– Мы сами будем носить, – сердито говорит Алеша (4 года).
– Да, вас дождешься, – насмешливо замечает бабушка и сама несет все на стол. Тогда Алеша хватает сахарницу со стола и тащит ее назад на кухню.
– Алеша! Глупости делаешь! – говорю я.
– Он ужасный в этом отношении. Всё против, всё назло. Просто ужас что такое! – жалуется бабушка. Почему ей не приходит в голову, что это может быть реакция на ее собственное поведение по отношению к ребятам?
Комментарий 1983 года: Вот задача: обижена бабушка, но обижен и внук. Как же поступить мне, матери? На этот раз я промолчала…
19.01.1964 года
Оля (1,5 года) бросила ложку и не стала ее поднимать. Поднял ложку Алеша. Оля не захотела сама забираться на стул, лезла ко мне на руки.
Раньше я ни за что не взяла бы ее на руки, пока она не подняла бы ложку и не перестала плакать. А сегодня я… беру ее на руки.
– Этим ты только усугубляешь конфликт: он сглаживается, а не снимается, – говорит папа, и я с ним согласна. Но… Алеша и Антоша так сочувствуют Оле, так осуждающе глядят на меня…
– Это ты ее обидела, и она плачет, – заявляет Тинек.
Мне хочется поддержать в них это чувство сострадания, желание помочь маленькой сестренке, и я… сдаюсь (тем более что я не совсем уверена в своей правоте).
Видимо, не всегда надо идти навстречу этой детской солидарности – все зависит от сути конфликта. Нужно показать ребятам, что большинство не всегда право, что может быть правым и один человек.
Но при этом необходимо поддерживать в них ростки сочувствия, взаимопомощи. Как же угнаться за двумя зайцами?
Комментарий 1983 года: Судя по дневникам, вопросы так и остались без ответа. Пожалуй, и сейчас я его не знаю. Многое зависит от конкретной, неповторимой ситуации. И часто приходится выбирать: что-то всегда бывает важнее, а чем-то надо поступиться. Ошибок тут, правда, не миновать, но без них и не научишься.
Сказка – ложь?
22.06.1963 года
Когда я пришла с работы, ребятишки показали мне бабушкиных «гусей» – двух гуттаперчевых маленьких лебедей.
– Ты знаешь, – важно рассказал мне Алеша (4 года), – они летают. Раз уже улетели.
– Как? – не поняла я.
– Мы с Тинем поссорились – и они улетели. Р-р-раз – и нет!
– Ничего не понимаю! – удивляюсь я.
– Это бабушка таких интересных гусей купила.
– Да-да, – подтверждает бабушка с самым серьезным видом, – мне так продавец и сказал: как дети поссорятся, так гуси исчезают.
Я слушаю это с недоумением и не сразу соображаю, как же к этому отнестись.
– Гм, интересные гуси. Только странно, как же это они улетают? – нерешительно спрашиваю я.
– А у них крылья отлепляются, и они летят, – серьезно говорит Алеша.
– А ты видел?
– Не-е-т! Они очччень быстро летят – с космической скоростью. Р-р-раз – и готово!
Эти гуси потом фигурировали весь вечер. Стоило кому-нибудь из ребят начать задираться или кукситься, как бабушка:
– А гуси? Сейчас улетят!
– Нет, сидят, – отвечает Алеша, а сам с беспокойством посматривает на гусей. – Бабушка! Мы не ссоримся, это у нас такое обижение вышло.
Новое слово Алеши мне нравится, но игра с «гусями» не очень: почему детей можно пичкать самыми примитивными вымыслами? Так и подмывает сказать ребятам: «А вы поссорьтесь да проверьте, улетят они или не улетят».
Вечером я не выдерживаю и говорю после Алешиного убежденного «улета-а-ют – так продавец же сказал»:
– Алеша, это бабушка пошутила: так в сказках бывает, а на самом деле игрушки не летают.
В глазах Алеши – недоумение и недоверчивость.
А через два с половиной года в тетради Антона я записала:
22.12.1965 года
Тинюшка (5 лет) вообразил, что пол – это что-то раскаленное – огонь, и что становиться можно только на тень. Мы вступили в эту игру и охотно уступали ему свои тени, когда ему надо было пройти по полу. И он скакал козликом с одной тени на другую, «спасаясь» от огня!
Мои комментарии спустя 11 лет:
15.02.1976 года
Думаю, что такая игра вполне допустима. Малыши воспринимают ее не всерьез, а как игру. У нас это интересно получается с Любой: она участвует в игре, но не обманывается. В том-то все и дело!
