— Глаза на самом деле кажутся больше, правда? — Она улыбнулась своему отражению.
Совсем еще ребенок…
— Послушай, прости, что я кинула в тебя щеткой. Я больше не буду. И кричать на тебя не буду, — сказала Синтия, обнимая Бет. — Что было, то прошло.
— Ты уже не сердишься?
— Не знаю. Но если ты уедешь, я вечером тоже приеду в Велфорд. Побудем одни. Постараюсь уехать отсюда до возвращения Клэя с работы.
— Давай я тебя дождусь! Поедем вместе.
— Нет уж, в машине три часа с тобой мне не выдержать. — Синтия металась по комнате, ища туфли.
— В поезде такая скучища!
— Что поделаешь? «Тойота» у Сары в Хоуп-Холле. Она ведь не виновата, что тебя исключили, правда? Придется потерпеть.
Было похоже, что Бет вот-вот опять расплачется. Синтия быстро подошла к ней и поцеловала в щеку, в лоб, в ухо. Да, дочь чересчур на нее похожа, но все равно Синтия ее любит. Из каждой девочки когда-нибудь вырастает женщина. И если Синтия в один прекрасный день смогла увидеть все ясно, все понять, то, может быть, и Бет рано или поздно поймет? Ведь самое главное — выбрать истинно ценное из той мешанины, которая у тебя в голове, и научиться противиться неразберихе, которая царит в умах тех, кто тебя окружает.
— Послушай, Бет, попытаемся сохранить хоть какие-то остатки собственного достоинства. Я, кажется, начинаю разбираться в том, что происходит. В Велфорде постараюсь тебе это частично объяснить.
Бет отвернулась, все еще не зная, подчиниться или нет.
— Поезд в пять минут второго, — напомнила Синтия.
Бет молчала, глядя, как мать достает из шкафа платье — модель от Джефри Бина. Почти такое же красивое, как свадебное. И почти такое же дорогое. Синтия надела его через голову, застегнула на спине молнию и почувствовала, как к ней возвращается самообладание.
Лицо у нее горело. Она стояла прямо и выглядела просто превосходно для женщины, которая только что узнала, что муж изменил ей с ее собственной дочерью. И чувствовала она себя тоже хорошо. Ощущение, будто она распята на дыбе, почему-то исчезло.
Глава двадцать первая
День был погожий — в такой день хочется пересаживать цветы или проветривать на улице матрацы. И хочется верить обещаниям, которые навевает свежий весенний ветер. Но шагая под прозрачным майским солнцем к отелю «Карлайль», Синтия думала только о том, что произошло между Клэем и Бет. Как, где это было? В постели? На полу? У стены?
Пока она дошла до отеля, она опять разозлилась. Появись Клэй сейчас перед ней, она выцарапала бы ему глаза, искусала лицо, вцепилась бы в его президентскую шевелюру. Подумать только: смел прикоснуться к Бет, изнасиловал ее, опозорил. И опозорил ее как жену и мать. Да, именно!
Она видела, что на нее оглядываются. И, наверно, не зря: от нее просто разит агрессивностью. Высокая, стремительная, идет так, будто все готова смести на своем пути. Наэлектризованные волосы развеваются в беспорядке. На шее слишком много золотых цепочек, в ушах тяжелые золотые серьги. Но впервые за много месяцев она пришла к какому-то согласию с самой собой. Кончилась та полоса, когда она могла только покупать и покупать все подряд, как безумная, и когда ей хотелось и вправду сойти с ума. И родился сильный человек. Или, во всяком случае, более сильный.
В ресторане она спросила у метрдотеля, за каким столом сидит миссис Хендерсон. Он поклонился и пригласил следовать за ним. Она набрала побольше воздуха в легкие, стараясь успокоиться. Что сделано, того не воротишь. Так она сказала Бет. И правильно.
Мэрион сидела на белой кожаной банкетке не двигаясь и смотрела, как метрдотель ведет к ней Синтию. На ней было черное шелковое платье с рюшем у горла. Она казалась маленькой, хрупкой, слегка испуганной. Синтия ожидала увидеть энергичную, деловую даму в строгом костюме, обладательницу докторской степени, которая бывает на официальных обедах у королев и президентов. Вместо этого она увидела небольшого роста худенькую женщину, лет пятидесяти, не меньше, чересчур накрашенную, с жилистой, морщинистой шеей.
— Мне так приятно познакомиться с вами. — Синтия протянула руку, чувствуя, какая она теплая и сильная по сравнению с холодной, вялой рукой Мэрион, и села на стул напротив.
— Я тоже рада, — пробормотала Мэрион и попыталась улыбнуться.
Чувствуя себя неуместно крупной, Синтия положила сумочку на стол, потом переставила ее на пол, скрестила руки на коленях, снова положила их на стол… Ей хотелось поправить серьги в ушах, но она удержалась.
Нагнувшись над тарелкой, Мэрион торопливо распечатала хрустящий хлебец, поднесла ко рту и быстро, как мышка, надкусила. Ногти у нее были обгрызаны до мяса.
