— Иди-иди, я сейчас, — сунув ей упавшую простыню, цыкнул Женька и торопливо проводил в зал. — Можешь вкратце изложить, что заставило тебя вспомнить обо мне?
— Дня не хватит, чтобы рассказать.
— А ночи? — уточнил Женька, показавшийся мне похожим на всклокоченного выцветшего попугая. — Выйдешь за меня?
— Выйду, — посмотрев в его часто заморгавшие глаза, вполне серьезно сказала я. — Если после того, что я тебе вкратце изложу, ты не выпроводишь меня пинком под зад.
Девица попалась гордая. Услышав все это и поняв, что я остаюсь, явно не вписываясь в ее планы, схватила сумочку и ушла. Женька, впрыгнув в шорты, помчался ее провожать. Накинув поводок на ручку кладовки, я вошла в ванную и умылась. Ко мне буквально прилип взгляд воскресшего Печкина. Каждый раз, когда я считала его живым, он игнорировал мои приветствия, а сегодня…
Неужели мое страшное предположение окажется верным? Стукнет мне двадцать шесть, и я превращусь в Ядан? То есть, переберусь в темное царство злого гения? Проще говоря, склею ласты. Ненадолго отступавший страх вернулся. Впрочем, неудивительно, если учесть, что я могу видеть дух умершего соседушки. Но почему именно его? Потому что он угодил в книжную ловушку первым? Потому что эта книжка у меня? Потому, что я стану следующей жертвой?
Когда вернулся Женька, мы устроились на раскладном диване в обжитой лоджии и проговорили всю ночь. В основном говорила я, рассказав о многом, но и о многом умолчав. Ближе к рассвету ждала, когда мой слушатель под овации отправит меня куда подальше. Не могу сказать с уверенностью, но, по-моему, я на это и рассчитывала. Ожидание смерти — не повод выходить замуж. Тем более, стоило подумать и о чувствах Женьки. Потому, пожалев, что сдуру ляпнула это многозначительное: «выйду», всячески тщилась убедить непутевого жениха в том, что я совершенно не пригодна для совместного проживания.
— …ты ведь не смиришься с моими исчезновениями.
— Нет, потому буду исчезать вместе с тобой.
— А я готовить, кстати, не люблю и не умею!
— Ничего, я привык на бутербродах перебиваться.
— А если я вздумаю флиртовать с твоими дружками?
— Да пожалуйста! Я им морды набью и всего дел-то.
— Тебе бы все отшучиваться, — разозлилась я и пнула Женьку по боку. — А если я скажу, что бесплодна? Велика вероятность того, что у меня никогда не будет детей! Что ты на это скажешь?
Женька перестал улыбаться и впервые сделался серьезным. Я сложила руки на груди и отвернулась, глядя в кусочек светлеющего неба с треугольником тающих звезд.
— Мне жаль. Правда, День. Я не знал.
— Теперь знаешь.
— Это ничего не меняет. — Женька подполз ко мне, лег рядом и обнял. — Без возни с горшками и пеленками, без воплей по ночам и каждодневной стирки я уж как-нибудь проживу. Я не гожусь на роль родителя.
— Это пока ты молод, можешь подобное с такой беззаботностью заявлять.
— В таком случае, я буду вечно молодым.
— О да, в том, что ты всегда будешь таким болваном, я даже не сомневаюсь.
— Возьму с тебя пример. Ведь даже ты начала исправляться. Как видишь, мы вместе встречаем рассвет. И чуть позже ты впервые проснешься в моих объятьях.
Женька поднырнул плечом под мою голову, окольцевал руками и мечтательно воззрился в потолок. Я прижалась к нему и в предутренней тишине, когда тьма уже не страшила, побежденная острым солнечным лучом, покатилась в сон.
Это и впрямь было странное, доселе неизведанное чувство. Все бы ничего, если бы не упрямо звонивший телефон, потревоживший наше умиротворение. Разбудил вначале меня, а потом и Женьку. Всего-то десять часов! Кого там надирает в такую рань?
— Пусть звонит, — отмахнулся Женька, блаженно потянулся и принялся меня целовать.
— А это еще что такое? — спросила я, прислушавшись к бешеному кудахтанью.
— Мой мобильник. Не обращай внимания.
— Ответь, иначе так и будут брякать и кудахтать.
Женька закатил глаза, недовольно вздохнул и спрыгнул с дивана. Шагнув в зал, достал из кармана джинсов телефон. Я села и заглянула в комнату, насторожившись от Женькиных расспросов: как, когда, кто, где? Все похолодело внутри, когда он оглянулся и взволнованно посмотрел на меня.
— Что случилось? — спросила я, когда он закончил говорить.
— Вчера Верка с Романом попали в аварию. Ты только не волнуйся! — виновато вскинул руки Женька. — Ничего страшного! Но… Лариска погибла.
— Кто? — подалась я вперед. — Лариска Зажигалка?