08.08.1974 года
Вот уже с полгода мы играем с Любашей (3 года) в «крокодила Гену» (как с Ванюшей играли в «сонного дядьку»). Трудно вспомнить, с чего это началось (потом это повторялось много раз). Кажется, это было так.
Люба на что-то разобиделась за столом, влезла на свой стул с ногами, повернулась к нам спиной и, уткнувшись в колени лицом, начала уже поревывать, пока еще негромко. Папа сказал:
– Или прекращай реветь, или я тебя высажу из-за стола!
А я говорю вдруг:
– Папа, это не Люба, это кто-то другой. У нас Люба не такая. Это какой-то… крокодил!
Любашка заинтересованно прислушивалась, а потом, прикрыв глаза тыльной стороной ручонок, шевеля при этом растопыренными пальчиками, вдруг заявила низким голосом:
– Я злой крокодил, я вас съем!
Мы все, конечно, «задрожали» от страха и стали громко звать Любу, чтобы она справилась со злым крокодилом. Через минутку Любаша сообщила, что она уже добрый крокодил Гена, который «скоро превратится в Любу».
Позже игра проходила в разных вариантах: с исчезновением «крокодила» под стол и «внезапным» появлением Любы; с постепенным превращением крокодила в Любу: она потихоньку открывает ладошками лицо, освобождая глазки (мы радостно восклицаем: «Ой, глазки уже Любины!»), носик («Ой, носик уже Любин!»).
Когда Люба превращается в «злого крокодила», то мы все должны «дрожать от страха». Если мы забываем это делать, то Любашка напоминает с неудовольствием:
– Ну что же вы не дрожите? Дрожите!
Надо же выполнять правила игры! Так можно очень быстро успокоить Любочку, снять очередной конфликт.
Итак, проблема: есть обман, которому верят, как правде («Вот придет Бармалей, тебя в мешок посадит»); есть фантазия, сказки, волшебство, в которое верят, как в чудо («Прилетит фея и принесет тебе волшебную палочку»); есть игра воображения, которая принимается не всерьез, а с соблюдением определенных правил. Как найти грань между ними? А найти обязательно нужно.
Рассмотрим ряд близких слов: лгать, врать, обманывать, ловчить, хитрить, лукавить, притворяться, разыгрывать, придумывать, фантазировать, сочинять – какой плавный переход от минуса к плюсу, не поймешь, где водораздел. Но он есть! Мы внушаем детям: врать нельзя, это нехорошо. А как же: «Хорошо, когда кто врет весело и складно!» – значит, Василию Теркину можно?
Однажды я проводила в третьем классе утренник, посвященный сказкам, и спросила ребят:
– Говорят, обманывать плохо. Верно?
– Верно! – дружно, заученно ответил класс.
– Ну хорошо, а как же в сказках: то и дело друг друга обманывают. И не только какие-нибудь злыдни, но и самые прекрасные добры молодцы. Выходит, они обманщики. А почему же мы их любим?
Класс недоуменно молчал – ни одной поднятой руки. Я тоже молчала, выжидая. Наконец на последней парте робко приподнялась и тут же опустилась мальчишечья рука.
– Ну-ну, – подбодрила я.
– Они не обманщики, они обхитря… нет, обхитрива… ну, хитрые они, они же врагов обманывали. А врагам и надо врать, – убежденно закончил мальчишка и сел.
Класс загудел на разные голоса, поднялись руки – приводить примеры. Но у меня был вопрос и посложнее:
– Мы-то с вами, слушатели или читатели, не враги, а нам всякие небылицы плетут?
На этот раз поднялось уже несколько рук:
– Это чтоб интереснее было.
– А там приключения разные, а мы их любим…
– Почему? Почему вам нравится, чтобы вас обманывали? – пристаю я к ребятам. Я жду от них открытий, важных для меня.
– Да никто и не обманывает! – вскочил тот мальчуган с последней парты, который начал думать первым. – Мы же знаем, что там все придумано, мы же знаем!
– Сказка – это мечта, которая… взаправду, – тихо сказала девочка, дождавшись, пока я замечу наконец и ее поднятую руку.
– Как-как? – не поняла я, но кто-то из ребят пояснил:
– В сказке все-все можно, что хочется, только надо вообразить.
Эти маленькие мудрецы прекрасно разбирались, где корыстная ложь, а где игра воображения, причудливая и прекрасная выдумка, в которой действительно как бы осуществляется мечта, чья-то надежда.
