Переход до залива Броутона ничем интересным не запомнился, Колчак лишь ощущал, как от часа к часу все сильнее в сердце заползает азарт и нетерпение. Ночью экипаж спал плохо, да и утром все разговоры касались лишь того, встретится ли им адмирал Камимура со своей эскадрой или нет. В случае первого варианта пришлось бы отходить, поставив крест на перспективной возможности, от которой ждали немалого.
В пути несколько раз попадались транспортники, но они были далеко и гоняться за ними никому не хотелось — впереди ждала более привлекательная цель.
К Гензану крейсера подошли не вдоль побережья, а с моря, подняв ход до двадцати узлов. Мин в местных водах можно было не опасаться. В нынешней войне бухта являлась крупнейшими воротами на континент, так что японцы непрерывным потоком перекидывали сюда свои суда с пехотой и оружием. Они шли мощным потоком, а взрываться на собственных минах никому не хотелось.
Первыми на горизонте показались два маленьких островка, Йодо и Ундо, предваряющие вход в залив. Джонки и прочая рыбацкая мелочь разбегалась при виде российских крейсеров, словно тюлени при появлении касаток. Офицеры заняли места в боевой рубке, раздавались спокойные команды, работал машинный телеграф, все проходило в штатном режиме. Колчак буквально чувствовал, как паника стремительно распространяется по местным водам, японцы оказались совершенно не готовы к тому сюрпризу, что для них подготовили.
Форштевни вспенивали волну, острова прошли бодро. За ними открылись еще несколько клочков суши и широкая, в восемь миль, гавань Гензана. Справа ее ограничивал полуостров Нахимова, а слева находился непосредственно японский порт.
— Вижу множество транспортников и один миноносец, эскадры Камимуры не наблюдаю, — бодро доложил наблюдатель с фок-марса. До Гензана оставалось чуть более пяти миль, берег уже можно было рассматривать в бинокль и Колчак увидел, как к ним бесстрашно устремился единственный оставшийся в гавани защитник — юркий миноносец.
— Сорок девять кабельтовых до миноносца! — отрапортовали на дальномере.
— Уничтожить цель! — приказал Храбров. Орудия были готовы, сразу же раздался пристрелочный выстрел, затем еще один. Оба они поразили лишь воду, а между тем дистанция между идущими навстречу друг другу военными кораблями стремительно сокращалась.
Раздались выстрелы «Богатыря». Некоторое время японскому миноносцу удавалось оставаться невредимым, он сам пытался вести ответный огонь, но затем пошли попадания. Комендоры наконец-то нащупали верную дистанцию, пристрелялись и снаряд 152-мм пушки «Наследника» с грохотом разорвался о носовую пушку неприятеля. Одновременно с этим сам миноносец выпустил торпеду, а выстрел «Богатыря» пришелся во вражеский борт.
— Четыре румба вправо! — приказал Храбров, уходя от торпедной атаки. «Богатырь» синхронно выполнил маневр, в то время как орудия левых бортов азартно поливали японца стальным шквалом.
— Это вам за Артур! За «Полтаву» и «Палладу»! За великого князя и адмирала Моласа! — слышались азартные выкрики матросов, пока боцманы не заставили их замолчать.
Отважный, но одинокий японский миноносец свалился в неуправляемую циркуляцию, но сдаваться не собирался и продолжал отстреливаться. Его 76-мм пушка успела два раза попасть по «Наследнику», но броня крейсера приняла на себя весь урон без всяких последствий. Сам же миноносец окончательно потерял ход и теперь представлял легкую цель. Главный калибр «Наследника» в бою каперанг не использовал, сберегая ресурс стволов, но стрельбу деловито продолжали 152-мм и неснятые 76-мм орудия.
Минут через пять дымящийся миноносец перестал оказывать сопротивление и начал медленно тонуть. Храбров приказал спустить спасательные шлюпки, а сам выдвинулся еще дальше, встав в непосредственной близости Гензана.
Из гавани открывался прекрасный вид на все устройство японского порта. Основными сооружениями здесь выступали причалы, казармы, конюшни, различные склады и какие-то неустановленные сооружения явно служебного назначения. Из высокой трубы котельной поднималась тонкая струйка дыма. Для защиты неприятель успел соорудить слабенькую артиллерийскую батарею. Именно на её подавление крейсера и сосредоточились.
