удалось бы что-то найти…
– Эти кретины не могут нормально составить досье, – фыркает брат.
– Кэш, – одергивает его отец и переводит взгляд на Эванса. – Что ты намерен делать?
Эванс не спускает с меня пристального взгляда. Чем дольше он на меня смотрит, тем сильнее каменеет его лицо.
– Теперь понятно, что делала Кимберли на железнодорожной станции в Куинси. Она хотела сбежать, – задумчиво произносит он.
Дальше происходит то, чего я не ожидал увидеть от такой заносчивой и высокомерной задницы, как Льюис Эванс. Он тяжело выдыхает и опускает голову, запустив пальцы в волосы. После чего просит моего отца дать ему что-нибудь выпить. Пока папа достает бутылку Macallan, я стараюсь побороть свое сочувствие к Эвансу. Прости, но мне тебя не жаль.
– Когда я потерял веру в то, что Кимберли вернется домой, я думал… – Эванс снова натянуто выдыхает. – Господи, о чем я только не думал… Киднеппинг*, секс-рабство, убийство, самоубийство… Оказалось, что моя дочь пыталась сбежать от меня. Боже, помоги ей.
– Вряд ли он тебя услышит, – бормочет себе под нос Кэш.
У Эванса по-настоящему сломленный вид. Все это время он считал, что в исчезновении его дочери кто-то виновен. Однако в его голову не могло прийти мысли, что Кимберли сбежала от него. И наверняка, в эту минуту чувство вины разъедает его изнутри.
Эванс опрокидывает рокс с виски, а затем решительно обращается ко мне:
– Мне нужны контакты того, у кого Кимберли арендовала квартиру.
Я улавливаю в его глазах появившуюся толику надежды. Но увы, мне нечем его обрадовать.
– Он пропал, как и Ким.
– Тебе удалось еще что-то узнать? – спрашивает Эванс.
Внезапно острая и резкая боль моментально пронзает живот с левой стороны. Отчаяние желчью подбирается к горлу. Два года назад несколько ублюдков вытеснили из меня всякую надежду найти Кимберли.
– Мне похуй, кто ты, и кого ищешь. Но мне не похуй, что после тебя сюда зачастили соваться копы, – один из них замахнулся и впечатал в лицо сжатый кулак. В глазах потемнело и заплясали крошечные огоньки.
– Пошел ты! – я врезал кулаком ему в грудь, и он отшатнулся, стукнувшись об кирпичную стену.
В этот момент меня толкнул кто-то в спину, и, пошатнувшись, я пропустил от другого удар в челюсть. Следом за ним на меня обрушились несколько ударов с разных сторон, и я ничком упал на асфальт. Кто-то из них склонился надо мной и схватил за волосы, запрокинув мою голову:
– Мне не нравится, что ты здесь что-то вынюхиваешь.
Я попытался подняться, за что мгновенно получил удар по спине. В следующую секунду тот, кто держал меня, впечатал мое лицо в асфальт. И так несколько раз, пока я перестал чувствовать вкус крови во рту. От пульсирующей боли вся нижняя часть лица онемела.
– Очередное бестолковое дерьмо, – хмыкнув, он отпустил мою голову. – Если ты еще раз здесь покажешься, я тебя так хорошенько отделаю, что ты не сможешь ходить. Ты не сможешь ходить до конца своих дней, ясно?
Я услышал звук выскользнувшего лезвия, после которого ощутил в левом боку резкий прилив холода. Дальше я не мог пошевелится. Все, что я мог сделать – это лежать и смотреть, как асфальт окрашивается моей кровью.
После этого случая я провел в госпитале полтора месяца. Семье я сказал, что меня так здóрово отделал верзила-гонщик. Никто не был этому удивлен и не задавал лишних вопросов. И сегодня я тоже предпочитаю об этом не говорить.
– Я пытался искать по «горячим следам», но зашел в тупик, – мрачно отвечаю я. – Никто ничего не видел и не слышал.
Отец и Эванс обмениваются тяжелыми взглядами. Затем папа внимательно на меня смотрит:
– Что ты делал в день исчезновения Кимберли?
Я стискиваю челюсть. Мне уже понятно, почему он этим интересуется.
– Я бы никогда не причинил Ким вреда. Я знал ее с детства, – говорю я сквозь зубы.
– Отвечай на мой вопрос, Десмонд, – тоном, не терпящим возражений, требует отец. – Что ты делал в день исчезновения Кимберли?
У меня нет феноменальной памяти, но я отлично помню, что делал два года назад тринадцатого мая.
Ким действительно составила план, продумав каждую мелочь. Она организовала все таким образом, чтобы после ее «похищения» у меня имелось стопроцентное алиби. Это было сделано на тот случай, если ее отец не согласится на выкуп и обратится в полицию. И чтобы у детективов не возникло подозрений, что я имею отношение к исчезновению Кимберли Эванс.
– Утром я был в академии, остаток дня провел с Ларсом. А вечером участвовал в гонках.
Удовлетворенный моим ответом, папа кивает и смотрит на Эванса.
– Я пойму тебя, если ты обратишься в полицию и выдвинешь обвинение в отношении моего сына. Но в свою очередь я найму лучшего адвоката.
– В этом нет необходимости, – возражаю я. – Я не похищал Ким.
– И меня не волнует, что это отразится на наших деловых отношениях, – не обращая на меня внимания, продолжает говорить мой отец.
– Десмонду нечего предъявить, – к моему удивлению, в разговор вмешивается Кэш. – Что он сделал? Помог Ким сбежать от ублюдочного папаши? На его месте я бы сделал то же самое.
– Кэш! – снова одергивает его отец.
Но брат его игнорирует и резко поднимается из-за стола, сжав кулаки. Я уже готовлюсь к тому, что он набросится на Эванса, однако Кэш каким-то чудом сохраняет самообладание. Издав раздраженный рык, он огибает стул и отчаянно цепляется в его спинку руками.
– Мне плевать, что ты отец Ким и бизнес-партнер моего отца. Я не отделал тебя только, потому что ты мне еще пригодишься.
Папа в очередной раз делает Кэшу замечание, а я вопросительно смотрю на моего брата. Что он имеет в виду под словом «пригодишься»?
– Что такого пообещал Блаунт, что ты согласился поступиться честью своей дочери? – Кэш впивается в него взглядом.
– Я был вынужден это сделать, – хрипло говорит Эванс.
– Вынужден? А ты не думал, что будет чувствовать
