– Не ори! – испуганно шикнула Алина. – На, водички попей.
– Не хочу водички! – грохнула кулаком по столу Маша. – Я поняла: мне нужно срочно выяснить, кто она такая! И почему – она, а не я! Как думаешь, может, мне нанять детектива?
Тут Маша осеклась и словно сдулась.
– Что? – испугалась Аля. – Ты знаешь, кто это?
Обреченно мотнув головой, Маша побрела к себе.
Невероятно, но мама выкрикивала все то же самое и точно так же истерично, глупо и бессмысленно. Как это жалко и недостойно, как унизительно! Уму непостижимо, но все вернулось бумерангом, от всей души треснув по самолюбию. Бумеранг судьбы угодил в хрупкое семейное счастье, которое оказалось никакой не крепостью, не каменной стеной, а беззащитной витриной. Она осыпалась дождем осколков, больно раня и оставляя на сердце шрамы, которые не залечить ничем и никогда. Память живет дольше, чем нам хотелось бы. Она тащится следом за нами оборванной грязной старухой, чтобы непременно появиться в самой гуще бала и распугать гостей. Прошлое нельзя забыть, нельзя вычеркнуть, его можно только спрятать от самих себя, но будьте уверены: в самый неожиданный момент вы на него наткнетесь.
Перед мамой было неловко, ее было жалко, но так хотелось, чтобы она решала свои проблемы сама, на своей территории, не срывая зло на Алексее и не вовлекая его и Машу в разборки с отцом. Детектив, колдунья – как дико было все это слушать. И разве можно было предположить тогда, что пройдет совсем немного времени, и Маша слово в слово повторит то, над чем раздраженно посмеивалась.
Неужели женщина, потеряв мужа и веру в сильную половину человечества, вместе с этим джентльменским набором теряет и остатки разума? Куда деваются логика, здравый ум и трезвая память? Известно – куда.
Логика меняется с проворством хамелеона, умудряясь обосновать не только для хозяйки, но и для окружающих, самые нелепые поступки. Да еще как обосновать! Диогену и не снилось.
Здравый ум толкает на совершенно нецелесообразные и нерациональные, с точки зрения остального человечества, действия.
А трезвая память норовит утопиться в коньяке или липких ликерах, чтобы дать хозяйке возможность начать жизнь с чистого листа. Но процесс не идет, заставляя измученную женщину обреченно размышлять над тем, из чего же все-таки сделана память, если она не тонет.
Глава 21
Шеф задерживался, поэтому можно было спокойно посидеть и подумать в тишине. Думать не получалось. Вместо конструктивных мыслей, на которые пыталась настроиться Маша, вязким комом разбухала жалость. Она заполняла все пространство и мешала сосредоточиться. Она, словно кривое зеркало, выдавала гипертрофированный портрет безнадежно одинокой конопатой простушки с младенцем и без шансов на успех. Талия испорчена, живот уже не такой плоский, как раньше, грудь непропорционально большая, волосы тусклые и жидкие… В общем, этакая кикимора в депрессии.
Не выдержав самобичевания, Маша подбежала к шкафу, где висело обычное зеркало. Настроение было соответствующим моменту, поэтому бесстрастная стекляшка продемонстрировала тот же самый портрет, который только что нарисовала жалость.
– Перекраситься, что ли? – нервно спросила Маша у своего унылого отражения.
– Ни в коем случае! – Сокольский ворвался в приемную, на ходу стягивая куртку. – Мне кто-нибудь звонил?
– Нет, – мрачно буркнула Маша. Ей было неловко, что шеф застукал ее вертящейся перед зеркалом.
– Начинаем новую жизнь? – подмигнул Сокольский. – Оно тебе надо?
– Надо.
– Ладно, не лезу. Но перекрашиваться категорически не советую. Такой цвет волос – подарок природы. Да и все остальное тоже. Кстати, я не знал, что ты у нас… ммм… без предрассудков. Мы могли бы поужинать сегодня и обсудить… рабочие вопросы.
– Я с начальством не сплю, – отрезала Маша, захлопнув шкаф.
– Да я, собственно, и не предлагал так сразу, – хохотнул шеф, правда, по тону угадывалось, что он слегка уязвлен прямолинейностью подчиненной. – А что, Бартемьев и правда половой гигант? Я просто из любопытства спрашиваю.
– Кто? А, видимо, ваш сплетник Людвиг… Чтобы удовлетворить свое любопытство, предлагаю пригласить на ужин его, а не меня. Там все и выясните, – окончательно обозлилась Маша.
– Ясно. Раз у тебя с утра такое настроение – Бартемьев не гигант. Но ты не расстраивайся. Есть же и другие мужчины.
– Да что вы говорите? – ядовито прокомментировала Маша. – Тогда я спокойна. В жизни появился смысл.
Сокольский взглянул на нее с состраданием, но промолчал.
На столе затрезвонил телефон, деловито жужжал факс, выплевывая бумагу. День пошел своим чередом.
«Надо срочно что-то делать! – лихорадочно соображала Маша. – Иначе я сойду с ума. Надо отвлечься. Нельзя постоянно думать об этой неведомой бабе. Это унизительно. Я никогда не поведу себя, как примитивная клуша. Я не буду ничего выяснять. Не буду. Не буду. И думать надо о чем-то другом. О работе, например».
Она с отвращением посмотрела на стопку листов. Пришел новый договор, который следовало перевести как можно быстрее. Но как можно думать о работе, когда знаешь, что твой собственный муж в этот самый момент, возможно, и не работает вовсе, а…
«Ключевое слово – «собственный». Надо отталкиваться от этого», – Маша попыталась уложить свои горести в рамки обычной схемы. Раньше этот прием помогал справиться с проблемой или хотя бы успокоиться.
«Собственный – это значит мой, персональный, личный. Если предположить, что это не муж, а автомобиль, то есть два варианта: его угнали или он сломался сам. Если угнали, то надо попытаться вернуть. Все же собственность, с какой стати его кому-то дарить. А если сам сломался, то надо поменять. Исходим из того, что починить его нельзя. Или можно? И еще один момент: автомобиль все же подневольная куча железа, которую может присвоить посторонний человек. А муж? Он что, без сознания был, когда его «угоняли»? Сигнализация не сработала? Так что? Как быть-то? Угнали или сломался? Какой вариант менее безболезненный для хозяина? Однозначно – лучше, если сломался. Есть шанс починить».
Как «чинить» мужа, вильнувшего налево, Маша не знала. Поэтому решила пойти по проторенному пути – в салон красоты. Пусть он увидит, какое сокровище теряет. Как в анекдоте: «Такая корова нужна самому». Это было тоже довольно унизительно – пытаться понравиться, угодить, но лучше уж совместить приятное с полезным, чем превращаться с народную мстительницу, вычислять соперницу и устраивать с ней битву на половниках.
Когда у брошенной женщины появляется цель, ей становится легче. По крайней мере, поток мыслей делится на две половины, лишь одна из которых омывает утес под скорбным названием «Муж бросил». Зато вторая конструктивно и целеустремленно несет вперед, возможно, к новой жизни. Тогда и русло первой реки со временем может высохнуть.
