— То, что мне пришлось заодно выбросить и собственный пиджак, как я понимаю, тебя абсолютно не волнует?! — сердито заметил белобрысый.
Оставшись одна, она полежала немного на кровати, пытаясь вспомнить подробности вчерашнего вечера. Сначала вспоминалась разная чушь: Генрих с его «черепахой»… анекдоты Макса… какие-то бабочки, мельтешащие на черном фоне — откуда там могли быть бабочки?
Фокусник! Да, вот что это было — фокусник!
А Иви… Иви сидела рядом и спросила: «Что это за девка?»
Последнюю фразу Бруни, сама того не заметив, произнесла вслух — и, словно звук собственного голоса послужил ей ключом к запертой до сих пор дверце, вдруг вспомнила, о чем шла речь.
И остальное тоже вспомнила… В том числе — самое ужасное и унизительное: как она висела вниз головой, а белобрысый, с садистской усмешкой приговаривая: «Вот тебе, вот тебе!», что есть мочи лупил ее по беззащитному заду.
Гад! Так вот почему у него такое настроение хорошее — обрадовался, небось, что она не помнит ничего?! Что ж, когда он вернется, его ждет не слишком приятный сюрприз!
Едва заслышав шаги у двери и скрежет ключа в замке, Бруни соскочила с кровати и гневно выпрямилась, уперев руки в поясницу.
— Ты что такая грозная? — входя, с порога оценил зрелище белобрысый.
— Ты меня ударил!
— Чего?!
— Теперь я вспомнила, как ты меня вчера… Как ты меня нес и бил!
— Не бил, а шлепнул пару раз, чтобы не брыкалась, — спокойно уточнил он. — На вот, можешь одеться, — кинул на кровать набитый пластиковый пакет.
— Какое ты имел право меня бить?! И еще с девкой какой-то любезничал — Иви даже заметила!
— А ты что, ревнуешь?! — ухмыльнулся Филипп.
— Я?! — от возмущения Бруни на миг потеряла дар речи.
— Ты закончила? — он по-прежнему ухмылялся, спрятав левую руку за спину. — А то я тебе тут еще кое-что принес…
— Мне от тебя ничего не нужно!
— А ты посмотри — здесь про тебя написано! — рука вынырнула из-за спины — в ней оказался журнал, бросилось в глаза название: «Светская жизнь».
Ну и что? Про нее часто в светской хронике пишут. Задобрить думает?!
— Да смотри ты внимательно! — нетерпеливо шевельнул журналом белобрысый. — Внизу!
Бруни снова взглянула на обложку и в первый миг не поверила собственным глазам: внизу справа виднелся подзаголовок — большими красными буквами, три слова: «Стеклянные цветы баронессы»…
Что?! Она выхватила из рук Филиппа журнал и стала лихорадочно перелистывать.
— Восемьдесят третья страница, — подсказал он.
Пальцы путались в страницах, никак было не найти нужную. Семьдесят девятая… восемьдесят третья!
Первое, что она увидела, это тигровую лилию — огромную, на полстраницы. И поверх оранжевых с черным лепестков — та же надпись: «Стеклянные цветы баронессы».
Дальше, внизу — текст. Глаз выхватил лишь несколько слов «дом в Мюнхене… поразительное зрелище»; дальше читать некогда — потом, потом — пальцы уже нетерпеливо перелистывали страницу.
Ее собственная фотография в рабочем комбинезоне, в руках — ваза; зеркало с тюльпанами; свет, пробивающийся сквозь витраж — как удачно получилось! Черная ваза с мамбрециями на мраморном столике… Все эти вещи Бруни сделала сама — но сейчас, изображенные на глянцевой странице журнала, они казались чужими, непривычными, словно в первый раз увиденными.
Она растерянно подняла глаза на белобрысого.
— Ты всего один такой журнал купил?!
— Да.
— А еще… там еще были?!
— Да…
— Пойди купи скорей!
Он удивленно взглянул на нее. Бруни вцепилась ему в рукав, разворачивая к двери:
— Давай, ну иди! Купи пять… восемь — сколько будет!
Ну как он не понимает — побольше, чтобы держать в руках и, может быть, показать кому-то, подарить, похвастаться… Белобрысый пожал плечами и двинулся наконец к выходу.
— Ну иди же, иди! — Бруни буквально вытолкнула его за порог.
Ей казалось, что если он еще немного промедлит, то журналы в киоске кончатся, их раскупят, и этот, который у нее в руках, останется единственным.
Услышав наконец удаляющиеся шаги за дверью, она плюхнулась на кровать и начала читать все сначала, теперь уже подробно, смакуя выражения вроде «волшебная феерия красок», «неожиданное дизайнерское решение» и «гармония и изысканность».
На этот раз Филипп вернулся быстро. Не прошло и четверти часа, как он появился на пороге с пачкой журналов.
— Вот, еще шесть купил! — Кинул их на кровать, новенькие, запаянные в полиэтилен. Сам присел рядом, положил руку ей на плечо: — Ну что — довольна?
Бруни извернулась, перекатываясь к нему вплотную; обхватила обеими руками за талию и ткнулась лицом ему в бок. Почувствовала, как Филипп гладит ее по спине, услышала:
— Амелия-Амелия… смешная ты зверушка…
Она подтянулась еще ближе к нему, подняла голову — он улыбался. Потом, словно опомнившись, встал и сделал пару шагов к окну.
— Ну что — можно уже ехать, наверное? Ты одежду так и не примерила?
Бруни вскочила и рванулась следом, обхватила его за плечи.
— Филипп, ну не надо, не будь ты сейчас таким! Все же хорошо… ну пожалуйста! — Привстала на цыпочки и потянулась к нему, целуя куда попало — в скулу, в шею, в подбородок — и напоминая себе: «Только не в губы… Он не любит в губы».
Он стоял неподвижно, но не пытался оттолкнуть ее, и его тело под ее руками было жестким и напряженным. Бруни слишком хорошо знала мужчин, чтобы не видеть, каких усилий ему стоит эта каменная неподвижность.
— Филипп, милый, ну пожалуйста!.. — Обычно она не тратила на своих любовников каких-то ласковых слов и вообще предпочитала побыстрее переходить от болтовни к делу, но тут вырвалось само.
Почувствовала его руки у себя на спине и рассмеялась — так это было хорошо. И потерлась об него всем телом, как кошка.
Больше уговаривать не пришлось — застывший каменный истукан превратился наконец в живого человека. Он нетерпеливо подтолкнул Бруни к постели и рухнул туда вместе с ней.
«Как часто вы бываете счастливы? — такой вопрос попался ей как-то в журнале. — Раз в неделю? В месяц?» А что значит «счастлива»? — подумала она тогда. Но сейчас ее состояние можно было назвать именно этим словом.
Тело, расслабившееся в мягкой истоме, слегка ныло — так сладко, что не хотелось шевелиться, чтобы не спугнуть это ощущение. Сквозь прикрытые ресницы радужными бликами пробивалось солнце. Мысли — ленивые, несвязные — приходили и уходили.
Но одно было совершенно ясно: никакие Крисы и Греги не стоят такого великолепного секса. И, конечно, она обета верности давать не собирается — но если на Филиппа так действуют ее мелкие шалости, то лучше постараться, чтобы он о них поменьше знал. Только как от него что-либо скрыть, если он все время рядом?!