— Я вас помню совсем другой, — сказала она серьезно. — Я когда-то бывала в вашем магазинчике.
— Правда? — отозвалась Синтия с преувеличенной готовностью, совсем по-велфордски. — По-моему, я вас тоже узнаю. — Лицо Мэрион было ей совсем незнакомо.
— Вы изменились. Замужество вам явно на пользу.
— В самом деле? Я об этом как-то не думала.
— Что вы будете пить? Я пью виски. — Мэрион указала на свой бокал, уже пустой, и торопливо помахала рукой, подзывая официанта.
Пока они ждали, чтобы их обслужили, Синтия начала опасаться, что и этот ланч окажется очередной ошибкой в длинном списке ошибок, который начался с того дня, когда она вышла за бывшего мужа этой женщины. Та ошибка была первой и роковой.
Она попыталась перевести разговор.
— Вы столько пережили. Прямо удивительно, что у вас хватило мужества приехать в Нью-Йорк.
— Да, это было непросто.
Синтия подняла глаза и поймала взгляд официанта. Он тут же подскочил к ней, игнорируя Мэрион. Она заказала белого вина, Мэрион — еще порцию виски.
С тоской глядя вслед официанту, Мэрион сказала:
— Хиро, слуга моего мужа, взял расчет. Сразу после похорон.
— Жаль. Очень жаль. И где он?
— Не знаю. Можно, конечно, его найти.
Мэрион выпрямилась, провела руками вдоль шеи и посмотрела куда-то поверх Синтии.
— Итак, к делу. Почему мы здесь? О чем нам надо поговорить? Ах да, о Клэе. Клэй — причина нашей встречи. Клэй и еще раз Клэй. Наш общий муж. — Она говорила как-то странно, растягивая слова, словно насмехаясь над собой. — Ни в коем случае нельзя отзываться о нем неуважительно. Я была ему очень благодарна, когда он приехал во Флориду.
— Он был во Флориде? — Или нужно сделать вид, что она знает? Нет, на такое притворство сил не хватит. Да ей, в общем, уже все равно.
— Я вижу, он и вам не отчитывается в своих поездках?
Синтия пожала плечами. Откровенничать на эти темы ей совсем не хотелось.
— Молодец, что сообразил вас навестить. Вы были рады?
— Очень. Я несколько недель не выходила из дома. Он отвез меня в ресторан и накормил.
— Да, уж что-то, а накормить он может. — Обе рассмеялись. Теперь между ними возник более приемлемый мостик. — Он вам хоть как-то помог?
— Представьте, да! Он сделал как раз то, что мне было необходимо. — Она поджала губы, как бы извиняясь заранее. — Расписал во всех подробностях, как он несчастен.
— Вот как?
— Из-за вас. — Мэрион помолчала, словно раскаиваясь, что проговорилась. — Простите. Я не в себе. Я до его приезда целый месяц ни с кем не общалась.
— Нет, нет, продолжайте, пожалуйста. — Синтия заставила себя откинуться на спинку стула. Она не ожидала от Мэрион подобной прямоты. Каким адом были для нее эти двадцать семь лет совместной жизни с Клэем! С его ложью, бесконечными увертками! Да и для него это наверняка был ад. — Хотя меня удивляет, что он решил открыться именно вам.
— Я никогда не думала, что он так разжиреет.
— Я тоже.
— Это ведь может его убить!
— Он сам виноват. Я не могу вечно держать его под присмотром.
Мэрион заговорщически кивнула.
— Он говорит, что вы только и делаете, что тратите его деньги.
— Вот как?
— Кстати, он совершенно разорен. У него осталось только жалованье.
— Не может быть. Когда мы поженились, у него было три миллиона. Мы столько потратить не могли.
— Насчет трех миллионов он мог и соврать. А если они и были, он мог погореть на инвестициях. Так или иначе, сейчас у него нет ни гроша. Только жалованье и квартира. Я сегодня специально консультировалась с Горацио О’Коннором из банка Чейз-Манхэттен.
— Что-то не верится.
— Позвоните Горацио сами. Можете сослаться на меня. У нас когда-то был роман. — Она усмехнулась, в глазах зажглись лукавые огоньки. В ней было что-то от стареющего Гавроша, какое-то бесспорное очарование.
— Почему же Клэй скрывает от меня, что разорился?
— Из гордости? Из лицемерия? Вы женаты целых семь месяцев, так что, вероятно, уже знаете об этих его выдающихся качествах. — Она вздохнула, как вздыхает ветеран войны, вспоминая о бесчисленных битвах с одним и тем же противником. Как человек, который знает все. — Он говорит, будто вы требуете, чтобы его сыновья вернули ключи от квартиры и звонили в дверь, как все прочие гости. Это правда? — Не дожидаясь ответа, она торопливо продолжала: — Мне неприятно задавать вам такие вопросы, но ведь Клэй лжет на каждом шагу. Его надо постоянно проверять. Он утверждает, например, что на Рождество вы заперлись в своей комнате и отказались готовить обед. Надеюсь, хоть это правда. Ребячество, конечно, но я пожалела, что сама никогда не решалась так поступить.
