот почему каждая потеря «стареньких» причиняла лейтенанту особую боль. И он был бесконечно рад, что Степан вдруг зашевелился, и ползком двинулся к нему. Добравшись до Кухты, Алексей тронул его за плечо:
— Живем?
— Живем, товарищ лейтенант, — неловко повернувшись и показывая свое красное с белыми пятнами лицо, ответил Кухта.
Неподалеку упала тяжелая бомба. Их обдало волной песка и мелкого камня. Площадь заволокло густым занавесом пыли, дыма.
