Но уже в третью поездку в Петербург, на исходе 1791 -го — начале 1792 г., Павел встретил Баженова с «великим гневом», выразил крайнее недовольство мартинистами, предостерег от общения с ними, запретил даже упоминать о них в своем присутствии.
В связи со сказанным выше возникает естественный вопрос: а был ли сам Павел масоном? В исторической литературе он не раз вызывал споры и до сих пор остается не вполне разъясненным.
Еще первый биограф Павла Д. Ф. Кобеко отвечал на этот вопрос отрицательно, полагая, что хотя наследник и знал о новиковском кружке и других масонских объединениях, но «не был членом ни одной масонской ложи и не посещал масонских собраний». Эта точка зрения получила поддержку и в современной исторической литературе.
С ней, однако, трудно согласиться.
Заметим сперва, что по всему складу своей натуры, моральным устоям и характеру умственных интересов Павел с его глубокой религиозностью, романтическим пристрастием к средневековому рыцарству, душевной экзальтированностью не мог не принимать близко к сердцу духовно-нравственных исканий масонства и мистических настроений его идеологов. Павла могли склонять к тому и рассказы о масонских симпатиях Петра III, во всем подражавшего прусскому королю Фридриху II, двор которого был средоточием масонов. Нельзя сбрасывать со счетов и собственные прусские симпатии Павла, его тесные связи с берлинским двором, где после воцарения Фридриха-Вильгельма масоны-розенкрейцеры занимали исключительное положение, проникали на государственные посты, воздействовали на внешнеполитический курс. Эти связи поддерживались и императрицей Марией Федоровной, имевшей в германских землях влиятельных покровителей, кроме того, ее дядя, герцог Фердинанд Брауншвейгский, стоял во главе прусского масонства, а ее родные братья, генералы на русской службе Фридрих и Людвиг Вюртембергские, тоже были деятельными масонами. Впервые лично познакомиться с прусскими масонами Павел получил возможность еще летом 1776 г., когда, как мы помним, совершил поездку в Берлин в связи с предстоящей женитьбой.
Но особое значение имело в этом смысле непосредственное окружение Павла — почти все его наставники, друзья, политические единомышленники, составлявшие «партию» наследника в ее противоборстве с Екатериной II, были одновременно и виднейшими деятелями масонского движения. В первую очередь здесь должно назвать самого Н. И. Панина — главу этой «партии». В русском масонстве «доновиковского» периода он занимал одно из наиболее заметных мест. Когда в 1776 г. петербургские ложи объединились в одну Великую провинциальную ложу, он получил должность Наместного мастера и вместе с одним из ведущих деятелей раннего русского масонства И. П. Елагиным стал ее руководителем. Близок к масонам был и его брат П. И. Панин. Преданность масонским вероучениям отличала Н. В. Репнина, члена нескольких лож, имевшего контакты и с южнофранцузскими масонами. В 1772 г. всего 21 года от роду был принят при участии Н. И. Панина в масонский орден тамплиеров А. Б. Куракин. Осенью 1776 г. тот же Панин, видимо не без умысла, посоветовал Екатерине II именно А. Б. Куракина отправить в Стокгольм для официального извещения шведского короля о только что состоявшейся женитьбе великого князя. Воспользовавшись этим, руководители петербургских лож поручили ему войти в тайные сношения с главной Стокгольмской ложей и заручиться ее поддержкой для реорганизации по ее образцу, но на самостоятельных началах, русского масонства. Результатом поездки А. Б. Куракина явилось, таким образом, учреждение в России масонских лож шведской системы. Высшие степени в русском масонстве разных систем занимало еще одно, близкое ко двору наследника и пользовавшееся его доверием лицо — обер-прокурор VI Департамента Сената князь Г. П. Гагарин. Сильное духовное влияние на Павла оказывал состоявший при нем с 1777 г. капитан флота масон С. И. Плещеев. В 1788 г. он был командирован в Южную Францию и установил там отношения с самим Сен-Мартеном, став как бы связующим звеном между ним и окружением наследника. В переписке с Сен-Мартеном состоял и Н. В. Репнин. Добавим, наконец, что Репнин и близкий друг Павла еще с юношеских лет А. К. Разумовский были членами Ордена розенкрейцеров.
