— Нужно, — прыскаю смехом я, получая свои заслуженные чмоки-в-щеки.
Голова уже так сильно не болит. Аж целых пять дней провалялась в больнице. Адище. Ничего нельзя. Только лежать и спать.
И доработать три дня не пришлось. Егор уведомил мою начальницу о моем больничном.
На шестой день я взмолилась, чтобы Егор поговорил с врачом и забрал меня домой. Что он, собственно, и сделал. Его желание увезти меня к себе на квартиру, было не меньшим, просто он боялся навредить, поэтому и не сделал этого раньше. Зато почти всю неделю находился со мной в одной палате.
Там же он мне и поведал, чем закончилась вся грандиозная эпопея.
— Поймали?
— Нет. Разбилась.
— В смысле? — округлила глаза я, не смотря на неприятные ощущения в голове.
Даже не поняла, что я в этот миг почувствовала. Удивление или облегчение?
— Ну, знаешь, что-то вроде Кесарю-Кесарево. Есть все-таки на свете высшая справедливость. Еще не факт, чтобы удалось ей инкриминировать убийство Гели и отца. А так, сама себя наказала.
— Как так-то? Не справилась с управлением?
— Она водицы испила со снотворным. Ту, что для меня готовила и отдала Никите. Он говорит, случайно так вышло. Типа сам ни при делах. Ничего такого не хотел. Она села в его машину, прежде чем зайти в ангар, и сама перепутала бутылку с водой. Стандартная отговорка распиз*яя, с*ка, — усмехнулся Егор, припоминая очередные детские оправдания партнера.
— То есть, заснула за рулем?! Боже! Никто не пострадал, кроме…? — ужаснулась возможным последствиям.
— Нет, слава богу!
— А что с Никитой?
— А что ему будет?
— Ну, Никифорову же надо кого-то посадить, — предположила я.
— Если я дам отмашку. По-хорошему бы, надо проучить скунса. Но Ляльку и пацанов жалко.
— И что ты дальше намерен делать? Он же…акционер?
— А у него теперь будет новый соучредитель. Я уже нашел покупателя, чертик. Продам основной пакет, и заживем. Скажи, классно же? Мне туда-сюда не мотаться. Вспомню молодость, буду работать удаленно, как наемный сотрудник. Часть денег инвестирую, часть — в банк.
— О-о, — только и смогла выдать я на такое заявление. — А тот мужик?
— А он немой, представляешь? Не бе, не ме. Ничего, мол, не знаю. Отделается небольшим сроком.
— А что с Лизой? — несмотря на стрессовую ситуацию, я слышала полностью разговор Егора о дочери Натальи.
Обидно, неприятно, но ладно. Ребенок же не виноват, что мамаша — паршивая овца.
Про то, что Егор был с «ней» после нашего развода, я старалась не думать. Иногда надо быть мудрее и закрыть глаза на промахи мужчины, которые он и сам не рад вспоминать. Даже оправдывать не хочу, чем он там руководствовался. Обидой на меня или другими мотивами?
— Я не знаю, Вась, — опустились уголки его губ.
— Знаешь, я все понимаю, ты вроде и по документам ей отец и так, вижу, привязан к ребенку. Только…прости, принять я её не смогу, сам понимаешь, — решила быть честной не столько перед ним, сколько перед собой.
Не люблю я изображать добродетель, если таковую не испытываю. Зачем лицемерить? Чтобы потом тихо ненавидеть чужого ребенка, да и Егора, возможно, тоже, что поставил меня в такую ситуацию. Нет, нет, и нет!
— Она, как живое напоминание о её матери. Не смогу, правда. А вот против материальной помощи возражать не стану, и запрещать видеться тоже.
— Я все понимаю, чертик, поэтому это самое оптимальное в нашем случае решение. Спасибо.
— Похороны тоже ты организуешь? — догадалась я.
— Да. Лизина бабушка сейчас не в состоянии этим заниматься. Важно, чтобы в больницу не слегла. У Лизы никого кроме нее нет.
— Ты прав, разумеется. Лучше так, — одобрительно кивнула я.
— Ваш брак аннулирован или оставишь, как есть, вдовец?
— А ты как хочешь?
— Аннулируй, — эгоистично попросила его.
— Хорошо, Василиса. Как скажешь.
