– Магдалена пообещала Барбаре, что не скажет вам, где она прячется, – начал Симон примирительным тоном. – Если Магдалена нарушит это обещание и вы вернете Барбару силой, то та снова сбежит от вас при первой же возможности. Это ни к чему не приведет.
Якоб продолжал молчать, клубы дыма зловещими духами поднимались к потолку. За столом царило напряжение, и Магдалена уже не могла этого выносить.
«И почему отец всегда такой твердолобый?» – подумала она.
В воздухе еще витал запах ужина из сала, бобов и пшена. Посреди стола стояла широкая сковорода, из которой ели всем семейством. Петер и Пауль, сытые и счастливые, играли с кошкой на устланном тростником полу; они, единственные из всех, пребывали в хорошем настроении. Лишь изредка Симону приходилось вмешиваться, когда Пауль тянул кошку за хвост или подносил к ее шерсти горящую лучину.
Еще во время ужина отец пытался вызнать у Магдалены, где находится ее младшая сестра, но она упорно молчала. Бартоломей между тем без лишних слов, но с громким чавканьем поглощал жаркое. Магдалена не сомневалась, что после свадьбы Катарина быстро отучит его от подобных манер. Однако сейчас будущая невеста Бартоломея благочинно ночевала в отчем доме недалеко от Песочных ворот.
Через некоторое время прокашлялся Георг:
– Мы с дядей ближе к вечеру были в тюрьме в часовне Святого Фомы, что рядом с собором, – начал он бодрым голосом, чтобы немного поднять настроение. – Там, при Старом дворе, держат преступников, которые представляют для епископа особую важность. Нам удалось заглянуть в камеру этого Матео. Учитывая обстоятельства, он довольно неплох. Если то, что рассказал Симон, подтвердится, в ближайшие дни ему ничего не грозит. Но парень, конечно, жутко напуган.
Фронвизер рассказал остальным о намерении архиепископа устроить состязание между двумя труппами и о том, что допрос Матео отложен до конца этого состязания. В целом Симон не зря ходил к епископу, хотя Магдалена понимала, что они тем самым выиграли лишь небольшую толику времени.
– Вам удалось поговорить с ним? – спросила она у младшего брата.
Георг пожал плечами:
– Так, пару слов. Он клянется, что невиновен. Но у него уже есть кое-какие подозрения…
– Жискар и его труппа, полагаю, – перебила его Магдалена. – Такое вполне можно представить. Все-таки Матео днем раньше подрался с его людьми, а в комнату с сундуками артистов мог войти кто угодно. Кроме того, Жискар может надеяться, что теперь и других людей сэра Малькольма заподозрят в том, что они оборотни. Тем более что Матео скоро подвергнут пыткам. – Она взглянула на дядю: – Ты поможешь нам оттянуть допрос до тех пор, пока мы не разыщем настоящего преступника?
Бартоломей вытер рот от остатков жаркого и язвительно рассмеялся:
– Ха, вы серьезно думаете, что пройдетесь по улицам Бамберга, схватите этого оборотня, или кого там еще, и выручите своего Матео? – Он покачал головой: – Забудьте об этом. Даже если вам удастся выяснить, кто или что стоит за этими похищениями, охота не прекратится. Так было и во время прошлых преследований. Начинается большая чистка.
– И ты на этом неплохо заработаешь, верно, братец? – донесся из-за клубов дыма голос Куизля. – За каждый костер получишь добрых двадцать гульденов… Скажи честно, может, и за этот чудный дом заплатили казненные колдуны и ведьмы? Может, это один из тех домов, что опустели, потому что хозяев на тот свет спровадили? Урвал и себе кусок, разве нет?
– Что ты несешь такое, черт тебя подери!
Бартоломей стукнул ладонью по столу с такой силой, что дети с перепугу залезли к маме на колени. Голос у него немного дрожал, и Магдалена не в первый раз отметила, что дядя был вовсе не таким черствым, каким иногда выказывал себя.
– Кто ты такой, чтобы пытаться судить меня, Якоб? – продолжал он обиженно. – На твоей совести людей не меньше!
– Среди них не было ни одной ведьмы, Бартоломей. Все, кого я казнил, умерли с полным на то основанием. А если нет, то я по крайней мере не затягивал их страдания без нужды. Можешь ты сказать о себе то же самое?
Бартоломей сжал губы в тонкую линию.
