Когда я снова выбрался на рампу, молнии уже исчезли, небо было молочно-белого цвета, а прошедший шторм оставил хлопья мокрого снега, прилипшего к ветвям деревьев, что придало рощам вид красочной Рождественской открытки. Шагая вперевалку по снегу, с мешком за плечами, я настолько почувствовал себя почти Санта-Клаусом, что даже стал напевать на мотив рождественского гимна:
"Бим-бом, звонят колокола,Бим-бом, бим-бом, колокола.Забавно было б Реда убить из пистолета —В аду по нем тоскует кипящая смола."
Я сошел с ума? Возможно. Но я никогда не испытывал такой радости. Только одно маленькое горе омрачало мое счастье — мне хотелось бы, чтоб и О'Хара мог разделить мою радость по поводу его близящейся кончины.
Глава четырнадцатая
Вернувшись в квартиру, я спрятал в стенной шкаф оружие, кроме пистолета, который засунул в портупею, и перешел по туннелю в квартиру Реда. Как я и ожидал, его не было дома, но он оставил мне записку у своего секретаря. Я развалился на его софе и прочитал:
"Дорогой Джек. В то время, как ты читаешь это письмо, я буду далеко.
Имей в виду— я не убегаю. Я хочу дать тебе время успокоиться, чтобы у тебя выросло и окрепло желание простить меня и между нами не произошло ничего такого, в чем бы потом не пришлось раскаиваться тому, кто останется один.
Кара беспорочна. Лицо ее обеспокоило меня, когда ты знакомил нас, но, видимо, ее лицо не задержалось в моей памяти. Вид младенца напомнил мне о ней и я могу уверить тебя, что между нами ничего не было, Кара любит тебя и считает тебя отцом ребенка. Пусть продолжает так думать. Мое собственное родство с ней было клиническим, и насколько я правильно припоминаю, в высшей степени односторонним.
По правде говоря, я надеюсь, что, когда пройдут шторма, мы вернемся следующим летом на Землю друзьями поставим в покое эту планету. Но сейчас я даже рискнуть не смею заговорить о трубке мира между нами.
Всегда твой Ред.
P.S. В качестве Иисуса Христа ты стал бы звездой. Может ты найдешь в своем сердце силу продолжить постановку о Крестных муках. Она останется в памяти харлечиан навсегда. А мы с тобой исчезнем".
Я свернул письмо, спрятал его в карман туники и встал. Разговаривая с секретарем, я небрежно бросил:
— Мне хотелось бы, на случай, если он позвонит, оставить для него сообщение. Скажи ему, что он — жертва заблуждения. Мой дед был рыжий.
От Реда я пошел к Бубо. Когда я подошел, стоящий у дверей центурион в черной форме встал по стойке смирно.
— Втяни живот, солдат! — одернул я парня. Он повиновался.
— Для преторианской гвардии ты слишком неряшлив, — вспыхнул я. — А ну, поглядим на твою строевую подготовку. Напра-во! Энергичней, солдат! Вперед, шагом марш!
Он замаршировал. Чуть пройдя за ним, я воскликнул:
— В ногу, считай шаг!
— Ать-два, ать-два… — запел он.
Когда его голос затих в удалении, я повернулся и вошел в канцелярию, направляясь в приемную Бубо. Управляющий делами встал, преграждая мне путь.
— Учитель Джек, в приемную декана без разрешения входить запрещено.
— Сынок, — сказал я, — я здесь — уполномоченный Земной империи. Твои правила ко мне не относятся.
Нагнув голову, словно боксер, я протиснулся мимо него и рывком открыл дверь в кабинет декана. Там, за столом сидел Бубо и что-то черкал на листе бумаги. Когда я вошел, он поспешно сунул листок в ящик стола, но я успел заметить, что он играл сам с собой в "крестики — нулики". Без звезды на тунике его можно было принять за учителя — так похож был его кабинет на мой и, когда он заговорил, в его голосе слышалось совсем не начальственное хныкание.
— Вам не положено входить таким образом. Вы нарушаете мой ореол власти. Где мой центурион?
— Можете оставить в покое ваш ореол! — рявкнул я. — А ваш гвардеец к этому времени проходит, наверное, мимо станции метро… Бубо, я приказываю вам разослать во все кампусы, деловые и производственные участки всепланетное обращение с требованием отказать в доступе к столовым рыжему, косоглазому и кривоногому землянину.
— Учителю Реду?
— А кому же еще! Я хочу, чтоб его арестовали и доставили сюда, в Университет-36, ко мне — его командиру, для суда за нарушение Устава Флота.
— Вы его повесите? — в глазах и голосе Бубо угадывалась алчность.