Определив дистанцию, слово взял главный калибр «Наследника», которому вторили орудия «Богатыря». Крейсера прошлись вдоль побережья, затем развернулись и отстрелялись другим бортом, после чего сопротивлении батареи начало снижаться. Несколько раз самураи праздновали небольшой успех, изуродовав на крейсере одну из труб и зацепив грот-мачту. По «Богатырю» так же попали, там даже успел вспыхнуть пожар, который быстро потушили, но больше повреждений российские корабли не получили.
А затем началось избиение, крейсера стали походить на двух забравшихся в курятник лисиц. И здесь не нашлось того, кто мог бы дать им отпор. Все указывало, что адмирал Камимура поверил сведениям о том, что русский флот идет к проливу Лаперуза и отвел туда всю свою эскадру.
Колчак видел, как маленькие фигурки облаченных в пехотную форму японцев выбегают из казарм и пытаются бежать куда-то вглубь города и еще дальше, в горы, лишь бы подальше от русских пушек. Среди них попадались матросики и гражданский люд. Обезумевшие лошади метались по улочкам, усиливая всеобщую панику. Несколько особо умных транспортников развели пары и попытались под шумок ускользнуть из гавани. Два выстрела перед форштевнем и один, пришедшийся в борт, мигом заставили их прийти в себя и вернуться обратно к причалам. Четыре мирных парохода, два под английским флагом, одного под американским и французским, никто, естественно не трогал, дав спокойно выйти в море.
Подавив остатки сопротивления, крейсера принялись «утюжить», как метко выразился Храбров, Гензан — все его казармы, склады и постройки. Корабли окутывались дымом пороховых газов и содрогались от отдачи пушек. Через некоторое время пожар вспыхнул в одном месте, затем в другом, а обстрел лишь набирал обороты.
И все же, каперанг приказал вести огонь с умом, во возможности щадя гражданские постройки. Ни один снаряд не упал в крупный рыбацкий поселок, находящийся севернее Гензана, хотя там и суетились, словно перед Вторым Пришествием. Да и здание госпиталя пощадили.
Мичман Жилин безвылазно находился в радиорубке и слушал эфир на предмет возвращения Камимуры, а наблюдатели на фок-марсе не спускали глаз с моря, высматривая возможные дымы и оберегая крейсера от непредвиденных обстоятельств.
— Но ведь так нельзя! — Колчак обходил несколько постов и когда вернулся в боевую рубку стал свидетелем неприятного разговора. Возмущался старший штурманский офицер Сергей Януковский и обращался он к командиру. — Одно дело воевать с вражескими броненосцами, но совсем другое — разрушать мирный город. Это же варварство какое-то, натуральный геноцид!
— Неужели? — Храбров опустил бинокль и недобро усмехнулся. — А обстрел японцами Артура и Владивостока? Это не геноцид? Почему мы должны терпеть их наглые выходки и действовать иначе?
— За время этих обстрелов никто не пострадал, — смело возразил Януковский. Он попеременно то бледнел, то краснел и выглядел возбужденным, нервным, понимая, что ничем хорошим подобное поведение в условиях боя для него не закончится. Еще ранее, во время обхода Японии и охоты за транспортниками Сережка уже начал высказываться в том духе, что подобная война ниже достоинства русского моряка. Он страстно убеждал товарищей, что цели следует выбирать исключительно военные. Колчак не поддерживал столь мирные взгляды, с его точки зрения они выглядели недопустимым позерством. К счастью, аналогичных суждений придерживалась большая часть кают-компании. И все же Януковский не смог смолчать при виде нынешнего зрелища. Видно, его пылкую и впечатлительную натуру подобное окончательно расстроило.
— Нет, русские люди пострадали. И пусть их насчитывается немного, но факт никуда не денешь. Как видите, японцам плевать на мирных подданых Российской Империи! Но дело в другом, японцы воюют решительно, во всю силу, а вы предлагаете делать им какие-то скидки, давать фору, так? Для чего и почему? И потом — здесь нет мирных жителей, детей или стариков. Гензан целиком военный объект, тут стоит лишь пехота да армейская обслуга.
