— Знаете, мне очень хочется записаться к вам в кружок, — сказал однажды Валя, глядя на Лёву с неуверенностью и надеждой.
— За чем же дело стало? Запишись.
— Но ведь я ничего не умею.
— Вот и научишься. Видел бы ты, как Левин или Лабутин начинали работать в кружке! Тоже ничего не умели. Сколько Левин добра перепортил — беда! А Ильинский такую кособокую полку для книг сделал, что на неё приходили любоваться из всех классов: книги на ней нипочём не стояли, всё время валились на сторону.
— А Гай много умел?
— Много умел один Рябинин. А остальные ничего не умели. В точности как ты.
Валя пришёл на занятия кружка. Для начала Лёва поручил ему простую работу: сделать книжку-самоделку для нашей классной библиотеки. Надо было вырезать из «Пионерской правды» печатавшуюся тогда повесть и наклеивать вырезки подряд на сшитые вместе большие листы плотной бумаги.
Ребята столпились вокруг Вали, но через несколько минут Савенков твёрдо, тоном, не допускающим возражений, сказал:
— Разойдитесь, чего уставились? Это вам не цирк, — и сам сел рядом.
— Давай я тебе покажу, — продолжал он ворчливо. — Гляди, как надо делать. Не так, не так! Эх ты, чучело, руки-крюки! Вот видишь как? Теперь сам попробуй…
Всё от начала до конца Валя проделал сам: и вырезывал, и сшивал, и клеил. Вымазался при этом вплоть до ушей и кончика носа. Книжка получилась не то чтобы образцово аккуратная, но крепкая: величайшее усердие «переплётчика» чувствовалось в каждом стежке, в каждой из бумажных полосок, которыми вдоль края приклеивались к каркасу газетные вырезки (Левина выдумка: у нас самый текст самоделок клеем не мажут; выходит аккуратнее: не промокает бумага, не тускнеет шрифт).
— Вот, стоило только взяться — и дело пошло, — сказал Лёва.
— Моя первая книжка-самоделка была куда хуже! — весело вспомнил Гай.
Валя посмотрел на него недоверчиво.
— Верно, верно, — повторил Саша, — куда хуже: у меня от клея получались грязные полосы. Лёва даже не принял работу. Правда, Лёва?
Правда, — подтвердил Лёва. — Словом, молодец, Валя. В следующий раз получишь работу потруднее.
— Постановили: признать, что книжке красоты ещё не хватает, но она и без красоты сто лет проживёт, — оценил первое Валино творение старший Воробейко.
А через несколько дней Валя принёс в школу новость:
— В Доме пионеров открылась выставка. Там есть кружок вроде нашего, только наш без названия, а тот называется «Умелые руки»!
— Из какой школы? Мальчики там или девочки? Что там выставлено? — наперебой спрашивали ребята сем хотелось знать, что за умелые руки и что они умеют делать такое, чего не умеют они.
— Давайте сходим туда в воскресенье! — предложил Лавров, и эта дельная мысль была первым его вкладом в нашу общую работу, в жизнь нашего пятого «В».
В Доме пионеров
В воскресенье мы собрались на углу переулка Стопани, минут пять подождали опоздавших (собрались все, последним прибежал запыхавшийся Кира Глазков) и в порядке, попарно, вошли в Дом пионеров. Ребята торопливо разделись, и мы поднялись в зал выставки.
Чего тут только не было! Глаза разбегались. На стендах, на столах — прекрасные гербарии коллекции минералов, модели боевых кораблей, самолётов, всевозможные альбомы, образцы вышивок, вязки… Мы надолго застряли бы у первого же щита, если бы Валя с видом гостеприимного хозяина не пригласил нас проследовать (он так и сказал: «проследовать») к стенду, на котором было написано: «Школа № 7 Ленинского района».
— Вот этот самый кружок. Тоже пятый класс, так же как и мы, — сказал Валя многозначительно.
К большому щиту были прикреплены аккуратные книжки-самоделки в нарядных переплётах, модель лодки, крошечный радиоприёмник, собранный в папиросной коробке, маленький скворечник, корзинка для мусора. Я стала вслух читать надписи, крупно выведенные красивым шрифтом:
— «Пионеры нашего отряда за этот год научились: делать авиамодели — 13 человек, (мои ребята огорчённо переглядываются)
делать книжки-самоделки — 20 человек, (вздох облегчения: с самоделками у нас вполне благополучно)
делать скворечники — 26 человек, (Лабутин: «Это и мы умеем!»)
собирать детекторные приёмники — 8 человек, (Румянцев: «А у нас только двое!»)
проводить электричество — 6 человек, (Левин: «У нас — один Рябинин!»)
