У нее самые длинные ноги на свете. Она также была той девушкой, которая на вечеринке в честь Дня благодарения позволила пить шоты со своего тела.
— А, вот откуда я ее знаю. Все скандировали ее имя и хлопали, Ло-р-ен Ко-нн-ер.
Я воспроизвожу фирменный бейсбольный удар, который сопровождается скандированием имени игрока.
— Да, это она. — Рэт снова покачивается. — Блин, кажется, мне нужно поесть. Хочешь чего-нибудь?
— Я в порядке. Думаю, скоро отправлюсь в постельку. Я выпила половину пива и не могу проникнуться духом вечеринки.
— Но ты только закончила очередной изнурительный семестр. Тебе надо развеяться, сестренка.
— Для меня «развеяться» — это кино и мороженое в постели. Я скучная.
— Не-а, — Рэт целует меня в голову, — ты идеальна. Если решишь уехать, обязательно скажи мне. Я организую тебе поездку домой.
— Хорошо.
Я быстро обнимаю его и не пытаюсь спорить о поездке, потому что это единственное, от чего его невозможно отговорить. Он очень заботливый, и это одна из множества причин, почему я так сильно его люблю. Он всегда заботится обо мне, и, что удивительно, я не чувствую себя ущемленной из-за этого. У меня не так много подруг, но знаю, что у большинства девочек нет таких отношений со старшими братьями. Он дает мне уверенность в том, что я могу быть… собой. Причуды и все такое.
Наблюдаю, как Рэт прорывается сквозь толпу и направляется к кухне в задней части дома, а люди по пути приветствуют его. Я никогда не буду такой, как он, — такой общительной и непринужденной.
Я знаю свои сильные и слабые стороны, и одна из самых больших слабостей — неумение общаться. Единственная причина, по которой я прихожу на эти вечеринки, заключается в том, что люблю наблюдать за людьми. Я легко вливаюсь в коллектив, растворяюсь в толпе, поэтому мне легко наблюдать за окружающими. Это очень помогает в изучении поведения. Вот если бы я ещё могла ходить и задавать вопросы, попутно конспектируя. Вот это был бы кайф.
— Что ты здесь делаешь в одиночестве?
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что за моей спиной стоит Брэм Скотт. Этот уверенный голос я теперь легко узнаю.
Я поворачиваюсь к нему, его лицо покрыто щетиной, как и у остальных парней в братстве — они не бреются до окончания экзаменов, — уголки его губ приподняты, а глаза оценивающе смотрят на меня.
— Я как раз собиралась уходить. Кларисса танцует, а я не в настроении для вечеринки.
— Нет, ты не можешь уйти. — Он притягивает меня к себе, и мы идем по дому. — Это конец семестра, Джулс, и ты обязана праздновать.
— Подобные празднования не для меня.
— Не-а, ты просто неправильно делаешь это. Следуй за мной.
Брэм проводит меня через толпу и возвращает на кухню, где я обнаруживаю Рэта с бутербродом в одной руке и пивом — в другой, разговаривающего с девушкой, которая сидит рядом с ним на стойке. Я наблюдаю за поведением брата, за его улыбкой, за тем, с какой легкостью он заигрывает с девушкой. Мне бы хотелось быть похожей на него, а не быть все время замкнутым человеком.
— Сюда. — Брэм обхватывает своей ладонью мою, отчего вся рука покрывается мурашками.
Я так сосредоточена на том, как его большая рука обхватывает мою, что только когда мы выходим на улицу и садимся рядом с лампой накаливания, я понимаю, что он захватил для нас импровизированный шведский стол — напитки, пакет чипсов и пачку печенья. Мы занимаем два пластиковых стула, между которыми лежит небольшое бревно, служащее столиком. Шум изнутри проникает на улицу, но заглушается массивными деревянными дверьми, ведущими на задний двор. Здесь спокойно.
— Вот. — Брэм протягивает мне маленький пакет молока, отчего я хихикаю, и открывает пачку печенья Chips Ahoy и пакет чипсов со вкусом барбекю. — Это не Mrs. Fields и не Ruffles, но сойдет. — Он тянется ко мне своим пакетом молока и говорит: — Выпьем за новый семестр.
Я смотрю на молоко в его руках.
— Ты собираешься его пить? Разве ты не пил пиво?
Он делает большой глоток.
— Ага, к чему ты клонишь?
Я описываю жестом круг вокруг своего живота.
— Вступив в реакцию с выпитым пивом, у тебя не будет пучить живот?
— У меня крепкий желудок, так что можно не беспокоиться. — Брэм кладет печенье в рот и жует. — Ну же, угощайся. Не стесняйся.
Я изучаю его, не понимая, почему мы сидим вместе на улице, едим чипсы, печенье и пьем молоко, когда несколько минут назад он обнимался с Лорен Коннер, или, по крайней мере, так сказал Рэт. Это кажется мерзким.
— Ты же знаешь, что не должен этого делать.
— Что делать? — спрашивает он, жуя чипсы.
— Тусоваться со мной, потому что я была одна… потому что пожалел меня из-за того, что случилось на прошлой неделе.
Он засовывает в рот чипсы.
— Я здесь не из жалости к тебе, так что выкинь это из головы. И знаю, что не обязан с тобой общаться. Я хочу этого. — И тут он умолкает, его взгляд устремлен на заросший задний двор. — Зачем ты приходишь на эти вечеринки, если не любишь тусовки?
Думаю, мы не будем говорить о том, как он защищал меня, и, судя по всему, с его руками все в порядке. Скорее всего, он не захочет обсуждать свои руки. Сдаваясь, я, наконец, беру печенье и откусываю маленький кусочек.
— Потому что Клариссе нравятся вечеринки, а мне нравится наблюдать за людьми. — Я поправляю очки и поворачиваюсь к Брэму, его пристальный взгляд переключается на меня.
— Социальные условия могут определить человека чётко и ясно выразить его индивидуальность. Есть заводилы, такие, как ты, у которых в ДНК заложено следить за тем, чтобы все хорошо проводили время. Так же есть подражатели, те, кто недостаточно храбр, чтобы руководить, но у кого нет проблем с весельем. Такие, как Кларисса. А еще есть отшельники, к ним можно отнести меня. Тихие, застенчивые люди, интроверты. Люди, которые хотели бы походить на заводил, но у которых не хватает смелости сделать это.
— Ты не хочешь быть заводилой, — отвечает Брэм, делая глоток молока, его голос более серьезен, чем я когда-либо слышала. — Это еще не все, чем кажется на первый взгляд. Иногда это просто шоу.
— Это утомительно?
Он проводит рукой по волосам.
— Да. — Ьрэмн склоняется голову набок, рассматривая меня. — Гораздо спокойнее дышать, ценить такие мелочи, как молоко и печенье.
— И я из тех девушек, с которыми можно разделить молоком и печенье?
— Ты так говоришь, будто это плохо.
