– Она волновалась, что я не успею, да? Я о миссис Холден.
Лотти сама вызвалась исполнить поручение, желая удрать из дома Холденов, где с каждой минутой росла истерия.
– Сам знаешь, какая она.
Джо протер руки чистой тряпкой:
– Бьюсь об заклад, Селия рада-радешенька уехать.
Лотти кивнула, стараясь сохранить на лице безмятежное выражение.
– Уедут сразу после церемонии? И куда же, в Лондон?
– Для начала.
– А затем, наверное, в какую-нибудь экзотическую страну. Где всегда жарко. Селии это понравится. Не могу сказать, однако, чтобы я ей завидовал. А ты?
В последнее время она научилась выдерживать любой разговор: после месяца практики держала лицо, как профессиональный игрок в покер: оно ничего не выражало, ничего не выдавало. Она вспомнила маску Аделины: благожелательная внешне, все скрывающая. Осталось всего несколько часов. Несколько часов.
– Что?
Наверное, она произнесла это вслух. С ней такое случалось.
– Ничего.
– Как поживает Фредди в своем пажеском костюмчике? Миссис Холден удалось втиснуть его в обновку? Я встретил парня в субботу на улице, так он мне признался, что собирается отпилить себе ноги, лишь бы на него не напялили те брюки.
– Он их носит.
– Черт возьми! Прости, Лотти.
– Доктор Холден пообещал ему два шиллинга, если он продержится в них до окончания приема.
– А Сильвия?
– Считает себя королевских кровей. Ждет, что приедет королева Елизавета и назовет ее своей пропавшей сестрой.
– Она не изменится.
Нет, изменится, подумала Лотти. Она будет счастливой, радостной и беззаботной, но тут явится какой-нибудь мужчина и словно молотом разобьет всю ее жизнь на мелкие кусочки. Как, видимо, поступил отец Лотти с ее матерью. Как доктор Холден с миссис Холден. Счастье никогда не длится вечно.
Она подумала об Аделине, с которой виделась накануне, впервые после визита Банкрофтов. Аделина тоже куксилась, растеряв былую живость, целыми днями бродила по светлым гулким комнатам, и ничто ее больше в них не интересовало: ни смелые полотна, ни причудливые скульптуры, ни стопки книг. Джулиан уехал в Венецию вместе со Стивеном. Джордж получил грант в Оксфорде для написания какого-то экономического исследования. О Френсис Лотти не решалась спрашивать. А вскоре и Аделина тоже уедет. Она то и дело повторяла, словно уверяя саму себя, что терпеть не может Англию зимой. Она собиралась на юг Франции, на виллу друзей в Провансе. Там она будет сидеть, пить дешевое вино и наблюдать за течением жизни. Это будет чудесный отпуск, говорила Аделина. Но голос ее звучал так, будто это не было ни чудесным, ни отпуском.
– Обязательно приезжай, – говорила она Лотти, которая делала вид, что ей все равно. – Я буду одна, Лотти. Ты должна меня навестить.
Они медленно вышли на террасу и приблизились к фреске. Там она очень нежно взяла Лотти за руку. На этот раз девушка не отпрянула.
В ушах у нее стоял такой гул, что она едва услышала, что сказала Аделина:
– Все будет хорошо, моя дорогая девочка. Просто верь.
– Я не верю в Бога. – Она сама не поняла, почему эти слова прозвучали с такой горечью.
– А я говорю не о Боге. Я просто верю тому, что иногда судьба готовит нам будущее, которое мы даже не можем представить. И чтобы помочь ей, мы просто должны верить в хорошее.
Твердая решимость Лотти чуть-чуть пошатнулась, девушка с трудом сглотнула и отвернулась, избегая пристального взгляда Аделины. Но теперь оказалось, что она смотрит прямо на фреску с двумя уличающими фигурами, и лицо ее исказили разочарование и гнев.
– Я не верю в судьбу. Я вообще ни во что не верю. Как может судьба заботиться о нас, если… если она специально все так запутывает? Ерунда, Аделина. Выдумки и вздор. Все происходит само собой. Люди, события случайно сталкиваются, затем время бежит дальше и оставляет нас самих выкарабкиваться из хаоса.
Аделина застыла на несколько секунд. Потом подняла руку и медленно погладила Лотти по волосам. Она молчала, словно решала, стоит ли говорить.
– Если он предназначен для тебя, он обязательно вернется.
Лотти отпрянула, слегка дернув плечом:
– Вы говорите совсем как миссис Холден с ее дурацкой яблочной кожурой.
– Ты должна оставаться верной своим чувствам.
– А что делать, если мои чувства не имеют ни малейшего значения во всей этой истории?
Аделина нахмурилась, растерявшись.
– Твои чувства – это самое важное, Лотти.
– О, я, пожалуй, пойду. – Лотти, сглотнув слезы, схватила пальто и, не обращая внимания на женщину, оставшуюся на террасе, быстро прошла по дому и оказалась на подъездной аллее.
На следующий день, когда она сожалела, что сорвалась, пришло письмо. В нем Аделина ни словом не обмолвилась о вчерашнем, просто сообщила адрес, где ее можно найти во Франции. Она просила Лотти не пропадать, а также написала, что единственный настоящий грех – пытаться быть тем, кем ты не являешься: «Есть утешение в сознании того, что ты осталась верна себе, Лотти. Поверь мне». Подпись в конце была необычной: «Друг».
Лотти чувствовала письмо в своем кармане, пока сидела, наблюдая за Джо, украшавшим капот «даймлера» белыми ленточками. Она сама не понимала, зачем таскала письмо с собой: возможно, мысль, что у нее есть союзник, дарила ей хоть какое-то утешение. Аделина была единственной, с кем она могла поговорить. Джо она слушала, как слушают муху, жужжащую в комнате: равнодушно, иногда с легким раздражением. Селия держалась с ней вполне дружелюбно, но обе девушки не искали общения и не старались его продлить.
Был еще Гай, смущенное, несчастное лицо которого так и стояло перед глазами, чьи руки, кожа, дыхание заполнили все ее мысли. Ей невыносимо было находиться рядом с ним, и они не обменялись ни словом с той последней встречи в пляжном домике несколько недель тому назад. Она вовсе не сердилась на него, хотя причин гневаться было много. Они не разговаривали потому, что, если бы он стал ее упрашивать, она могла бы дать слабину. А если бы он все же захотел быть с ней, даже после всего, что случилось, она знала, что не смогла бы любить его по-прежнему. Разве можно любить мужчину, готового покинуть Селию в таком состоянии?
Когда Селия сообщила ей о своей беременности, он ничего еще не знал, но сейчас наверняка знает. Он перестал ходить за ней по пятам, перестал оставлять записочки в тех местах, где она могла на них наткнуться, – полоски бумаги с карандашными каракулями, которые буквально вопили: «ПОГОВОРИ СО МНОЙ!!» Она всегда держалась поблизости от миссис Холден, чтобы не оставаться с ним наедине. Поначалу он ничего не понимал. Теперь наверняка понимает: Селия уже рассказала то, что собиралась рассказать, и он больше не смотрел в сторону Лотти, даже отворачивал при любой встрече непроницаемое, безрадостное лицо, чтобы не видеть, насколько она несчастна, и самому не выдать своего горя.