вышивать — 7 человек, (Воробейко: «Вот так раз!»)
штопать носки — 30 человек, (хор голосов: «Вот это да!»)
мыть полы — все».
Ребята загудели было, но я стала читать дальше:
— «Наш отряд отремонтировал для школы все наглядные пособия…
Наш отряд сделал 19 мусорниц для младших классов…
Наш отряд переплёл для школьной библиотеки 120 книг…»
Ребята молчат.
— Ну что ж, — говорю я, — вы тоже умеете и делать скворечники и переплетать книги.
— Мы ещё умеем делать книжные полки! — говорит Ильинский.
Это заявление встречается смехом: все помнят, какую полку смастерил Витя.
— Мы умеем чинить калоши, а тут про это ничего не сказано, — не сдаётся Воробейко.
— Но у нас в кружке постоянных двенадцать человек, а тут весь отряд, — задумчиво говорит Лёва.
Мы ещё долго рассматривали всё, что сделали своими руками пятиклассники 7-й школы. Потом перешли к другим стендам.
И тут мы убедились, что девочки в женской школе, по соседству с нами — должно быть, мы ежедневно встречаемся с ними в переулке, — умеют не только вышивать и штопать носки: они, как и мальчики из 7-й школы, строят авиамодели, собирают радиоприёмники, столярничают, чинят электрические приборы.
«Что я, девчонка, чтобы подметать?», «Что я, девчонка, чтобы шить?», «Он, как девчонка, ничего не умеет!» — такое время от времени ещё приходилось слышать. И вот, пожалуйста, девчонки! У них золотые руки и золотые головы! Ведь надо не только много уметь но и много знать, чтобы собрать такую толковую коллекцию минералов или сделать плавающую модель катера.
— Это седьмой класс, — пробует утешить себя Лабутин, но все понимают: девочки и мальчики, о которых так выразительно рассказывает выставка, работают лучше и интереснее нас.
Постепенно ребята разбредаются по залу; одни листают альбомы, другие разглядывают фотографии, третьи никак не оторвутся от приёмника, заключённого в папиросной коробке.
— А знаете, что у них лучше? — говорит мне Лёва на обратном пути. — Во-первых, то, что у нас умеют десять-двенадцать человек, у них знают и умеют почти все. Во-вторых, они учатся работать не просто ради того, чтобы научиться, — это, пожалуй, ещё важнее: они многое сделали для всей школы, а не только для своего класса.
«Пионерская фабрика»
На следующий день не успеваю я переступить порог школы, как ко мне бросаются ребята.
— Мы решили так: первое звено будет ремонтировать наглядные пособия, второе — переплетать книги для школьной библиотеки, — сообщает Румянцев.
— Наше звено сделает для первоклассников девятнадцать мусорниц, — подхватывает Воробейко.
— А может быть, им вовсе не нужны мусорницы, да ещё целых девятнадцать штук?
Минута растерянного молчания, потом общий смех. Ясно: в 7-й школе ребята мастерили эти самые мусорницы, а мы сейчас загипнотизированы тем, что видели на стенде, и готовы подражать во всём без разбору.
После уроков — отрядный сбор. Сообща обсуждаем придуманное.
— Давайте устроим, как будто мы — фабрика! — вскочив с места, предлагает Лабутин. — Настоящая фабрика. Каждое звено — цех. Переплётный, столярный… Потом будем меняться: кто был переплётным, станет столярным, и тогда все научатся. Так и назовём: «Пионерская фабрика».
— И будем принимать заказы от всей школы!
— А Лёва будет наш директор?
— Нет, уж я как был вожатым, так и останусь, с вашего разрешения. Ну, Чесноков, записывай.
И Митя записывает своим крупным, чётким почерком:
«Каждый пионер нашего отряда к концу года должен уметь переплетать книги, делать скворечники, книжные полки, проводить электричество, штопать носки».
Страстный спор возникает вокруг того, можно ли написать, что все научатся собирать детекторные приёмники и строить авиамодели. Сходятся на том, что нельзя. Решают приняться за ремонт географических карт для школы; их много свалено в комнате завхоза, они сейчас никуда не годны — протёрты на сгибах, а то и вовсе висят клочьями. Звено Рябинина берётся снабдить первоклассников мусорницами; они, оказывается, всё же нужны, но не девятнадцать штук, а всего четыре. (Я вспоминаю, что Савенков куда-то исчезал и потом, запыхавшись, снова вошёл в класс. Это он бегал к завхозу узнавать, требуются ли для первых классов мусорные ящики.) Звено Морозова решило сделать для двух других пятых классов светонепроницаемые шторы, а то окна затемняются только у нас, и остальным всегда приходится искать пристанища, когда нужно показывать диапозитивы.
