сработало против него. 1-й и 2-й оренбургский устроили резню – казаки, башкиры, киргизы с красными повязками на рукавах и шапках легко узнавали друг друга, наваливались разом на любой очаг сопротивления, не давая выстроить правильный порядок. Солдаты же Корфа путались, бегали по лагерю между палаток, сдавались целыми капральствами… Мои бойцы уже сидели на лафетах правительственных пушек, семеро сопротивлявшихся артиллеристов валялись порубленными, поколотыми. Канониры, бомбардиры и куча обозных мужиков, стоя на коленях, просили о пощаде… В результате еще даже не наступил вечер, а дело было решено.
– Царь-батюшка – ко мне подскакал Чика, ведя на поводу высокого черного жеребца с белой звёздочкой на лбу, с белыми же бабками – Ты жалился, что твой Гром не так уже резв.
О чем Пугачев жаловался Зарубину, я разумеется, не знал, поэтому просто кивнул.
– Вона, смотри какого мы красавца из под Корфа добыли… Прими дар от всего нашего казачества яицкого!
Я протянул к жеребцу руку, тот прижал уши, оскалился.
– Осторожней, царь-батюшка, кусается – Почиталин послал свою лошадь вперёд – Дикий, нехолощеный. Да, кажется, не объезжен.
– Объезжен, объезжен – Чика откровенно любовался четвероногим трофеем – Так выезжен, что тебе, Ваня, и не снилось! Да только наездник ему нужен такой! Царских кровей.
Я отвязал поводья, потянул лошадиную голову вниз. Зашептал в ухо всякую чушь. Конь всхрапнул, принюхался. Я покопался в карманах, нашитых на кафтан, дал красавцу сухарь. Пока он жевал, вскочил ему на спину. Седло казалось неудобным, с высокой лукой.
– Ежели будет дурить – Почиталин махнул плеткой – Ты его кулаком, Петр Федорович, промеж глаз. И хлыстом бы туда, по брюху.
Я подобрал поводья, дал шенкелей. Конь взвился, попытался скинуть меня. Пришлось прижаться к спине, загнать добычу в сторону от дороги, в сугробы. Провалившись по грудь в снег и устав, конь успокоился.
– Назову его Победитель – я соскочил с трофея, похлопал животное по шее – Что тама с Корфом? Куда дели бригадира?
– Побили его казачки под горячую руку – повинился Чика – А також всех его офицеров. Никто не уцелел.
– На все воля божья – я перекрестился. Казаки вслед за мной.
Прибыли сани с обозом, что мы захватили в Бердской слободе у передового отряда Корфа. Я съездил проведал Степана Творогова, который лежал накрытый рогожей в одной из развальней. Рядом топтался Андрей.
– Ну как он? – я кивнул в сторону близнеца, чей вид внушал опасения. Без сознания, сам весь бледный, круги под глазами.
– Пуля пробила грудь, вышла под лопаткой – Андрей тяжело вздохнул, поправил покрывало.
– Заштопают твоего брательника, Максимову сразу повезем.
Я дал шенкелей Победителю, вырвался вперед отряда. Прогудела труба 1-го оренбургского, знаменосец расправил красный флаг. Сильный снег не давал нас разглядеть, поэтому пришлось выслать к валам вестового. Еще жахнут картечью.
Наконец, ворота со скрипом открылись, мы вступили в город.
– Слава Богу! – навстречу нам выехал Творогов-старший. Лицо его осунулось, глаза покраснели. Явно бессонная ночь была.
– Спас, царь-батюшка! Просто спас – воевода Оренбурга слез с коня. Я тоже. Мы обнялись.
– Сынка твоего, Иван Александрович, поранили. Недосмотрел я. Давай быстрее к Максимову везти.
Дальше завертелась круговерть. Три сотни под командованием Болдыря я отправил спасать Сакмарский городок. Еще три с Чикой во главе к Татищевой крепости. Против двух рот корфовских солдат этого должно было хватить.
Раненых перевезли к госпиталь к Максимову. Там же оказалась Маша с Татьяной. Обе заалели, увидав меня, бросились навстречу, но за два метра остановились, почти одинаково начала поправлять волосы под белыми косынками.
– Жив, Петр Федорович! – констатировала Харлова, оглядывая меня с ног до головы.
– А мы так спужались – Маша еще больше покраснела – Как начали стрелять у валов, все по домам попрятались…
Девушка посмотрела на меня влюбленным взглядом.
– Некогда девоньки сейчас лясы точить – я сам смутился такой встрече, не знал, куда руки деть – Принимайте раненых. Некоторые сильно побиты.
Началась суета с размещением казаков, подсчетом военной добычи. Я уже еле стоял на ногах, но успевал везде. Кузнецы получили новые пушки для установки на поворотные круги, Максимов тут же принялся оперировать Творогова-младшего. А затем и остальных раненых. Были сформированы похоронные команды, которые отправились к лагерю Корфа и в Берды.
Поймав Немчинова, я приказал ему сделать списки пострадавших и выдать каждому по серебряному рублю. Семьям погибших полагалось по пять рублей.
Наш поход к Юзеевой выявил существенные недостатки епанчей – неудобные, тяжелые, ветер задувает. Поэтому я набросал на листке изображение шинели с хлястиком – вид спереди и сзади. Отдал Харловой.
– Пущай твои воспитанницы, Татьяна – я устало уселся на стол в приемной, выложил пистолеты из-за пояса – Сошьют по рисунку. Несколько штук. Мы спытаем и решим.
– Сложный крой – Харлова задумалась, повертела в руках листок – Я все больше удивляюсь тебе, Петр Федорович…
Сейчас она произнесла мое имя без поддевки.
– Откуда сие? – вдова помотала рисунком – И зачем вот этот ремешок?
– Скатывать епанчу. Новую. В иноземных странах придумали. Узнал, пока скитался – мне надо было чем-то отвлечь Татьяну – Вели баню истопить, помыться хочу.
Пока ждал, сходил проверил казну. Лично снес вниз железные ящики с рублями, что были взяты у Корфа и Кара. Война оказалась делом выгодным – я заработал больше десяти тысяч рублей. Которые, впрочем, скоро разойдутся. Подходила дата выплат войскам.
Потом пришел Творогов-старший.
– Все слава богу прошло – вздохнул воевода – У Викентия Петровича – не руки, а чудо. Маша тоже хороша – присматривает за Степаном. Выходит.
– Да… с доктором и Марией нам повезло – согласился я – Кроме Корфа какие новости?
– Небольшие волнения по уездам, пожгли две твои школы крестьяне. Баре, что там учительствовали – разбежались.
Хреново, но ожидаемо. Начальное образование будет очень нелегко организовать. Крестьянство сопротивляется всему новому.
– А в городе как?
– Тут все вот как – Творогов показал мне сжатый кулак – Три школы уже работают, дети ходят. Я как ты и велел дал послабления в податях тем оренбургцам, что отправят чад своих учиться. Что с сельскими школами то делать?
– Забирай по местным монастырям послушников – решился я – Пущай они учат. Владыкам скажи – я велел.
– Ох и вою будет – опять вздохнул воевода – Ну да ладно, сделаю, как ты повелел.
– От Лысова и Перфильева было что?
– Никаких вестей. Как в воду канули.
Это было плохо. Все восстание по-прежнему висело на соплях. Одно, два поражения и народ начнется разбегаться.
* * *
Париться начал с
