вернусь — резво двинулась в сторону лестницы, юноши недоуменно уставились ей вслед, не произнеся ни слова.
Через минуту зловонный запах обеспокоил обоняние всех оставшихся участников «стрелки».
Козырь растерянно развел руками.
— Что стоишь, вон твои деньги убегают — я толкнула Козыря в бок. Он ахнул, и, разразившись громкими матами, побежал за Семеновой.
— Ну что, вопрос решили? Тогда я пошла. — я повернулась ко второму пареньку, до этого не проронившего не слова.
Почему-то молодому человеку моя идея по душе не пришлась. Он, молча, схватил меня за руку, а я, оттолкнув его, взмахнула перед его носом ладонью, и через минуту бойцу организованной преступности стало не до меня. Сорвавшиеся с моей ладони высушенные частички растения Борец или Аконит, не подвели меня и на этот раз, начав усиленно жечь слизистые молчаливого парня. Я, не попрощавшись, покинула торговую точку. Надеюсь, что госпожа Семенова хоть сегодня поймет, что попытки отомстить мне обходятся очень дорого.
Глава двадцать первая
Враг желудка
Аркадий Николаевич позвонил мне рано утром в воскресенье.
— Здравствуйте, Люда. Не забыли еще старика, который должен вам много денег?
— Доброе утро Аркадий Николаевич. Во-первых, вы не старик, во-вторых, денег не так уж и много.
— Ну, это оценка субъективная, в любом случае я бы хотел сумму долга уменьшить. Когда вы сможете зайти?
— А когда вам удобно?
— Да, в принципе, в любое время, а то я приболел, дома сижу.
— Что-то серьезное?
— Да нет, пустяки.
— Тогда давайте через два часа.
Через пару часов, я входила в знакомую дверь.
Аркадий Николаевич выглядел неважно. Он стоял, опершись на косяк, чуть приподняв одно плечо и придерживая локоть правой руки ладонью левой. Лицо было бледным, губы периодически сжимались, как будто реагируя на волны боли. Из комнаты грустно выглядывал Арес, робко повиливая хвостиком.
— Я так понимаю, что утро у нас не совсем доброе, Аркадий Николаевич.
— Здравствуйте, Люда. Да вот прихватило вчера, то ли хандроз, то ли невроз, все туловище ноет, лишний раз пошевельнуться боюсь.
Я протянула хозяину квартиры коробку конфет «Птичье молоко», прихваченных в магазине по дороге.
— А Арес почему грустный?
— Гулять хочет, я его второй день только на пять минут вывожу.
— Аркадий Николаевич, давайте поводок, я собаку выведу, а потом подойду, напою вас чаем.
Арес, радостно взвизгнув, побежал вглубь квартиры, чтобы через секунду вернуться, скользя когтями по гладкому полу и гремя кожаным ошейником, за которым, длинной змеей, скользил брезентовый поводок.
— Люда, мне очень неудобно…
— Вы нас не теряйте, я подольше с песиком погуляю. — ответила я, затягивая сбрую на могучей черной шее.
Сначала мне пришлось сложно. Мощный пес, как норовистый конь, попробовал меня на «слабо», попытавшись просто тянуть, куда ему вздумается. Пришлось цепляться за различные малые архитектурные формы, столбы и стволы деревьев, чтобы удержать зверя на месте, затем, собрав силы, одновременным рывком двумя руками и грозными криками «рядом», приводить собаку в чувство. Слава богу, поводок выдержал, а туго затянутый ошейник не соскользнул с пса.
Минут через пять Арес, поняв, что я не позволю таскать меня за собой как мешок с тряпками, успокоился и даже стал выполнять команды. Погуляв в полосе отчуждения железной дороги, мы пришли ко мне домой. Пока я заваривала средство от боли для Аркадия Николаевича, хитрый ротвейлер сумел растопить сердце моей мамы, и, проглотив приличный кусок печенки, улыбался ей большими белыми зубами, демонстрируя готовность принять из рук приятной ему женщины еще что-нибудь вкусное.
Наконец мы вернулись. Зайдя в подъезд Аркадия Николаевича, собака остановилась, вздыбив короткую шерсть на спине и оскалив клыки. С верхней площадки раздавался визгливый мужской голос.
Я взяла Ареса на короткий поводок и поднялась к квартире Аркадия Николаевича, который стоял на пороге своей квартиры, решительно преградив дорогу мужчине лет сорока, одетому в потертую куртку и брюки, неопределенного цвета. Бормоча фразу: «Ты дай денег, и я сразу уйду», мужчина агрессивно пытался втолкнуть хозяина в квартиру. Услышав негромкое рычание Ареса, мужчина оглянулся.
— Что, папочка, служанку нанял или соску завел? — мужчина, мерзко осклабившись, смерил меня взглядом.
Его опухшее лицо, покрытое клочками рыжеватой щетины, все время искажалось непонятными гримасами, запах немытого тела и нестираной одежды ощущался за пару метров. Я решительно двинулась вперед, приотпустив поводок. Мужчина, опасливо взглянув на устремившегося в квартиру пса, сделал шаг назад. Я отдала поводок Аркадию Николаевичу, встав на пути, вновь устремившегося в квартиру незнакомца.
— Только коснись меня, пожалеешь. — я глядела в его мутно-зеленые, с красными прожилками, глаза.
Мужчина усмехнулся, потянул ко мне руку, но в последний момент передумал, и грязно выругавшись, пошел прочь.
Я с облегчением закрыла дверь и, обернувшись, встретилась взглядом с наполненными болью глазами Аркадия Николаевича.
— Мой единственный сын, Иван. Вернулся из армии, начал отмечать событие и отмечает до сих пор. Даже болезнь матери прошла мимо. Живет в квартире, оставшейся мне от покойной жены. Хорошо, что она написала завещание только на меня. Я плачу квартплату, а так там давно притон. Денег не даю, но он все равно пару раз в месяц приходит сюда. Хорошо, что он Ареса боится, особо не шумит. Вот такое у меня семейное положение.
— Аркадий Николаевич, пойдемте, вам надо прилечь. Я сейчас Аресу лапы протру и вас чаем с конфетами напою.
— Спасибо, Людочка.
Через пятнадцать минут нагулявшийся пес счастливо сопел под столом, хозяин квартиры, выпивший мой отвар от боли, в хорошем настроении пил чай с конфетами и оживленно рассказывал мне, сколько монет он смог продать.
— Вы не слушаете меня, Люда?
— Простите, задумалась…
— И о чем вы думали? — голос хозяина был чуть-чуть обижен.
— Знаете, дорогой Аркадий Николаевич, я думала, что, возможно, смогу отвратить вашего сына от выпивки.
— Спасибо вам, конечно, Люда, но все это бесполезно. Мы испробовали все методы. Ничего не помогало. С женой мы несколько лет убили на это, все было напрасно.
— Аркадий