Больше мы к этим вопросам не возвращались. Гордеев вообще старался меня оградить от любых возможных неприятных воспоминаний.
— Ну что, мои принцессы, — вернул меня в настоящее его голос, — будем завтракать?
— В постели, с мамой? — обрадовалась Ксюшка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вообще-то, так не делается, — хмыкнул образцовый родитель. — Но в виде исключения, чтобы мама без нас двоих не скучала.
— У‘а!!! — запрыгала на кровати дочь.
— Ох, Ксюшка, отведу я тебя к логопеду, — пробормотал себе под нос Егор, а потом уткнулся в мою шею. — Люблю вас.
Шмыгнула носом от такого признания. Блин, только слез мне хватало.
Эпилог
Через месяц мы вернулись домой, в наше уютное семейное гнездышко в Метелево.
Гордеев завершил все свои дела в столице, я поправилась — пора и честь знать.
Родителей в подробности случившегося не посвящали. Маме-паникерше знать такое точно не следует. А так, постепенно она к «зятю» стала лояльнее.
На католическое рождество, как и планировали, отправились к Шурке и твердо решили, что летом надо обязательно еще приехать — посмотреть знаменитые фьорды и прочие красоты Норвегии.
Как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает.
Еще с зимы начался этот кипишь с вирусом. С апреля страна на самоизоляции, границы закрыты. Вот нам и фьорды.
И Сашка рыдает, что не сможет вырваться в этом году к нам в гости. Опять же, карантин. А второе, и самое главное, они с Бьерном ждут сыночка. Поэтому-то моя всегда уравновешенная сестричка стала такой сентиментальной, почувствовав наконец, на собственной шкуре, что такое «лить слезы» по поводу и без.
Так как мы изначально по собственной воле перешли на удаленную форму работы, особых проблем у нас с Егором не возникло при таком режиме. Плюс то, что мы живем в доме, на природе, а в не в душной коробке квартиры. Здесь можно спокойно по участку погулять, не боясь нарваться на штрафы.
Я вовсю занималась с Ксюшкой и окончательно заценила труды Макаренко. Весь мир на него равняется, а в России его почему-то задвинули.
И пока все родители содрогаются от ужаса при переходе на домашнее обучение, мы, наоборот, смотрим с оптимизмом вперед, нисколько данного обстоятельства не страшась.
— Ну что, строптивая, когда замуж за меня пойдешь? — сделал очередной заход Гордеев, отнеся уснувшую Ксюшку в ее спальню и вернувшись ко мне. — Год почти ерепенишься.
— Ну, Егор, разве нам так плохо? — подняла на него немного расфокусированный взгляд.
Даже себе признаться боюсь, что глубоко в подкорке сидит страх: "Со штампом в паспорте сказка наша и закончится".
— И что за свадьба в масках и перчатках? Б-р.
— К лету, я думаю, все образуется, — погладил он меня по бедру, сначала вниз, а потом обратно, от коленки и до развилки ног, дерзко задрав шелковую сорочку. — Я успел оформить заявление через Госуслуги, — прикусил за ушко.
Я уже сомлела от его интимно-сексуальных манипуляций, поэтому не сразу сообразила, что он только что озвучил.
— Что-о? — попыталась вывернуться из объятий, однако он меня удержал на месте.
И более того, сам быстро устроился на диване, а меня усадил на колени, уложив спиной к себе на грудь.
Прямо, как в самый первый раз, когда он ловко свел наш петтинг к полноценному коитусу. Хитрец!
— Что-что? Зараза моя, люблю говорю, тебя! — стискивает левой рукой мою грудь, а правой стягивает трусики. — Хватит выеживаться, Вась. Ну сколько можно?
— Егор, — захныкала я, когда он провел стволом по моим влажным складкам, словно дразня, но не спеша проникнуть.
— Скажи, да, — целует в шею.
— Пожалуйста, — умоляю.
— Скажи! — почти рычит в ответ.
— Не-а, — отчаянно мотаю головой, собственной рукой стимулируя клитор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Чертик, укушу, — переходит к угрозам.
— Кусай.
— Отшлепаю.
— Отшлепай.
— Тогда ты сверху и ко мне лицом.
А вот это подлый прием. Знает же, что не особо люблю эту позу.
Делать нечего, я так его хочу, что послушно разворачиваюсь, принимая требуемое условие.