— Роман с Веркой ехали в машине. Откуда-то на всей скорости вывернула на мотоцикле Лара. От удара она перелетела через машину и угодила в другую. У Верки сотрясение, а Роман отделался ушибами.
Я с трудом в это верила. Лариска могла налететь на кого угодно, но врубилась именно в машину Романа. Я ее не переносила, но уж смерти-то не желала, потому сожалела о случившемся. Ей было всего двадцать лет.
Через полтора часа мы приехали в больницу. Там наткнулись на Алика, Лешку и Светку. Неподалеку стояла плохо одетая пожилая тетка забулдыжного вида.
— Как они? — спросила я у Светки, присев рядом.
— Могло быть хуже, — с завидным оптимизмом всхлипнула та. — А вот Огнева скончалась. Вы уже знаете? Кошмар.
— А кто эта женщина? — кивнула я на забулдыгу, тайком выпившую что-то.
— Мать Лариски. Уже с утра на ногах не держится.
Верку врачиха попросила не беспокоить, а к Роману разрешила войти. Бледный, с перемотанной головой, он показался мне дряхлым, болезненным стариком.
— Что произошло? — спросил Женька после того, как справился о его самочувствии. — Как это случилось?
— Мы с Верочкой ехали к ее родителям. Движение было довольно напряженным, а тут она мне сообщила, что намерена расторгнуть нашу помолвку. Другого момента не нашла, прости господи! Я несколько растерялся и не заметил, когда на встречную вылетела эта девочка. Виновата, конечно, она, но если бы я раньше ее увидел… Не знаю, что бы это дало, и, тем не менее, чувствую себя прескверно.
Я сжала руку Романа в попытке его ободрить, и пообещала помочь всем, чем смогу до и после выписки. Позже мы выразили соболезнования матери Лариски и, скинувшись, взяли на себя половину расходов, так как средств организовать похороны у алкашей не было.
* * *
Несколько дней мы по горло были в делах и заботах, мотаясь по всему городу. Женьку не отпустили с работы, Лешка почти сразу отошел в сторону, так что помогать семейству погибшей пришлось мне и Алику. Прижимистый и неинициативный, к тому же смертельно обиженный на меня крот проявил небывалое участие. Без него бы я и половины из того, что было сделано, не осилила. Он постоянно был на подхвате, оказавшись толковым исполнителем. Ушедшие в запой родители, почуяв, что могут переложить на других все обязанности, вовсю предались своему горю.
Невероятно уставшая я все же поехала на кладбище. И там следила за тем, чтобы все прошло так, как положено. Не выспавшаяся, взвалившая на себя подготовку к поминкам, я едва стояла на ногах. Когда в очередной раз резко собралась присесть, меня под руку подхватил оказавшийся рядом Алик. Так мы и стояли, пока немногочисленные одноклассники, соседи и работницы ресторана прощались с Лариской. Глядя на них, я задавалась вопросом: «Приходил ли за ней Печкин»? Может, это от него она на бешеной скорости удирала, не видя куда? Или она, ослепленная светом фар, приняв их за лучи заката, хотела проскользнуть в узкий проем «Незапертой Двери»?
Я заметила в толпе возвышающегося над всеми Костю, о котором мы напрочь забыли. Никто не удосужился его оповестить. Как-никак, а он одно время встречался с Ларой. Хотя, думаю, его не особо расстроила ее внезапная кончина. Или мне так показалось? За черными очками не было видно глаз, но строгое, чисто выбритое лицо не выражало никаких эмоций. Сейчас оно было схоже с тем остекленевшим, бесцветным выражением, застывшим в грубых чертах Лариски.
Я похлопала Алика по плечу, высвободила свою руку и подошла к Косте, вынужденная объяснить, как все было.
— А как Вера сейчас? — выслушав и помолчав, спросил Костя. — Поправляется?
— Завтра выписывают. Извини, что раньше не сообщили.
— А Люба как?
— Пока без изменений.
Больше мы не сказали друг другу ни слова и по возможности держались на расстоянии, пока все не закончилось. Лишь когда возвращались к ждавшим нас автобусу и нескольким машинам, Костя поравнялся со мной и заверил, что я могу на него положиться, если мне когда-нибудь понадобится помощь. Уж не знаю, что в его словах меня так ужалило и подстегнуло надменно заявить: «обо мне позаботится мой будущий муж». Выслушав скупые поздравления, заметила Алика, впавшего в глубокое уныние. Надо было подумать о его чувствах раньше, а теперь поздно прикусывать язык.
После поминок, закончившихся скандалом, (отец Лариски обвинял Романа в смерти дочери), мы с Аликом сбросили с себя полномочия главных организаторов. Подвезенные Лешкой до остановки, устало шли по площади, веснушчатой от капель дождя. Странно было идти и молчать. Думаю, мы бы так и разошлись каждый в свой переулок, даже не попрощавшись, если бы я не заговорила первой:
