По другую сторону, почти у лесной опушки они увидели парящие силуэты двух машин. Те же машины, отметил Флинкс, которые встретили их челнок по прибытии сюда так много недель назад.
На каждой машине спереди была установлена небольшая лазерная пушка. Пока они смотрели, из одного такого оружия выскочил тонкий красный луч на каменистый склон впереди и выше. Там было несколько мелких, уходивших в гору, шахт.
Вскоре чистая скала была изуродована тремя черными эллипсоидами, скромными пятнами разрушения там, где завяли кусты и расплавились в стекло более светлые силикатные скалы.
Откуда-то из верхнего конца рудника сверкнула голубая линия ручного лучемета, ударившая по наружной части машины. Экран машины оказался более чем достаточно прочным, чтобы поглотить и рассеять такие крошечные вспышки энергии.
Неожиданно две машины повернули и быстро двинулись обратно вниз по склону к главному зданию. Их приглушенное гудение проникло в коридор, где Флинкс и другие молча следили, как машины, плавно проплыв в метре над поверхностью на толстых воздушных подушках, повернули и остановились как раз за пределами досягаемости лучемета.
Минуту спустя из-за угла к ним протопала знакомая туша. Резко затормозив, она дала своим словам выплеснуться в промежутках между вздохами, как у паровой машины.
– Они убили А, Бэ, Вэ, – вздохнул он с расширенными больше обычного огромными глазами.
– Как это случилось? – спокойно спросил Флинкс. – Я же сказал всем, что они не станут стрелять по этим зданиям. Они не рискнут повредить свое оборудование, так как все еще не убеждены, что мы представляем для них серьезную угрозу.
Пушок взял объяснение на себя, уже связавшись молча и быстро с Голубым: "А, Бэ и Вэ пошли к металлическим пещерам".
– Но почему? – то ли спросил, то ли заплакал Флинкс.
– Они подумали, что создали новую идею, – медленно объяснил Пушок. Флинкс не продемонстрировал ни малейшего понимания, так что урсиноид продолжил: – Эти последние много дней ты постоянно твердил нам, что в эту игру, которую ты называешь цивилизацией, следует играть согласно здравому смыслу, логике, разуму. Судя по тому, что рассказывает мне Голубой, А, Бэ и Вэ решили между собой, что если это так, то холодные умы и другие увидят, что будет разумно и логично сотрудничать с нами, поскольку мы отобрали у них рудник.
– Они вышли без оружия поговорить разумно и логично с машинами. Но, – и в голосе Пушка появилась боль от этой неожиданности, – те даже не выслушали А, Бэ и Вэ. Они убили их, даже не выслушав. Как же может такое быть? – лохматая голова озадаченно посмотрела на Флинкса. – Разве холодные умы и другие, вроде тебя, тоже нецивилизованные? И все же они сделали это без разговоров. Это ли разум, о котором ты говоришь?
Флинкс и Силзензюзекс пока еще не видели ни одного из веселых урсиноидов разгневанным. Пушок, похоже, был близок к этому, хотя это был в действительности не гнев. Это была подавленность и отсутствие понимания.
Флинкс попытался объяснить:
– Есть, Пушок, такие, кто играет в игру нечестно. Те, кто мухлюют.
– Что такое мухлевать? – поинтересовался Пушок.
Флинкс постарался объяснить.
– Понятно, – торжественно объявил Пушок, когда юноша закончил. – Это необыкновенная концепция. Я бы не поверил, что такое возможно. Надо сообщить другим. Это многое объяснит в игре.
Повернувшись, он и Голубой оставили Флинкса и Силзензюзекс одних в коридоре.
– Сколько, по-твоему, – спросила она, глядя через оконную панель на отдаленный комплекс, – они будут там сидеть, прежде чем потеряют терпение и двинутся на нас?
– Вероятно, пока не вернутся челноки. Если мы не разрешим до того эту задачку… – нет, мы должны с ней покончить прежде, чем возвратится барон. У нас здесь нет ничего, кроме ручных лучеметов. У них же есть по меньшей мере две поставленные на турели у взлетной полосы лазерные пушки класса земля-космос и, вдобавок, две поменьше, установленные на машинах. Возможно, есть и еще. Мы не можем бороться с таким оружием. Надеюсь, Пушок и Голубой сумеют втемяшить это в волосатые черепа своей семейки.
Он подошел к ней посмотреть сквозь панель.
– Я уверен, что прямо сейчас на нас направлены две большие пушки. Если мы попытаемся осуществить массовый отход, они испепелят множество наших, точно также, как А, Бэ и Вэ. Нам придется…
По коридору вдруг, потрясая, проплыл на высоком тоне вопль. Он поднялся от среднего тенора до высокого, дрожащего визга предельно ужаснувшегося… а затем прекратился. Принадлежал он, бесспорно, человеку.