— Повешение — слишком легкое наказание для ублюдка, — разъярился я и вот тут-то совершил грубейшую юридическую ошибку века, — я хочу распять его на кресте.
— Конечно, учитель Джек. Обращение будет разослано немедленно.
Обращение было разослано немедленна Как раз, когда я добрался до полицейского участка, Фрик, его сержант и два полицейских стояли у телетайпа.
— Комиссар, это всепланетное обращение потрясет планету. Ред — интернациональная личность.
— Что только поможет нам сцапать его, — сказал я. — Разошли всех своих свободных людей. Подготовь ордера на арест и допрос и обыщи все уголки и щели в этом кампусе. Особое внимание удели женским общежитиям и туалетам. Но в палату Кары в больнице офицера в форме не посылай. Пусть женщина-полицейская оденется в форму сестры и разместится в палате.
— Мы найдем его, комиссар.
— Помните, он не вооружен, но опасен. Он дерется кулаками, а не ногами. К тому же он умен.
— Я устрою засады вокруг квартиры Рено, — сказал Фрик. — Он может постараться связаться со своими высшими чинами.
— Хорошо, — сказал я. — Когда арестуете его, поместите его в тюрьму и позвоните мне.
— Джек, к утру он будет в моих сетях. Когда мы перекроем станцию, его единственным спасением останется космический корабль.
— Он не пойдет к космическому кораблю, — ответил я Фриксу.
— Мы поймаем его, — сказал Фрик. — Это будет суд века. Фрик был студентом. Как его учитель, я не мог принудить себя подавить его энтузиазм, объявив ему, что над Редом О'Харой суда не будет.
Из полицейского участка я направился в регистратуру и отменил все лекции Реда. Ввиду того, что постановка Крестного шествия не входила в учебный план, я не мог ее отменить, да и не следовало этого делать, но я отказался от личного участия в начинаниях О'Хары вполне демонстративно — пообедав с Карой в больнице, я пошел домой и побрился.
Утром пришла домой Кара с маленькой Джэнет и в квартире воцарилось подлинное счастье. Джэнет осветила нас своей красотой и очаровала воркованием и бульканьем. В конце концов, дитя есть дитя, и это маленькое существо не несло ответственности за своего прародителя по мужской линии. К тому времени, как она разберется в таких вопросах, Ред О'Хара уже давно будет пребывать лишь в памяти Харлеча.
Но к утру Фрик еще не обнаружил Реда. В полдень он мне докладывал:
— Подозреваемый, должно быть, покинул кампус сразу. Но мы разослали всепланетное сообщение и он слишком заметен, чтобы долго оставаться необнаруженным.
— Неплохо было бы установить слежку за Кики, — предложил я.
— Джек, — обиделся Фрик, — я установил слежку за Кики сразу же, как начались розыски. И за Тамарой… — и он перечислил имена еще двенадцати женщин — всех награжденных орденом Святого Георгия.
Я поблагодарил Фрика за оперативность. Несколько позже мне позвонил студент Реда, помощник режиссера в Пасхальном представлении:
— Учитель Джек, учителя Реда нет и вас нет. Я могу обойтись на репетициях без Реда, но не могу обойтись без вас.
— Тебе придется обойтись без нас обоих, — ответил я ему. — Ред не вернется, а у меня высокая температура, и надолго. Замените меня другим актером. У Рено серьезная внешность и он вполне подходит к этой роли.
Даже в моем возбужденном состоянии я понимал, что дальние цели были сейчас более важны, чем когда-либо. Смерть Реда навсегда связала бы меня с Харлечем, даже если бы я и не пришел к такому решению, а ведь мне еще предстояло очистить планету от атеизма. Кроме того, при занятости Рено в представлении, будет меньше опасность того, что бразды студенческого правительства будут захвачены военной хунтой, а не Фриком, как хотелось мне.
Ред исчез, проглоченный необъятной системой туннелей Харлеча. Фрик был в смущении и замешательстве. Он пристроил хвосты ко всем, кто хоть когда-нибудь имел дело с Редом, а к концу первой недели он установил наблюдение и за этими сыщиками. От декана Бубо вышел эдикт — не кормить Реда. Его лицо было известно всем на планете, а его фигура привлекала внимание в туннелях на расстоянии мили, и тем не менее, никто о нем не сообщал.
В конце концов, Фрик решил, что Ред выбрался на поверхность и погиб от электрической грозы. Логически это было единственное заключение, которое мы смогли вывести. Я уже почти готов был принять эту гипотезу, как вдруг, через десять дней с момента исчезновения Реда, я получил по пневмопочте письмо.
