- А ты не знаешь?
- Хочу, Ефим, услышать твое мнение.
- Ну что же, - сказал Щаденко, - я хоть и реже твоего в действующих частях бываю, но и тут мы пульс чувствуем. Семена Михайловича куда магнитом тянуло? За Ростов, туда, где он свой первый отряд создал, где свою первую дивизию организовал, где у бойцов в каждом хуторе родня, сватья да братья. Теперь и хлынули в наши полки друзья и знакомые буденновцев. Белые их тут не очень жаловали, знали, какие орлы из этих гнезд вылетели. Думаю, Клим, это хорошие кадры.
- Согласен. Хотя неполадки, конечно, будут. Но не только одностаничники Семена Михайловича вливаются в наши эскадроны. Сейчас во всех подразделениях донские казаки появились. Сдаются десятками, сотнями, перебегают к нам. Будто плотину прорвало.
- И это мне известно, не зря все же кадрами-то занимаюсь. - Щаденко не удержался от улыбки. - Тут вот что учитывать надо. Многие казаки утратили веру в своих генералов. Это раз. А другое: станицы-то ихние теперь на нашей территории, за нашей спиной, а Кубань без особой охоты донцов встречает. Давнее соперничество. Донское войско большую историю имеет, донцы считают себя настоящими казаками, а кубанцы для них - выскочки. К иногородним их причисляют, «хохлами» зовут. Те тоже в долгу не остаются. Всегда споры-раздоры, а сейчас особенно. В кубанских станицах много беженцев с Дона, которым приходится добывать пропитание и себе, и лошадям, и скоту. А у кубанцев тоже не густо. Они незваных гостей на баз не пускают. Из станиц гонят. Подавайся куда угодно. Хоть в лес к зеленым, хоть в степь к красным.
- Похоже, - согласился Ворошилов. - Я одного перебежчика спросил: как, мол, думаешь дальнейшую судьбу устраивать? А он говорит: «Перезимую с конем в эскадроне, а там видно будет». Вот такой вояка.
- Оботрется, обломается среди наших. Комиссар над ним поработает, командир, товарищи. Что потяжелей, с нами останется. Дерьмо уплывет.
- А другого казачину спросил, так у него свое объяснение. Двенадцатого года призыва, уже восемь лет в седле. Привык воевать, на казенных харчах жить, больше ничего не умеет, ничего не хочет. Говорю: «Война кончится, куда пойдешь?» А он смеется: «На мой век драки хватит. Во Владикавказе афишки видел: англичане казаков к себе кличут в пустыне порядок наводить. Хорошие деньги обещают». И таких немало. Вот и опасаюсь я, Ефим, что размягчит, расшатает это пополнение основу наших эскадронов. Участились случаи нарушения дисциплины. Пьянки, драки, даже грабежи. Трибунал работает с полной нагрузкой.
- Что ты предлагаешь, Клим? Не принимать добровольцев и перебежчиков?
- Нет, идеальных сознательных бойцов нам никто не пошлет, чуда не будет. Мы сами должны лепить, создавать красных конников из того материала, который есть. - А конкретно? - Щаденко понимал, что разговор этот затеял Ворошилов неспроста.
- Думаю, что здесь, в Таганроге, на базе новой дивизии нужно создавать маршевые эскадроны. Включать в них наиболее надежных товарищей. Направим хотя бы человек по двести в каждую действующую дивизию. Сразу окрепнет пролетарская партийная прослойка.
- Не хотелось бы дробить монолит.
- Для чего нам монолит сам по себе? - загорячился Климент Ефремович. -Я как раз вижу значение новой дивизии не только в том, что она будет действовать с рабочим упорством, с рабочей организованностью - она станет кузницей кадров для всей Конармии. Мы отправим теперь на передовую шестьсот - семьсот пролетариев, коммунистов, а на их место возьмем столько же или больше рабочих с шахт и рудников.
- Когда? - спросил Щаденко. - Когда отправлять?
- Вижу, что осознал ты, - улыбнулся Климент Ефремович. - Чем скорее, Ефим, тем лучше. Чтобы успели к большим боям. Передышка короткая, и люди должны осмотреться, освоиться в эскадронах.
3
11 февраля Конная армия двинулась к станице Платовской. Надо было пройти сто тридцать километров по малолюдным просторам вдоль левого берега реки Сал. Семен Михайлович, досконально знавший родные края, хорошо представлял, каково будет коннице в открытой зимней степи, поэтому марш готовился особенно тщательно. Каждая дивизия получила свой маршрут. Пулеметные тачанки переставили на полозья или подняли и закрепили на санях.