Второй вопль – нет. Он исходил от ААнна. Затем раздались новые вопли обоих разновидностей.
Пип нервозно воспарил над плечом Флинкса, и из-под шапки рыжих волос заструился холодный пот.
– А теперь что? – встревоженно пробормотал он, когда они бросились в направлении воплей. Время от времени слышались новые вопли, а за ними, с регулярными интервалами, следовали звуки из противоположного лагеря.
Они услышали должно быть две дюжины воплей, прежде чем встретили Ням и Голубого.
– Что случилось? – потребовал ответа Флинкс. – Что это за вопли?
– Огни, – начала Ням.
– Гаснут, – закончил Голубой.
Флинкс обнаружил, что дрожит. От природы улыбающийся рот Ням был в крови. Обе широкие плоские морды были запятнаны ею. Несколько небольших групп рабочих и охранников не сумели убежать с захваченного рудника.
– Вы убили пленных, – вот и все, что он мог, заикаясь, выдавить из себя.
– О, да, – признала Ням с веселостью, от которой свертывалась кровь. – Некоторое время мы были не уверены, но Пушок объяснил нам и семье. Холодные умы и народ там внизу, – тут жест в направлении главной базы – мухлюют. Мы думаем, что поняли теперь, что такое мухлевать. Это значит играть в игру не по правилам, да?
– Да, но это не мои правила, – ошарашенно прошептал он. – Не мои правила.
– Но нам это подходит, – вмешался Голубой. – Мы понимаем, что правила не твои, друг-Флинкс. Нехорошие правила. Но холодные умы создают новые правила, и мы играем по ним тоже хорошо.
Уйюррийцы потопали дальше по коридору.
Флинкс опустился на колени, прислонившись к стене.
– Игра, для них это все еще игра, – он вдруг посмотрел на Силзензюзекс и содрогнулся. – Проклятье, я не хотел, чтобы это случилось вот так вот.
– Ты тот, кто скачет на гризеле, – без гнева сказала Силзензюзекс. – Ты пробудил его. Теперь ты должен скакать на нем.
– Неужели ты не понимаешь, – безутешно прошептал он. – Я хотел, чтобы Пушок, Ням, Голубой и все остальные из них были избавлены от всех наших ошибок. Я хочу, чтобы они стали такими великими, какими могут быть, а не… – зло закончил он, – просто более умной версией нас.
Силзензюзекс придвинулась поближе:
– Ты все еще держишь гризела за хвост, Флинкс. Тебя еще не сбросили. И не ты научил их убивать, вспомни, они охотятся за мясом.
– Только когда вынуждены, – напомнил в свою очередь он. – И все же, – он показал некоторые признаки успокоения, – может быть, это и есть время, когда они вынуждены. Да, охота в снежное время, чтобы выжить. Правила были изменены, но у нас, все же, есть правила. Просто их нужно определить и дальше.
– Совершенно верно, Флинкс, скажи им, когда правильно убивать, а когда – нет.
Он странно посмотрел на нее, но если что и было спрятано в ее словах, то он не смог этого почувствовать.
– Это именно то, чего я никогда не хотел делать, даже передоверив другому.
– А что заставило тебя думать, будто у тебя когда-то возникнет такая возможность?
– Кое-что… случившееся не так давно, – туманно ответил он. – Теперь это мне так или иначе навязано. Меня запихнули в положение, которого я дал обет никогда не занимать.
– Не знаю, о чем ты болтаешь, Флинкс, – сказала, наконец, она. – Но либо ты скачешь на гризеле, либо он растопчет тебя.
Флинкс посмотрел вперед по коридору, куда свернули за угол Ням и Голубой:
– Хотел бы я знать, кто на ком скачет?
Ответ пришел несколько дней спустя. Как он и предполагал, никаких атак снизу не было, хотя две машины ежедневно гарцевали прямо рядом со стенами строений рудника, побуждая кого-нибудь высунуть свою мохнатую голову.
Пушок разбудил их в маленьком кабинете, избранном Флинксом и Силзензюзекс в качестве спальных покоев.
– Мы приготовили западню, – весело сообщил он, – и теперь собираемся поймать машины.
– Западню… подожди, что за?.. – Флинкс постарался проснуться, лихорадочно протирая все еще богатые сном глаза. Он, кажется, смутно помнил, что Пушок или Мягкогладкая, или еще кто-то рассказывали ему о западне, но не смог составить из сказанного какую-то четкую картину.
– Вы не сможете поймать машину… – начал было он возражать, но Пушок уже тянул его за собой.
– Поторопись, друг-Флинкс, – настаивал он, слушая что-то, находившееся за пределами диапазона нормального слуха. – Началось.
