— Я ей предлагал переехать ко мне, в загородный дом, — пояснил Кирилл, входя в лифт, — но она ни в какую — хочет самостоятельности, и вообще привыкла жить в городе.
Подойдя к двери, Сима услышала доносящиеся из-за нее звуки фортепьяно.
Кирилл позвонил, музыка прекратилась, раздались приближающиеся шаги и старый, но звучный голос:
— Иду-у, иду-у!
Дверь открылась, на пороге появилась старушка в белой кружевной блузке, заколотой на шее брошью с камеей, с аккуратно уложенными голубоватыми волосами и с бледно-розовой помадой на губах.
— Кирюшенька, это ты! — старушка умильно сложила руки. — И с девушкой! Как хорошо!
— Это Симона, очень славная девушка, — представил Кирилл свою спутницу.
— Не сомневаюсь, — старушка посторонилась, пропуская гостей в квартиру, и внимательно посмотрела на Симу.
— А мы ведь раньше встречались, — проговорила она неуверенно.
— Вряд ли, — ответила Сима. — Я бы это запомнила.
Старушка проводила гостей в комнату, усадила их на диван.
Комната была просторная и светлая. На стене висела картина — букет полевых цветов в простом глиняном кувшине, на самом видном месте стояло немецкое пианино.
— Сейчас мы будем пить чай! — объявила хозяйка дома.
— Тетя, я сам накрою, — предложил Кирилл.
— Ни в коем случае! Я что, по-твоему, такая дряхлая развалина, что не могу самостоятельно поставить чайник?
— Нет, тетя, я этого не говорил, я просто хотел…
— А если не говорил, так сиди, как положено гостю!
Старушка удалилась на кухню, вскоре вернулась и села к инструменту.
— Симона, — обратилась она к гостье, — как вы относитесь к старинному романсу?
— Ну, как вам сказать… — Сима замялась, — скорее хорошо…
Старушка кивнула, положила руки на клавиши и запела тоненьким, чуть надтреснутым голоском:
— Моя душечка, моя ласточка,
Взор суровый свой проясни,
Иль не видишь ты, как измучен я?
Пожалей меня, не гони!..
— Тетя, может, не надо? — взмолился Кирилл. — Симона у тебя первый раз, пожалей ее…
— Да что вы, Кирилл… — смутилась Сима, — пусть ваша тетя поет, мне нравится…
— Вот видишь, Кирюша, — оглянулась тетушка, — ей нравится! Я же сразу поняла, что она — очень милая девушка!
И она продолжила:
— Не лукавьте, не лукавьте,
Ваша песня не нова,
Ах, оставьте, ах, оставьте,
Все слова, слова, слова…
— Тетя! Я умоляю! — не выдержал Кирилл. — Я тебя очень прошу, не надо!
— Ну хорошо, хорошо! — старушка резко захлопнула крышку пианино, встала, обиженно проговорила: — А тому юноше очень понравилось, как я музицирую! Он меня слушал целый час, я ему спела и этот романс, и «Не уходи, побудь со мной», и «Темно-вишневую шаль»…
— Юноше? Какому юноше? — строго спросил Кирилл. — Ты мне ничего не рассказывала!
В глазах старушки мелькнул испуг, как будто ее поймали на каком-то неблаговидном поступке, но в это время из кухни донесся свист.
— Ой, чайник вскипел! — в голосе тетушки прозвучала плохо скрытая радость. — Сейчас мы будем пить чай!
Через несколько минут тетушка снова появилась с чайником.
Она поставила на стол три чашки розового немецкого фарфора, вазочку с конфетами и другую — с домашним печеньем. Разлив чай, пригласила гостей к столу.
Сделав первый глоток, Кирилл пристально взглянул на тетушку и строго проговорил:
— Тетя, не думай, что я забыл. Какого это юношу ты тут принимала?
— Что? — старушка уставилась на племянника невинным взором. — О ком ты говоришь? Какой еще юноша? Кирюша, я не в том возрасте, чтобы принимать юношей…
— Вот именно! — прервал ее Кирилл. — И не надо делать вид, что ты все забыла! Ты только что проговорилась, что целый час пела ему «Темно-вишневую шаль» и «Очи черные», и он все это безропотно слушал! Тетя, колись!
— Я не говорила ничего подобного! — возмущенно возразила старушка. — Я никогда не пою «Очи черные»! Это не мой репертуар! «Темно-вишневая шаль» — это да, но не «Очи черные»!
— Ну, может, ты пела что-то другое, но он слушал тебя целый час — и о чем это говорит?
— О том, что у него хороший вкус и приличное воспитание! В отличие от многих моих знакомых…
— Нет, тетя! Это говорит о том, что он — мошенник! Я много раз тебе говорил, что существуют мошенники, которые специализируются на обеспеченных старушках вроде тебя!
— Он не мошенник! — возмущенно перебила его тетушка. — Неужели ты думаешь, что я не в состоянии отличить мошенника от приличного человека? Может быть, я стара, но я еще не в маразме! И вообще, зачем ты начал этот разговор при… при девушке?
— Это не я, это ты его начала. И я за тебя очень беспокоюсь. Скажи, чего от тебя хотел этот «приличный человек»? Он хотел тебе что-нибудь продать? На что-то тебя уговаривал?
— Нет, ничего подобного!
— Но чего он от тебя хотел? Зачем он к тебе пришел?
— Но он очень просил ничего тебе не говорить… — смущенно пролепетала старушка.
— Тем более! Неужели тебя это не насторожило? Ясно же, почему он просил не говорить это мне — чтобы я не помешал его афере! Чтобы я не помешал тебя облапошить!
— А вот и нет! — проговорила старушка, поджав губы. — Вовсе не потому! Как плохо ты думаешь о людях! Просто он хотел, чтобы это было для тебя сюрпризом…
— Что — это? — продолжал настаивать Кирилл.
— Книга… он пишет о тебе книгу.
— Книгу?
— Вот именно! Ведь ты, Кирюша, очень известный, можно даже сказать — выдающийся человек, разумеется, публике интересно знать, как ты добился своего положения! Каким ты был в молодости, как пришел к своему теперешнему положению…
— Вот как? — Кирилл строго взглянул на старушку. — Тетя, если кто-то хочет обо мне писать, он должен сначала обсудить это со мной. Иначе никак нельзя. А ко мне никто не обращался…
— Ну, не знаю… — тетушка явно смутилась. — Может быть, он просто не успел…
— Тетя, что он у тебя спрашивал? Что ты ему рассказала? Мне это обязательно нужно знать!
— Да не волнуйся, Кирюша! — старушка делано засмеялась. — Я не выдала ему никаких твоих коммерческих тайн! Я их просто не знаю… да он ни о чем таком и не спрашивал, его интересовала в основном твоя юность, молодость. Он говорил, что это — для первой части книги, где будет рассказано, как формировался твой характер…
— Молодость? — настороженно переспросил Кирилл. — А конкретно, о чем вы говорили?
— Ну, как… — тетушка замялась. — Я рассказывала ему о твоем увлечении фехтованием… это ведь тебе очень много дало — правда? Фехтование сформировало твой бойцовский характер…
— Еще о чем?
— Ну, ты понимаешь, он спрашивал о твоей личной жизни в то время… он говорил, что такие вещи очень интересуют читателей… что это очень способствует популярности книги… поэтому его очень заинтересовала история с Диной…
Старушка вдруг взглянула на Симу, и на ее лице отобразилась напряженная работа мысли, как будто она что-то безуспешно пытается вспомнить. Кирилл не обратил на это внимания — он побледнел и резко спросил тетю:
— Зачем ты обсуждала это с посторонним человеком?
— Ну, Кирюша, не обижайся! Он же просил рассказать ему какую-нибудь романтическую историю, вот я и…
— И что ты ему рассказала?
— Ну, рассказала, как ты переживал… в ту страшную ночь, как вернулся рано утром — бледный, измученный, на тебе просто лица не было…
— Тетя! — вскрикнул Кирилл и покосился на Симу. — Тетя! Ты сказала ему, что я тогда вернулся утром?!
Старушка заморгала, закусила губу и уставилась на племянника с видом нашкодившего ребенка.
— Ах, ну да… — пролепетала она. — Я никому не должна была этого говорить… но, Кирюша, это было так давно… вряд ли это сейчас кому-то интересно…
— Очень даже интересно! Ты ведь сама сказала, что я — заметный человек! Наверняка этот твой гость решил меня шантажировать, и ты дала ему отличный материал…
— Ох, Кирюша, ну почему ты всегда так плохо думаешь о людях? Это был очень, очень приличный молодой человек!
— Да-да, мы это уже слышали! Он завоевал твои симпатии тем, что целый час слушал твое пение…
— Не только слушал! — гордо проговорила старушка. — Он записывал меня на магнитофон! Он сказал, что у него есть знакомый продюсер, который любит старинные романсы и хочет создать пластинку, на которой пожилые люди вроде меня исполняют романсы! Я могу прославиться, Кирюша!
— Так он еще и записывал все на магнитофон?! — воскликнул Кирилл, схватившись за голову. — Он записал все, что ты рассказала? И про то, что я тогда вернулся утром?
— Кажется, да… — старушка снова смутилась. — По-моему, он как включил магнитофон, так и не выключал его…
— Ох, тетя, тетя! — вздохнул Кирилл. — Я ведь тебя просил… ты ведь всегда была умной и осторожной, а тут… я никак не ожидал от тебя такого легкомыслия!