– Дьявол, я не имею никакого отношения к тем преследованиям. Я приехал в Бамберг позже. Место было свободным, потому что… потому что прежний палач просто сгинул. Исчез без следа после того, как замучил и казнил сотни людей.
– И все-таки его деяния перешли к тебе, как проклятие, – проговорил Якоб.
Бартоломей вдруг вскочил. Казалось, он готов вцепиться брату в горло.
– Узнаю старшо́го, самого умного! – крикнул он. – Все-то он лучше всех делает… Ты такой умный, Якоб, прав во всем… Тогда расскажи своим любимым детям, как ты сам однажды смылся. Знаешь, сколько мне тогда было, Якоб? Или уже забыл? Двенадцать! Нашей сестренке, маленькой Элизабет, – три! И ты просто бросил нас в беде!
– Я… у меня были свои причины.
Магдалена в недоумении посмотрела на отца. На лице его вдруг отразилось смятение, он стал нервно попыхивать трубкой.
– Бросил в беде? – переспросила женщина. – Ты никогда не рассказывал нам, что произошло, когда ты ушел из Шонгау. Почему ты…
В это мгновение в дверь яростно постучали.
Все на секунду затаили дыхание. Потом Бартоломей нетерпеливо окликнул:
– Кто там еще?
– Это я, Катарина. Открой, пожалуйста! Я… я…
Голос у Катарины дрогнул и перешел в жалобный плач. Бартоломей тут же вскочил и устремился к двери. Когда он распахнул ее, невеста бросилась к нему со слезами. Она вымокла до нитки и задыхалась так, словно бежала всю дорогу.
– Что стряслось? – спросил Бартоломей осипшим голосом.
Магдалена впервые увидела в его глазах проблеск страха. Катарина не ответила и продолжала плакать, тогда Бартоломей принялся трясти ее. Петер с Паулем тоже испуганно заревели.
– Катарина, скажи уже что-нибудь! – крикнул палач сквозь шум. – Что, черт возьми, случилось?
– Они… они запретили! – выдавила наконец Катарина. – Просто взяли и запретили!
Бартоломей взглянул на нее в недоумении:
– Кто запретил и что?
– О Господи, я, кажется, догадываюсь, – прошептала Магдалена Симону, который, как и остальные, растерянно взирал на дородную женщину.
– Нашу свадьбу, что же еще! – ответила Катарина срывающимся голосом, затем достала большой платок и громко высморкалась. – Благородным советникам неугодно, чтобы мы праздновали в Банкетном доме! Отец… отец только что вернулся из ратуши, там ему и сообщили. Нечестивому палачу нельзя справлять свадьбу среди порядочных людей. Распоряжение викария!
– Будь неладен этот Харзее, – пробормотал Симон. – Этого следовало ожидать. Псина набожная… Для него конец света наступит, если хоть на шаг выйти за рамки дозволенного.
На мгновение воцарилось молчание, прерываемое лишь всхлипами Катарины и ревом детей. Бартоломей с явным облегчением покачал головой.
– Господи, я-то уж думал… – вздохнул он. Потом строго взглянул на Катарину: – Нельзя было подождать с известием до завтра? Ты хоть знаешь, как опасно бродить по улицам после наступления темноты? Черт знает что могло случиться!
– Разве ты не понимаешь, что это значит, Бартоломей? – посетовала Катарина. – Нам все придется отменить! Музыкантов, еду, вино, украшения…
– Так отпразднуйте здесь, в доме, – предложил Якоб; сидя на лавке, он курил и следил за происходящим. – Как мы с моей Анной. Все равно тут куда лучше и приятнее. Кому нужна вся эта роскошь? – Он покачал головой. – Вам же не жениться запретили, а только праздновать в Банкетном доме, верно?
– Не то чтобы в радость соглашаться с братом, но он прав, – проворчал Бартоломей. – У меня эти празднества все равно только ужас вызывают. Мы просто отзовем большинство приглашений, ты приготовишь нам вкусного жаркого, будет пара бочонков пива, и потом…
Его последующие слова заглушил плач Катарины. Бартоломей с Якобом недоуменно переглянулись. Георг тоже нахмурил лоб.
– Боюсь, вам, мужчинам, этого не понять, – заявила Магдалена.
Она встала и в утешение обняла свою будущую тетку, сотрясаемую рыданиями.
