– Именно… именно Самвил, а значит, у нас есть возможность добраться до герцога без лишних хлопот…
– Не факт, – возразил не разделявший оптимизма товарища разведчик. – Ты давно не был в столице, а здесь время течет по-особому. С тех пор могло многое измениться, и покровитель мог превратиться во врага.
– Это наш шанс, – настаивал Вебалс, – мы не можем его упустить.
– Согласен, – после секундного раздумья кивнул головой Палион, – поэтому поступим так. Ты беги за старичком, а я уж сам с пьянчужкой и его верным слугой разберусь.
– А справишься?
– Не тяни время! – ответил разведчик и, простив товарищу необоснованное сомнение насчет его способностей, кинулся догонять увозившую бесчувственное тело лошадь вместе с прихрамывающим денщиком.
Удар кулаком в переносицу всегда работал безотказно: он оглушал и валил с ног всех, начиная от зеленого, но амбициозного новичка, необоснованно считавшего себя героем сразу после учебки, и заканчивая солдатом малкирианской пехоты, огромной гориллой, закованной в броню, но, несмотря на толстую лобовую кость, обладающей завидным интеллектом. Удар в переносицу был самым быстрым и эффективным способом разрешения споров, но вот низкорослый крепыш, чья макушка едва доходила Палиону до подбородка, по странному стечению обстоятельств устоял и более того, лишь слегка покачнувшись назад, резко распрямился и дал напавшему полновесную сдачу.
Сначала квадратный кулак испытал на прочность под дых разведчика. Не успевший вовремя отскочить или прикрыться, Лачек согнулся пополам, ощутив, как стальная рука денщика разбила броню напрягшихся мышц и отбила все внутренности, включая переставшие вдруг закачивать воздух легкие. Затем его голову положили на наковальню, и жестокий кузнец хлопнул по ней своим огромным молотом. На самом деле это была лишь дверь, та самая дверь, в которую он постучал, которую перед ним беззаботно распахнул денщик и которой странный мужичонка легонько прихлопнул его неразумную головенку. Последний, заключительный в недолгой схватке удар нанесла кованая подошва армейского сапога, буквально ободравшая и свезшая лицо ночному налетчику. Задыхаясь и захлебываясь собственной кровью, довольно сильно текущей из неглубоких, но обширных и чрезвычайно болезненных ран, Палион шлепнулся на мостовую, прямо в огромную лужу, по поверхности которой мгновенно расползлись кровавые разводы.
Постояв немного и молча понаблюдав за барахтаньем побежденной стороны, денщик сплюнул, пробормотал себе что-то под нос и закрыл дверь, в дополнение к висячему замку и задвижке, заперев ее изнутри еще и на засов.
– Не может быть, это просто невероятно, – шептали едва зажившие после кулака колдуна и снова разбитые в кровь губы Палиона.
В реальность произошедшего было трудно поверить! Какой-то слуга, обычный деревенский лапотник устоял, да что устоял… почти не почувствовал хорошо поставленного удара и всего за пару секунд расправился с бывалым майором. Некоторые на месте Лачека стали бы обвинять невезение; другие, жалея себя, сетовать на потерю квалификации и незаметно подкравшуюся к ним старость; но воспаленный и одновременно затуманенный мозг разведчика сконцентрировался на решении более важной в данной момент задачи, чем нахождение причины постигшей его неудачи.
Позабыв о гулявшей по телу боли и обиде, мокрое чудовище с кровавым месивом вместо лица ловко перемахнуло через двухметровый забор и мягко, почти неслышно приземлилось в дворике небольшого дома. Верный меч без лязга покинул ножны, а левая рука крепко вцепилась в высокий подоконник. Всего один резкий толчок натренированных ног, и Палион, подобно вампиру из виденных им когда-то в детстве фильмов, влетел в окно, поднимая фонтан из осколков стекла и мелкой щепы. Он приземлился точно перед противником и еще до того, как удивленный денщик успел занести смертоносный кулак, дважды полоснул кончиком меча: косо сверху вниз по лицу, а затем по горлу. Мужик издал нечленораздельный звук и, схватившись левой ладонью за перерезанную шею, отшатнулся назад. Однако он не упал, а уже через долю секунды занял оборонительную позицию и с ненавистью в маленьких, едва различимых из-под мохнатых бровей глазках ожидал второго удара острого клинка.
Палион удивился во второй раз и, интуитивно почувствовав, что не стоит делать выпад, запустил в голову быстро терявшего кровь мужика подвернувшимся под руку табуретом. Денщик каким-то чудом увернулся и, подхватив свободной рукой лежащий на скамье топор, сам пошел в наступление. Несмотря на явно несовместимое с жизнью ранение и отсутствие практики владения боевым топором, удары противника были неимоверно опасными и едва не достигали цели. Виной тому были поразительная скорость движения выносливого крепыша и усиливающееся головокружение Палиона, последствие неуместных физических упражнений сразу после получения серьезной травмы.
Топор-колун, куда менее мощное и быстрое оружие по сравнению со своим боевым собратом, летал по комнате, опрокидывая случайно попавшуюся под него мебель и разбивая на мелкие осколки предметы домашней утвари с посудой. По маленькой комнатке явно хозяйственного назначения быстро кружились двое мужчин, а вокруг них летали битые чашки, щепа и осколки. Палион не нападал, опасаясь противника, и не блокировал его удары, предпочитая отскакивать и увертываться от взбесившегося топора. И вот настал долгожданный момент, когда весь покрывшийся липкой пленкой собственной крови мужик, наконец, стал терять силы, а затем, сразу после последнего и как все предыдущие неудачного взмаха грозным оружием, рухнул на пол и замер в неестественной позе.
– Ну надо же! – с трудом произнес еле державшийся на ногах Палион, сквозь пелену запекшейся на ресницах крови наблюдая, как из пор бледной кожи трупа стала быстро прорастать колючая волчья шерсть.
Вебалс оказался прав, способности лесных тварей оставались загадкой, а их поведение было непредсказуемо. Палион не был дураком, но не мог представить, зачем могучему оборотню понадобилось становиться вечно шпыняемым и оскорбляемым денщиком у младшего офицера дворцовой стражи. Возможно, мозг разведчика и проработал бы несколько приемлемых версий, однако в этот момент он был занят другим: настойчиво сигнализировал потерявшему бдительность хозяину, что пора уходить. Шум боя не могли не услышать соседи, свежие раны ныли, а в соседней комнате уже заворочался обессиленный гуляка, требующий в грубой форме у слуги рассола.
О допросе пьянчужки не могло быть и речи, инстинкт самосохранения взял верх над желанием разведчика получить сведения о графике смены постов внутри дворца. Наспех оттерев кровь с лица подобранным с пола и затоптанным ногами полотенцем, Палион выпрыгнул в окно и начал прокладывать долгий и тернистый путь по задворкам к гостинице. Появиться на улицах с ободранной и опухшей рожей разведчик так и не решился, даже несмотря на то, что уже давно наступила ночь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