Однако даже многоопытный Буденный не смог предвидеть, насколько трудным окажется этот поход. Мешал снег. В степи его навалило метровым слоем, в низких местах - сугробы с человеческий рост. Погода держалась пасмурная, с небольшим морозцем. Снег все подваливал да подваливал. Мелкий, сухой, зыбкий, он засасывал, словно песок. Каждый шаг требовал усилий. Колонны двигались медленно, бойцы на руках вытягивали из заносов артиллерийские орудия, зарядные ящики, обозные повозки.
День в пути, а ночью и отдохнуть негде. Изредка встречались небольшие хутора, разоренные белыми, одни только печные трубы. В уцелевшие хаты люди набивались так, что спали сидя или даже стоя. Лишь бы малость согреться, смежить глаза в тепле.
Добыть здесь продовольствие или фураж нечего было и думать. Бойцы кое-как перебивались на взятых с собой припасах, а кони быстро начали сдавать в теле. Семен Михайлович приказал расспросить местных жителей, где остались неубранные пшеничные поля. Выкапывать пшеницу из-под снега, кормить лошадей.
И все же люди шли весело. Ветераны-буденновцы стремились на родину, в большие богатые станицы Платовскую и Великокняжескую. А придя, увидели, как похозяйничали белогвардейцы, опустошив закрома и подвалы. Но для дорогих земляков жители не поскупились, достали то, что надежно было припрятано в клунях, зарыто в земле.
Радость встреч смешивалась с горем утрат. Привезли с собой буденновцы вести о тех, кто больше никогда не переступит порог родного дома. Черные платки повязали овдовевшие бабы, потерявшие сыновей старухи. Плакали осиротевшие дети. Разом и праздник праздновали, и поминки справляли.
Климент Ефремович проехал через Платовскую вечером. Людно и шумно было в станице. Повсюду в хатах горел свет, слышались громкие голоса, звуки гармошки. Но в общем-то ничего особенного, почти как на обычном отдыхе. По совести говоря, Ворошилов ожидал худшего. Не зря, значит, предупреждал он политработников, а Буденный - комсостав: пока враг близко, никаких особых торжеств, никакого расслабления.
Семена Михайловича нагнал за Манычем, неподалеку от железнодорожной станции Шаблиевки. Командарм был слегка возбужден, но настроение вполне деловое. Сказал, что Шаблиевку упорно обороняют белые пластуны с бронепоездом. Стрелковая дивизия начдива Ковтюха лежит там, зарывшись в снег. Сейчас ей поможет 4-я кавалерийская.
Встречаться с Ворошиловым взглядом Буденный избегал, голос его звучал не очень уверенно. Будто чувствовал за собой какую-то вину. Однако Климент Ефремович, хоть и кипело у него внутри, сдержался, даже поздравил:
- С благополучным возвращением в родную станицу!
- Спасибо. Только вот казаки над головой висят.
- В Шаблиевке?
- С Шаблиевкой сегодня покончим, там семечки... На станции Торговой у них силы сосредоточены. И пехота и конница. Когда разгоним, можно и погулять денька два-три?! - вопросительно покосился он на Климента Ефремовича.
- Против заслуженного отдыха возражать не стану, а вот выдумку твою не одобряю.
- Какую такую выдумку? - притворно удивился Семен Михайлович.
- Эта дорога куда ведет?
- На Торговую.
- А в приказе командующего фронтом что сказано?
- Там сказано, Клим Ефремович, что мы должны врезаться между Донской и Кубанской армиями противника, искалечить их фланги, двигаться но тылам белых в направлении станции Тихорецкая.
- Это общая задача. А конкретно? Куда мы должны были повернуть из Платовской? Строго на запад, на станицу Мечетинскую.
- Чего мне там делать, в этой Мечетинской? Это еще верст сто по бездорожью, по холоду. И никакого фуража на пути. Общую задачу я выполняю, а уж на месте мы с тобой сами можем решить, как лучше. Белые у нас под носом, а мы вместо того, чтобы захватить Торговую, перерезать железнодорожную линию, попремся по степи врага искать.
- Здесь пехота десятой армии справится.
- Не дюже она справляется, пехота-то. Вон Ковтюх со своими целые сутки за Шаблиевку бьется, и никакого продвижения.
- Ловок ты рассуждать, Семен Михайлович, на все у тебя свои доводы.
- Маракую, Клим Ефремович, без этого нам никак нельзя.
- Командующий фронтом тоже соображал, когда приказ отдавал. У него есть план, есть замысел. Вместе с дивизиями товарища Гая и товарища Азина должны мы были захватить Мечетинскую, содействовать нашим войскам. А ты маракуешь... Или самовольничаешь?
- Клим Ефремович, мы выполняем приказ по обстановке. И, между прочим, надеюсь на твою полную поддержку и одобрение.
- Конечно, Мечетинская далеко, мороз крепнет. В такую погоду измотаем армию переходами... Это я, Семен Михайлович, твои рассуждения стараюсь понять.