Впечатляет уже сама плотность в окружении Павла столь крупных и идейно убежденных фигур масонства, несомненно приобщавших наследника к его ценностям. Нельзя не прислушаться к мнению на сей счет такого авторитета в области биографии Павла, как Е. С. Шумигорский: «Граф Никита Панин, бывший членом многих масонских лож, ввел и своего воспитанника, посредством кн. Куракина, в масонский круг, и мало-помалу чтение масонских, мистических книг сделалось любимым чтением Павла Петровича».
Все это делает более чем вероятным предположение ряда историков и о его формальной принадлежности к масонским ложам.
В свое время издатель русского архива, великий знаток потаенной истории России XVIII в. П. И. Бартенев задавался вопросом: «Любопытно было бы узнать, с какого именно времени Павел Петрович поступил в орден фран-масонов», — сам факт формальной его принадлежности к масонству представлялся историку несомненным. Такого же взгляда придерживался и Е. С. Шумигорский, ставивший перед собой тот же вопрос: «Когда именно вступил Павел Петрович в общество масонов, с точностью сказать нельзя, но, во всяком случае, не позднее 1782 года». К 1781 — 1782 гг. относил принятие Павла в масоны и Я. Л. Барсков, отметивший, что об этом было известно «еще в XVIII веке, по слухам, но без доказательств». Ходячая молва того времени была действительно полна слухами по сему поводу, расхождения касались только времени и места посвящения великого князя в масоны.
Так, по одной из версий, Павел был принят в масоны во время своего первого заграничного путешествия — в Пруссии в 1776 году.
По другой, Павел был посвящен в масоны принцем Генрихом Прусским в том же 1776 г. в Петербурге.
По третьей версии, Павла принял в масоны шведский король Густав III во время своего торжественного пребывания в Петербурге летом 1777 г.
По четвертой версии, согласно документам Особенной канцелярии Министерства полиции, «цесаревич Павел Петрович был келейно принят в масоны сенатором И. П. Елагиным в собственном доме, в присутствии графа Панина» (речь шла здесь, скорее всего о Великой провинциальной ложе в Петербурге). «Граф Панин, — вспоминал в данной связи Н. А. Саблуков, — состоял членом нескольких масонских лож, и великий князь был также введен в них». Участие Н. И. Панина в посвящении Павла в масоны было отмечено в поэтическом творчестве масонов. В одном из их рукописных сборников было записано стихотворение со следующей строфой:
О, старец, братьям всем почтенный,Коль славно, Панин, ты умел:Своим премудрым ты советомВ Храм дружбы сердце Царско ввел.
Носилась молва о посредничестве в обращении Павла I в масоны вместе с Н. И. Паниным и князя А. Б. Куракина. Е. С. Шумигорский, полагавший эту версию наиболее правдоподобной, относил посвящение Елагиным Павла в масоны к промежутку времени между серединой 1777-го и 1799 г.
Наконец, по пятой версии, вступление Павла в масоны состоялось в ходе путешествия великокняжеской четы за границу в 1781 -1782 гг. По преданию, в Вене он посещал заседание одной из лож и, видимо, уже в южногерманских землях произошло его посвящение. Незадолго до этого главный агент берлинских масонов в Петербурге барон Г. Я. Шредер записал в своем дневнике мнение своего руководства «о великом князе»: «мы можем принять его (в розенкрейцеры) без опасений за будущее». О причастности Павла к Ордену тогда же, в 1782 г., велась переписка между И. Г. Шварцем и берлинскими розенкрейцерами. Любопытно, что и по этой версии свою роль во вступлении Павла в масоны сыграл все тот же А. Б. Куракин. В документах следствия по делу Новикова сохранилась записка, где со ссылкой на переписку московских и берлинских масонов указано, что «он, Куракин, употреблен был инструментом по приведению вел. кн. в братство».
Напомним, что путешествие Павла за границу обострило и без того натянутые его отношения с матерью, когда негодование императрицы вызвала критика Павлом при европейских дворах ее правления и всплывшее на поверхность дело П. А. Бибикова, вследствие которого сопровождавший Павла А. Б. Куракин был отправлен в бессрочную ссылку в свои саратовские имения (его вернуло оттуда только воцарение Павла). В свете масонской окраски заграничного путешествия становится гораздо яснее, почему Екатерина II обрекла его на столь суровую опалу, равно как и то, почему она так упорно отказывалась, вопреки настояниям Н. И. Панина, включить в маршрут путешествия посещение великокняжеской четой Берлина — и не только по внешнеполитическим соображениям, но и потому, как теперь проясняется, что этот рассадник розенкрейцерства представлялся ей очагом тайных масонских влияний на Павла.
